– Чего стоим, кого ждем? – осведомился Кобылин, пряча руки в карманы.
– Стоим вот, – буркнул Костян. – Замело все нах.
Он махнул рукой в сторону, и только сейчас Кобылин заметил, что там, в паре метров от вставшей машины, виднеется небольшой съезд с дороги. Он спускался к деревьям, превращался в узкую дорогу, на которой не разминуться двум машинам, а она уже терялась в глубинах елового леса, засыпанного снегом.
– Нам туда? – спросил Кобылин, шмыгнув носом.
– Тебе, – уточнил Костян. – Тебе туда. Это съезд к Родничкам. Замело-то как, японский бог. Видать, уже два дня никто не выезжал.
– Ну? – спросил Алексей, тиская в кармане мобильный телефон. – Два дня?
– А то и три, – бросил Костян и сплюнул в снег. – А чего им там. Народу сейчас почти нет, сидят по домам, квасят, телик смотрят. Потом кому-нить припрет смотаться в город за продуктами, вот и выедет. С лопатой, досками и такой-то матерью.
– Так что, едем или как? – задумчиво спросил Кобылин, осматривая пустую дорогу и низкие серые тучи, из которых того и гляди посыплется снег.
– Или как, – недовольно отозвался водила. – Не проеду я там. Сяду на брюхо, и капец. Не откопаюсь.
– Да ладно, – буркнул Кобылин, с неприязнью оглядывая нетронутые сугробы. – У «Нивы» посадка высокая, не то что у этих заграничных драндулетов.
– Посадка-то высокая, да ямы тут тоже не заграничные, а отечественные, – отозвался Костян, затягиваясь сигаретой. – Сяду всеми колесами в колею, что еще осенью прокатали, и привет. Не. Не полезу, извини, братан.
– И чо мне делать? – раздраженно бросил охотник.
– Сойдешь с дороги и пешочком. Тут минут пять идти, не больше. Да, снегу наберешь в сапоги, но потом у кореша своего отогреешься. А мне тут, если что, куковать придется до вечера, пока Михалыч проспится, да на базу выйдет, где грузовики стоят.
– Может, попробуем? – сказал Кобылин, широко улыбаясь. – Лопата есть. Я помогу, если что. Веток под колеса набросаем…
– Лопата, – буркнул Костян. – Лопатой той сраной только по балде кому засадить, да и то сломается. Нет. Не полезу.
Алексей шумно втянул носом воздух, и мороз обжег ноздри, чуть не заставив их слипнуться. Плохо. Морозец-то настоящий, не то что в городе.
Костян же щелчком отбросил бычок в снег и выдохнул свой последний аргумент:
– Триста.
Глянув на водилу исподлобья, охотник подумал, не заставить ли засранца взяться за руль силой? Нет. Не тот случай. Ничего, не сахарный, дойдет сам.
Молча расстегнув молнию на куртке, он достал кошелек, вытащил три сотни и сунул их Косте. Потом, храня молчание, вернулся к машине, вытащил из нее свой рюкзак, закинул за спину и потопал к занесенному снегом съезду с дороги.
Водила так и мялся у машины. Когда Алексей проходил мимо, он дернулся, словно хотел что-то сказать, но потом лишь махнул рукой. Кобылин же ступил на край дороги, провалился в снег и начал спускаться по заснеженному съезду, разгребая ногами сугробы. Позади взревела мотором «Нива», но охотник не обернулся – уже выкинул водилу из головы, сосредоточившись на новых проблемах.
Пять минут по такому снегу – значит, верные десять, если не больше. Кобылин решил, что это приемлемо, если думать о предстоящей баньке. А думать было трудно – мороз кусал за лицо, отогревшееся в машине, да грыз костяшки рук. Продолжая шагать к деревьям, охотник вытащил новенькие вязаные перчатки, натянул их на замерзшие руки – хоть какая-то защита. Потом надвинул вязаную шапочку на самый нос, накинул капюшон куртки. Сразу стало теплей – жить можно. Ботинки у него были высокие, на шнуровке, что-то типа армейских ботов, сделанных для подросших мальчишек, что так и не наигрались в солдатики. Они должны были выдержать небольшую прогулку по снегу. Джинсы, правда, не особо грели, но Кобылину показалось, что это не слишком большая плата за отдых в деревне. Мороз его особо не волновал. Волновало его совсем другое.
Шагая по дорожке, вьющейся между разлапистых елей, Кобылин думал о том, почему у Бороды не работает телефон. Он звонил ему уже раз десять, и каждый раз робот милым женским голосом сообщал, что абонент недоступен. Забыл зарядить? Вряд ли. Не берет связь в этой глухомани? Может быть. Но почему Гриша застрял на три дня в этой деревне? Не может выехать из-за снега? Ну он же не один там живет. Если нужно, собралась бы команда, почистили дорогу. Наверное.
Идти по глубокому снегу было трудно, но не так тяжело, как ожидал Алексей, пускаясь в дорогу. Он заметил, что если переходить с одной стороны дорожки на другую, то можно нащупать твердый снег под сугробами. Главное было не проваливаться в ямы, о которых говорил Костян. А так в целом все было очень неплохо, не считая того, что он брел сквозь елки уже минут пятнадцать, а впереди не было и намека на поселок.
Остановившись, Алексей оглянулся по сторонам. Картина была удручающе однообразной – ровные ряды елок да нетронутый снег под ними. Если здесь и существовала когда-нибудь дорога, то сейчас ее не было видно. Во многих местах деревья стояли далеко друг от друга, и дорога, в принципе, могла пролегать где угодно. Но на белоснежном покрове не было никаких следов.
Кобылин осторожно стянул шапку с головы и прислушался. Морозец тут же принялся щипать за уши. В звенящей тишине заброшенного леса слышалось только тихое потрескивание качающихся деревьев. Это тут, внизу, тихо. А наверху ходит ветерок, качая верхушки лесных великанов. Затаив дыхание, Кобылин вслушивался в тишину леса, пытаясь услышать хоть какие-то признаки человеческой жизни. Было тихо. Даже не гудели вдалеке машины, что было для Алексея самым странным – он, как житель города, давно привык к постоянному звуковому фону, что сопровождал его всю жизнь. А здесь – тихо. По-настоящему.
Наконец впереди что-то глухо треснуло, словно захлопнулась сырая дверь. И следом чуть слышный звон – металлом о металл. Все это прозвучало так тихо, что Кобылин едва расслышал. Он тотчас натянул шапку и двинулся вперед, уже не обращая внимания на отсутствие дороги. Он шел на звуки людского жилья, и ошибиться здесь было невозможно.
Перебираясь через сугробы, охотник тяжело дышал сквозь стиснутые зубы, и облачка пара поднимались над его головой. Было холодно, чертовски холодно – как в самый разгар зимы. Кобылин, раздвигая руками ветки орешника, что стал попадаться на пути, решил, что пришли те самые весенние заморозки, которыми порой пугают синоптики. Настроение портилось на глазах – еще час назад Алексей был преисполнен предвкушения купания в теплой бане и последующего банкета. А теперь мерз посреди зимнего леса. Раскидистые лапы елей закрывали от него хмурое небо, что нависло над лесом серым покрывалом, превращая день в густые сумерки. Это тоже настроения не улучшало. Так что, когда впереди среди деревьев забрезжил просвет, Кобылин был уже готов материться в полный голос.
Увидев, что лес кончается, Кобылин поднажал и рванул напрямик через сугробы, проваливаясь по пояс. Через пару минут он выбрался на окраину леса и вздохнул с облегчением. Дошел.
Лес и в самом деле кончился, открывая поселок, приютившийся посреди зарослей. Даже отсюда было видно, что он не так уж и велик – десятка два самых разнообразных домиков, построенных по бокам дороги. Над дорогой высились гигантские разлапистые железные мачты – это шла через лес высоковольтная линия передачи. Именно под нее и была прорублена в лесу просека, а уж потом кому-то пришла в голову глупая идея отдать под дачи и огороды землю под линией. Даже здесь, на краю поселка, Кобылин слышал тихий гул и треск от проводов, висевших высоко над головой.
– Вот дурачье, – пробормотал Алексей, перебираясь через последний сугроб.
Здесь, прямо у леса, уже стояли домики, охотник вышел как раз к двум маленьким одноэтажным строениям с остроконечными крышами, что больше напоминали выкрашенные в голубой цвет сараи, чем настоящие дома. На его пути оставалось одно лишь препятствие – оказалось, что поселок обнесен высоким забором из крупноячеистой сетки рабицы, что крепилась к бетонным столбам, вбитым в землю. Метра два высотой. Нахмурившись, Кобылин вцепился пятерней в сетку, покачал ее – еле держится. Тогда он отошел в сторонку, выбрал сугроб побольше и с него перебрался на столб, к которому крепилась рабица. Лезть было очень неудобно – сетка гнулась, толком уцепиться было не за что, но Кобылин не сдавался – картина теплой бани, как никогда, манила замерзшего охотника. Очутившись наверху столба, он осторожно перебрался по другую сторону сетки, едва не разодрав куртку в двух местах, призадумался, а потом просто спрыгнул в ближайший сугроб. И провалился по пояс.