Но понятие «сущности» получило у Гегеля чисто идеалистическое развитие: посредством логического развития сущность как бы конструирует свою «действительность». Подлинно глубокий, материалистический смысл понятие сущности получает только в материалистической диалектике, на основе исследования Марксом и Энгельсом сущности общественной жизни, в процессе развития классовой борьбы пролетариата. Маркс отнюдь не игнорирует «сущности», как это склонны делать некоторые вульгарные материалисты и ползучие эмпирики. «Если бы — говорит он, — форма проявления и сущность вещей непосредственно совпадали, то всякая наука была бы излишня»^[247]. «Диалектика‚ — замечает Ленин, — требует всестороннего исследования данного общественного явления в его развитии и сведения внешнего, кажущегося к коренным движущим силам, к развитию производительных сил и к классовой борьбе»^[248]. В то же время Ленин подчёркивает единство сущности и явления, их переход одного в другое. «Мы видим, — даёт материалистическую характеристику Ленин, — переход, перелив одного в другого: сущность является. Явление существенно. Мысль человека бесконечно углубляется от явления к сущности, от сущности первого, так сказать, порядка к сущности второго порядка и т. д. без конца»^[249].

У Маркса, Энгельса, Ленина мы имеем противопоставление внутренней связи вещей их непосредственной «видимости», и в то же время признание единства сущности и явления, внутреннего и внешнего. Сущность не вне явлений, она в них самих, хотя далеко не всегда эта сущность вещей выступает в явлениях целиком и непосредственно. Сущность явлений — это их отношение, их внутренняя связь, это — проникающая явления закономерность, целостное единство данной совокупности явлений. «Человеческая сущность, — критикует Маркс абстрактное воззрение Фейербаха, — не есть абстракт, присущий отдельному индивидууму. В своей действительности она есть совокупность общественных отношений»^[250].

«Капитал» Маркса раскрывает перед нами всё огромное научное значение категории «сущности». Исследуя сущность капиталистического производства, Маркс начинает своё исследование с непосредственного бытия, с товара. Анализ товара как общественного отношения, анализ логический и исторический, проверяемый фактами и практикой, обнаруживает в товаре единство потребительной стоимости и стоимости, единство непосредственного явления и сущности; анализ вскрывает в различных товарах то их общее единство, благодаря которому различные товары представляются качественно одинаковыми, — стоимость‚ мерилом которой является общественно-необходимый труд. «Труд, — говорит Маркс‚ — есть то, в чём различные товары являются одинаковыми, их единство, их сущность, внутренняя основа их стоимости»^[251]. Различные вещи, — указывает он, — «должны рассматриваться как соответственные воплощения, выражения одного и того же общего единства, элемента, который совершенно отличен от их натурального существования или явления»^[252]. Маркс прослеживает это единство сущности и явления на таких экономических категориях, как цена и стоимость, цена, спрос и предложение, как заработная плата и цена рабочей силы и т. д.

Такую же важную роль играет категория сущности у Маркса при анализе прибавочной стоимости. Анализируя прибавочную стоимость и распадение её на части, Маркс указывает, что она принимает особые формы, независимые друг от друга и регулируемые различными законами. Поэтому «их общее единство — прибавочная стоимость, — а потому и природа этого общего единства — становится всё более и более неузнаваемым, оно не выступает в явлении, а только должно быть открыто, как скрытая мистерия»^[253].

Рассматривая превращение нормы прибавочной стоимости в норму прибыли, Маркс отмечает, что «исходным пунктом исторически была норма прибыли. Прибавочная стоимость и норма прибавочной стоимости представляют, относительно, нечто невидимое, требующее раскрытия существенное, между тем как норма прибыли, а потому и такая форма прибавочной стоимости как прибыль обнаруживаются на поверхности явлении»^[254]. «Прибыль есть форма проявления прибавочной стоимости, причём последнюю лишь посредством анализа удаётся вылупить из первой»^[255].

Не меньшее значение имеет понятие сущности при марксистском анализе классовых производственных отношений. Так например ссылаясь на то обстоятельство, что в последней незаконченной главе «Капитала» Маркс говорит о «трёх больших общественных классах»^[256] — землевладельцах‚ капиталистах и рабочих, — соответственно получающих ренту, прибыль и зарплату, некоторые авторы считают все эти три класса основными классами буржуазного общества, неразрывно связанными с капиталистическим способом производства. Разумеется землевладельцы играют весьма важную роль в развитии капитализма: как указывает Маркс, крупные земельные собственники выступают как олицетворение одного из существеннейших условий производства, земли; кроме того образование крупной земельной собственности является исторической предпосылкой капитализма, нуждающегося в экспроприации условий труда у мелких землевладельцев и в образовании класса наёмных рабочих. И тем не менее класс крупных землевладельцев мы должны рассматривать как явление производное, не вытекающее из сущности капиталистического способа производства. «Капиталист и наёмный рабочий — единственные деятели и факторы производства, отношение и противопоставление друг другу которых вытекает из сущности капиталистического способа производства»^[257]. Капитализм возможен и при том условии, если земля принадлежит, скажем, капиталистическому государству, лишь бы только она не принадлежала рабочему классу. Поэтому Маркс считает «основанное на сущности капиталистического способа производства — и в отличие от феодального, античного и т. д. — сведение классов, непосредственно участвующих в производстве… к капиталистам и наёмным рабочим, с исключением землевладельца, который приходит только post factum благодаря отношениям собственности на силы природы, не выросшим из капиталистического способа производства, а унаследованным»… «адекватным теоретическим выражением капиталистического способа производства»^[258]. Исходя из этой сущности капитализма, мы однако необходимо должны притти к рассмотрению и той важной роли, которую в конкретно-исторических условиях развития капитализма, в капиталистической действительности играет класс землевладельцев, как третий большой класс буржуазного общества.

Понятие «сущности» получает своё дальнейшее развитие в работах Ленина и Сталина. В борьбе с Троцким и Бухариным по вопросу о профсоюзах, где Ленин даёт краткую характеристику диалектической логики, он требует от нас «изучать: во-первых, — сущность разногласий, и, во-вторых, — развитие партийной борьбы. Необходимо и то и другое, — говорил Ленин, — ибо сущность разногласий развёртывается, разъясняется, конкретизируется (а сплошь да рядом и видоизменяется) в ходе борьбы»^[259].

Ленин развивает дальше учение марксизма о сущности, уделяя особое внимание развитию сущности и её конкретизации, выясняя связь сущности с конкретными явлениями, с кажимостью, с несущественным — их соотношение, их единство. Кант не только оторвал мир явлений от мира «вещей в себе», но одновременно превратил кажимость явлений действительности в нечто чисто субъективное. Подвергнув острой критике субъективизм Канта, Гегель подчеркнул объективное значение кажимости, видимости непосредственно данного мира явлений. Он показал, что кажимость вещи есть проявление самой вещи, её сущности в одном из моментов её движения, что кажимость, видимость вещей есть особое выражение, проявление самой их сущности. Гегель показал, что внутренняя сущность вещей не есть нечто неподвижное, оторванное от мира явлений, что кажимость, видимость вещей не есть «ничто» в смысле объективно несуществующего, как это думают кантианцы. Кажущееся, видимое — это несущественные стороны вещи, «ничто», но и эти несущественные моменты одновременно отражают определённый момент в движении самой объективной сущности вещи. Но идеалист Гегель видит в движении от сущности к видимости чисто логическое движение — «от ничто к ничто». Ленин исправляет здесь идеалиста Гегеля, указывая, что движение даже к исчезающему «несущественному» есть всегда движение «от чего-нибудь», подчёркивая при этом материалистический характер понятия сущности и её связь с конкретным миром явлений, с «несущественным». «Несущественное, кажущееся, поверхностное чаще исчезает, — комментирует и исправляет Ленин Гегеля, — не так „плотно“ держится, не так „крепко сидит“, как „сущность“. Например: движение реки — пена сверху и глубокие течения внизу. Но и пена есть выражение сущности»^[260].