Своё обоснование метафизическое воззрение получает в формальной логике. Формальная логика рождается и развивается в древней Греции. Молодая греческая торговая буржуазия, вёдшая жестокую критику феодальных принципов и феодальной морали в лице софистов, по мере того как обозначается победа торгового капитала, приходит к необходимости дать положительное обоснование логическим приёмам и формам мышления, способным обеспечить устойчивость нового буржуазного порядка и развитие его производительных сил. Эту задачу берёт на себя логика Аристотеля, гениального мыслителя древности, впервые формулировавшего основные законы логического мышления. У самого Аристотеля его логика ещё не носила характера той логической схоластики формальной логики в собственном смысле слова, в которую её превратили позднейшие последователи, совершенно не понявшие его запросов и исканий. По словам Энгельса, Аристотель исследовал все существенные формы диалектического мышления. «Логика Аристотеля, — говорит Ленин — есть запрос, искание, подход к логике Гегеля, — а из неё, из логики Аристотеля (который всюду, на каждом шагу ставит вопрос именно о диалектике) сделали мёртвую схоластику, выбросив все поиски, колебания, приёмы постановки вопросов»[374]. Основной недостаток Аристотеля в том, что он допускает беспомощную путаницу вокруг основного вопроса, вопроса об общем и отдельном; эта путаница создаётся тем, что, не сомневаясь в реальности внешнего мира и стихийно тяготея к материализму, Аристотель непоследователен в разрешении вопроса об отношении мышления к бытию. Борясь против вульгарного эмпиризма, видящего только единичное, отдельное, Аристотель допускает существование общего понятия независимо от отдельных предметов.
По словам Ленина, Аристотель путается «в диалектике общего и отдельного — понятия и чувственно воспринимаемой реальности отдельного предмета, вещи, явления»[375]. Ленин показывает, что этот разрыв между общим и отдельным, между понятиями и чувственно воспринимаемой реальностью характерен для всего дальнейшего развития формальной логики, имеет свои гносеологические корни в идеалистической постановке вопроса о бытии и мышлении, понятиях и отражающихся в них вещах: «Идеализм первобытный: общее (понятие, идея) есть отдельное существо. Это кажется диким, чудовищно (вернее: ребячески) нелепым. Но разве не в том же роде (совершенно в том же роде) современный идеализм, Кант, Гегель, идея бога?»[376]
Разрыв между общим и отдельным — обозначившийся уже у Аристотеля, получает своё дальнейшее развитие, усиливается и обостряется сначала в средневековой схоластике (так называемый «реализм»), затем в буржуазной логике, особенно по мере того как буржуазия становится консервативной и реакционной силой. Если восходящая буржуазия стремилась превратить логику в метод отыскания новых результатов, внося в неё новые приёмы исследования (например метод индукции, введённый Беконом), то уже в логике Канта мы имеем идеалистический разрыв между миром вещей и нашими понятиями: превращение логических понятий в пустые, бессодержательные формы особенно характерно для логики неокантианства.
Как уже выше было сказано, категории диалектической логики отражают объективные законы и поэтому являются содержательными формами мышления. Развитие категорий диалектической логики отражает в обобщённой форме реальное развитие объективного мира и человеческого познания. Глубокое отличие формальной логики от диалектики заключается в том, что понятия и законы мышления, устанавливаемые формальной логикой, суть лишь формальные принципы мышления «как такового», взятого вне зависимости от того, каково содержание этого мышления. Автор большого курса формальной логики — буржуазный идеалист-неокантианец Зигварт рассматривает например логику как собрание технических приёмов мышления и говорит: «Соблюдение её правил не гарантирует необходимо материальной истинности результатов, а лишь формальную правильность приёмов»[377]. Формальная логика отражает внешние формы вещей, рассматриваемых ею как неизменные, застывшие. Содержание мышления её не интересует даже в том случае, если речь идёт о явной нелепости. «Формально правильно, а по существу издевательство», — эта ленинская характеристика бюрократизма приложима и к формальной логике.
Формальная, метафизическая логика неизбежно субъективна, во всяком случае даже материалист-метафизик благодаря принципам своей формальной логики всегда находится на грани субъективизма и софистики, не говоря уже о метафизиках-идеалистах. Не видя в понятиях отражения развивающегося и движущегося мира, формальная логика естественно не в состоянии охватить мир как единство противоположностей, не замечает внутреннего движения и изменения предметов, их всесторонних, часто противоречивых связей и взаимодействий. Она метафизически рассматривает вещи и понятия как вечно неизменные, как совершенно отдельные, изолированные, оторванные друг от друга, без внутренних взаимоотношений. Поэтому и исследование формальная логика ведёт не исторически. Анализ в формальной логике мёртв, механистичен; это простое, грубое разделение вещей в пространстве, рассечение предмета на его наличные, отдельные части, чисто количественное размельчение вещи, её раздробление. Формально-логический синтез также мёртв, механистичен, неисторичен — это простое сложение наличия данных вещей, приведение их в чисто внешнюю пространственную или временную связь. Анализ и синтез рассматриваются чисто субъективно как простые приёмы исследования. Действительно научный анализ и синтез должны быть аналогом, отражением анализа и синтеза, диференцирования и соединения, происходящих в объективно реальном мире. Формы анализа и синтеза в диалектике поэтому качественно столь же многообразны, сколь многообразны способы и формы разделения и соединения вещей в объективном мире. Формальная логика разрывает анализ и синтез на два абсолютно противоположных, совершенно внешних и чуждых друг другу действия, между тем как в действительности они не существуют один без другого, предполагают друг друга, взаимно внутренне связаны.
Формальная логика видит конечно не только тождество вещей, но и их противоположность. Но она не доходит до единства (тождества) противоположностей. Тождество находится в одном кармане, различие — в другом. Тождество в формальной логике — абстрактное тождество, различие — абстрактное различие. Останавливаясь на единстве вещей или понятий, метафизическая логика упускает из виду их раздвоение, а переходя в раздвоению вещей, она упускает их единство. Словом, формальная логика признаёт и тождество и противоположность, не видя их единства. Поэтому противоречия формальной логики — это противоречия понятий, а не противоречия объективного мира. Это — неразрешимые противоречия, неподвижные, мёртвые, это не диалектические противоречия, они не являются ни источником, ни основой, ни результатом движения. Формальная логика в то же время совершенно не терпит реальных противоречий, её логические «принципы» целиком заострены против материалистически-диалектического закона единства противоположностей.
Три основных «принципа», закона формальной логики прекрасно иллюстрируют вышеизложенное.
Первый «принцип» формальной логики гласит: А есть А, или А равно А. Это — принцип абстрактного тождества. Все вещи мира и все понятия есть раз и навсегда определённое А, все они всегда тождественны, равны самим себе независимо от всякого развития, от всякого движения. Мир един, не противоположен, не раздвоен в себе, не противоречив, неизменен, без движения.
Второй «принцип» формальной логики, принцип противоречия, гласит: А не есть не-А, А не равно не-А. Это положение представляет собой отрицательное выражение первого принципа, принципа тождества: раз А есть А, то не может быть равно не-А. Но, с другой стороны, оно может рассматриваться и как абсолютная противоположность первому принципу (на что уже давно указал Гегель и чего совершенно не понимает Плеханов, характеризуя формальную логику в своём предисловии к книге «Людвиг Фейербах» Энгельса). Если первый «принцип» говорит об абсолютной тождественности мира, то второй «принцип», наоборот, исходит из абсолютного различия, из внутренней разорванности мира, из его абсолютной раздвоенности, так как каждому А противостоит вечно и неизменно каждое абсолютно противоположное не-А. Следовательно в мире есть противоположность, но этот мир не един, его противоположные части существуют абсолютно независимо друг от друга, они внешни и чужды друг другу, между ними нет связи, нет движения, как нет движения и в каждой из них в отдельности. Они — абсолютные противоположности, но они не ведут между собой борьбы потому, что для борьбы нужна та или иная форма их единства. Поэтому соединение противоположностей в формальной логике возможно только чисто механически, внешним, эклектическим путём, и это соединение неизбежно зависит от произвола субъекта.
