Материалисты со всей решительностью отвергли идеалистическое учение о наличии якобы в человеческом разуме изначальных, врождённых человеку идей, не приобретённых им посредством чувств в опыте. Единственным источником познания материалисты признавали опыт, приобретаемый в процессе воздействия природы на наши органы чувства. Человек рождается с мозгом, подобным чистой доске (tabula rasa), которую опыт заполняет своими письменами. Материалисты были сенсуалистами, т. е. они в органах чувств, подвергающихся воздействию внешнего мира, видели единственный канал, через который приобретается познание. В разуме нет ничего, что не пришло в него из ощущения. Разум лишь обрабатывает данные опыта. Поэтому в опытном познании, в наблюдении природы и экспериментировании над ней материалисты видели главную задачу науки.
Сенсуалистической теорией познания этих материалистов определяется их понимание человеческого развития. Если идеи, склонности и убеждения формируются в опыте человека, то все люди при рождении равны по своим предрасположениям. Характер и психика людей целиком обусловливаются характером жизненного опыта, условиями среды и воспитанием. Человек — продукт среды. Вы хотите изменить людей, искоренить невежество и пороки, — измените среду, создайте общественные условия, воспитывающие разумных и добродетельных людей. В этом пункте с особенной глубиной обнаруживается связь философских идей французских материалистов с их революционностью.
Но здесь обнаруживаются также буржуазная ограниченность и классовая природа революционности старых материалистов. Из этого отправного пункта проистекают два пути. Один путь — путь к социализму. Из идеи врождённого равенства людей и необходимости изменения общественной среды исходили в развитии своих взглядов в дальнейшем утопические социалисты. Но сами французские материалисты по этому пути не пошли, иначе они перестали бы быть буржуазными революционерами. Вместо того чтобы притти к пониманию материальных движущих сил развития общественной среды, они остались на точке зрения, провозглашающей «вечные», «естественные» идеалы буржуазного общества, права и государства. Старые материалисты остаются при идеалистическом понимании общественной жизни. Общественное устройство, социальные отношения, состояние среды, объективные закономерности общественного развития они объясняют мнениями людей, их воззрениями, господствующими в обществе идеями.
Таким образом идеи оказываются движущей силой общественной жизни. В изменении идей, в просвещении и устранении невежества видят они ключ к преобразованию общественного устройства. Изменением общественного сознания надеются они обусловить изменение старого, феодального общественного бытия.
Таковы руководящие идеи французских материалистов. Они противостояли не только прямой поповщине, но и современной им поповщине, облечённой в философский наряд, в особенности субъективному идеализму Мальбранша, Беркли и Юма. Французский материализм XVIII в., как мы видим, выражал передовые стремления своей эпохи и современной ему науки. Он должен войти в историю философии как прогрессивная ступень на пути развития научного мышления. Но те же общественные отношения и уровень знаний, которые определили исторические заслуги старого материализма, определили также и его историческую ограниченность. Благодаря своей революционности философия Гольбаха, Гельвеция и их единомышленников сделалась звеном в цепи идей, приводивших в конечном итоге к учению Маркса. Благодаря буржуазному характеру этой революционности эта философия не вышла за рамки идеалистической политики просветительства; она не сумела провести материализм в сфере общественных явлений. Она попала в порочный круг: идеи определяются общественным бытием людей, и в то же время их бытие определяется идеями. Она не в силах была разрешить дилеммы: общественная среда творит людей, и в то же время люди творят свою общественную среду.
Из всей науки того времени лишь математика и механика, притом главным образом механика твёрдых тел, достигли значительного развития. Остальные науки были в зачаточном, неразвитом состоянии. Это наложило печать механической ограниченности на старый материализм. Масштаб механики они применили ко всей природе, ко всем надмеханическим, химическим, биологическим и т. д. областям. Они упростили, обесцветили действительность, сведя её к простейшим механическим закономерностям. Их материализм был метафизичен. Они не понимали многообразия форм движения, принципов возникновения нового и сложности процессов изменения. Представления о природе было как о «всегда равном себе целом, неизменно движущемся в одних и тех же ограниченных сферах»[53] согласно неизменному числу вечных законов. Гениальные проблески мысли, в которых отдельные материалисты XVIII в. возвышались над этой концепцией (особенно Дидро), не изменяют общего метафизического характера их материализма.
Три основные черты исторической ограниченности старого материализма следующие: механицизм, метафизичность, неумение распространить материализм на область общественной жизни. Их предстояло преодолеть новой форме материализма, выросшей на иной ступени общественных отношений, связанной с развитием нового революционного класса — пролетариата — и на новом уровне научного развития.
Материалистическая философия миновала в своём развитии механический этап. От старой формы метафизического материализма она проделала путь развития к современному, диалектическому материализму, соответствующему нынешнему состоянию познания природы и общества.
Однако и сейчас находятся люди, — и даже воображающие себя марксистами, — которые стремятся гальванизировать, возродить уже превзойдённые, отжившие свой век формы материализма, противопоставить высшей форме материализма его низшие формы, уже преодолённые в дальнейшем развитии материализма. Такие стремления неизбежно реакционны: они тянут науку и философию вспять, тормозят их развитие, дискредитируют материалистическую философию перед лицом требований, предъявляемых современным состоянием науки. Передовые для своего времени формы материализма становятся реакционными в наше время, на иной ступени познания, на новом уровне философии, в новой социальной среде. Здесь мы имеем в виду возвращение к старому механическому материализму XVII–XVIII вв. (Гоббса, Гольбаха, Гельвеция, Ламетри и др.) у представителей современного механического материализма (Бухарин, Л. Аксельрод, А. Тимирязев и др.).
В современных условиях защита механического материализма, возврат к давно превзойдённым философским идеям материалистов XVII–XVIII вв. означают отказ от завоеваний материалистической философии на протяжении XIX и XX вв., попытку снизить материализм до его старой, пройденной ступени. Механический материализм в эпоху империализма и пролетарской революции представляет собой не только философский атавизм. Ныне, при наличии диалектического материализма, оставившего далеко позади себя историческую ограниченность старого материализма, механический материализм является реакционным. «Наши» механические материалисты (Бухарин, Тимирязев, Варьяш, Аксельрод) находятся в плену идей старого материализма. Они не в состоянии понять сложной диалектики материальной действительности, богатства её противоречий, переходов и переливов, её качественного многообразия и специфичности различных областей. Они сводят высшие качественно своеобразные закономерности (социальные, биологические и т. п.) к чисто количественным, заимствованным из механики законам, к принципу равновесия и скрещивания противоположно направленных сил. Всё многообразие качественно различных форм движения они силятся уложить в схему пространственного механического перемещения. Подобно их духовным предкам в XVII–XVIII вв., они не знают иного масштаба, кроме масштаба механики.
На нынешней ступени развития механистический материализм дезорганизует борьбу материализма против идеализма‚ облегчает борьбу идеализма против нас, служит клином, вбиваемым между открытиями современной науки и материалистической философией. Диалектический материализм должен поэтому со всей непримиримостью бороться против механистического материализма. Эта борьба — необходимое условие его развития и победы над идеализмом.
