Уличный шум ударил в уши, и его стремительно понесло назад тем же путем, каким он пришел сюда, неумолимо увлекая обратно в физическую оболочку. Блаженствующий и обессиленный, как будто до изнеможения занимался сексом, он погрузился в свое тело, как ныряльщик – в бассейн. Ленора едва не упала под внезапно навалившейся тяжестью потерявшего сознание партнера.

– Нет, – сказала Ленора и откатилась от него. – Я не могу.

У нее были лиловые синяки под глазами, а все тело обмякло от изнеможения. Фортунато удивился, как это она умудрилась посадить его в такси и втащить по лестнице в свою квартиру.

– Я не понимаю, – сказал он.

– Ты накапливаешь заряд, а потом секс сжигает его. Понимаешь? Энергия, шакти. Тантрическая магия возвращает эту энергию тебе обратно. Не только твою, но и ту, что отдаю тебе я.

– Значит, когда ты кончаешь, ты отдаешь мне эту шакти.

– Верно.

– И ты отдала мне все, что у тебя было.

– Вот именно. Я выжата, как лимон.

Фортунато потянулся к телефону.

– Что ты делаешь?

– Я знаю, где убийца, – сказал он, набирая номер. – Если ты не можешь дать мне силу, чтобы поймать его, придется взять ее в другом месте. – Прозвучало это не очень красиво, но он слишком устал, чтобы беспокоиться еще и об этом. Его мозг распирало от сознания силы, и он ощущал, как эта сила меняет его, овладевает им.

Послышались длинные гудки, потом трубку взяла Миранда. Он прикрыл микрофон ладонью и повернулся к Леноре.

– Поможешь?

Она прикрыла глаза, и на ее губах промелькнуло что-то очень похожее на улыбку.

– Думаю, у шлюхи должно хватить ума не ревновать.

– У гейши, – поправил Фортунато.

– Ладно, – кивнула Ленора. – Я покажу ей, что делать.

Каждый из них хорошенько заправился кокаином, а потом еще каким-то убойным вьетнамским зельем. Ленора пообещала, что оно должно помочь им настроиться друг на друга. Миранда, высокая, черноволосая, соблазнительная, была самой опытной из его женщин. Она медленно разделась, оставшись в чулках с поясом и черном лифчике, таком тонюсеньком, что он мог различить темные овалы ее сосков.

Еще через сорок минут Ленора без чувств распласталась на кровати. Миранда, свесив голову через край и раскинув руки в комическом подражании распятому Христу, закрыла глаза.

– Все, – прошептала она. – Я больше не могу кончать. И у меня такое чувство, что никогда больше не смогу.

Фортунато с усилием поднялся на колени. Тело тускло поблескивало от пота, и ему казалось, что он видит золотистый свет, исходящий от его кожи. В зеркале над комодом мужчина увидел свое отражение и ничуть не встревожился и даже не удивился, когда заметил, что его лоб начал вздуваться от энергии. Он был готов.

Фортунато вышел из такси, не доезжая двух кварталов до Деланси. Под черным льняным пиджаком скрывался пистолет Леноры, который он заткнул за пояс брюк на всякий случай. Никак не удавалось сфокусировать зрение, а руки пришлось спрятать в карманы. Ему совсем не было страшно – как когда-то пятнадцатилетнему мальчику, который начал спать с девушками, которых обучала его мать. Многие месяцы он боялся сделать такую попытку из опасения перед тем, что может сказать или сделать его мать; однако, однажды попробовав, Фортунато раз и навсегда перестал об этом волноваться.

Сейчас все было точно так же. В каждой его жилке бурлила бесшабашная сила, наполняя его до краев пряным духом и горячей, влажной энергией секса. «Мне предстоит встретиться с убийцей лицом к лицу», – твердил он себе, но это были пустые слова. Где-то глубоко внутри себя он знал, что идет защищать своих женщин, и это было единственное, что имело значение.

Фортунато поднялся по лестнице на чердак. Было уже далеко за полночь, но из-за стальной двери орали «Роллинг стоунз». Он забарабанил в дверь кулаком. Во рту у него пересохло, а глаза все так же отказывались фокусироваться.

Дверь открылась.

На пороге стоял мальчишка лет семнадцати-восем-надцати, худой и бледный, но с хорошо развитыми мускулами. У него были длинные светлые волосы и лицо, которое можно было бы даже назвать красивым, если бы не обсыпавшие подбородок угри, неумело замазанные тональным кремом. На нем была желтая рубаха в черный горошек и вылинявшие джинсы-клеш.

– Вы что-то хотели?

– Поговорить с тобой, – ответил Фортунато.

– О чем?

– Об Эрике Нейлор.

Мальчишка и бровью не повел.

– Никогда о такой не слышал.

– Думаю, еще как слышал.

– Ты полицейский? – Не услышав ответа, он небрежно бросил: – Тогда проваливай.

Фортунато вспомнил, как разогнал джокеров из переулка.

– Нет, – сказал он, впившись взглядом в бесцветные глаза парня. – Впусти меня.

Парень с оглушенным видом поколебался, но не уступил. Фортунато ударил дверь плечом, и мальчишка, пролетев через всю комнату, рухнул на пол.

На чердаке было темно и оглушительно гремела музыка. Фортунато отыскал выключатель и включил свет – и невольно отступил на шаг, когда его мозг осознал то, что предстало его глазам.

Перед ним была квартира Леноры, вывернутая наизнанку: модная нынче мешанина из секса и оккультизма трансформировалась в пытки, убийства и насилие. Как и у Леноры, здесь тоже была пятиконечная звезда на полу, но эта была явно наспех, неровно нацарапана на дощатом полу чем-то твердым, а потом окроплена кровью. Вместо бархата, свечей, экзотического дерева имелся грязный матрас в серую полоску, груда грязного белья и с дюжину поляроидных снимков, прикрепленных к стене степлером.

Фортунато догадывался, что запечатлено на них, но все равно подошел к стене. Из четырнадцати обнаженных, искалеченных женщин он узнал троих. Самой последней, в правом углу, висела фотография Эрики.

Музыка продолжала надрываться, мешала ему думать. Он оглянулся в поисках проигрывателя и увидел, что мальчишка поднялся на нетвердые ноги и, шатаясь, подбирается к двери.

– Стой! – крикнул Фортунато, но без визуального контакта его приказ никакого эффекта не возымел.

Разъяренный и запаниковавший, он бросился на убийцу, схватил его за пояс и попытался швырнуть в голую оштукатуренную стену. Внезапно в руках у него очутилось взбесившееся животное, брыкающийся комок колен, ногтей и зубов. Фортунато инстинктивно отстранился и увидел блеснувшее лезвие огромной финки, острое, словно бритва, которое пронзило его пиджак, рубаху и кожу и вернулось обратно в крови.

Пистолет был заткнут за пояс брюк сзади, слишком далеко, чтобы успеть дотянуться до него прежде, чем лезвие вонзится в него снова, глубже и глубже, с треском разрезая кожу и плоть, убивая его.

Фортунато взглянул на лезвие. Сам не отдавая себе отчета, он устремил на него взгляд и сосредоточился изо всех сил – как тогда, когда он читал книги в квартире Леноры, как в том переулке в Джокертауне.

И время замедлило свой ход.

Теперь он видел на ноже не только свою собственную кровь, но и всех остальных тоже: кровь Эрики и тех, других женщин на фотографиях, смытую, но сохранившуюся в памяти металла.

Он попятился от безумного белобрысого мальчишки, медленно, как во сне, рассекая сгустившийся вдруг воздух, но все равно двигаясь быстрее, чем убийца и его нож. Он сунул руку за пояс и ощутил под пальцами гладкие контуры пистолета. «Роллинг стоунз» теперь пели медленно, точно заупокойную, и он вытащил пистолет, нацелил его на мальчишку и увидел, как широко распахнулись бледные глаза.

«Не надо его убивать, – подумал он внезапно. – По крайней мере до тех пор, пока не узнаю почему».

Он сдвинул дуло вправо, и когда оно уперлось мальчишке в плечо, спустил курок.

Шум зародился как вибрация в руке Фортунато, стремительно ускорился, превратился в рев, в удар грома, а потом время снова потекло в своем обычном ритме, и мальчишку отбросило назад, однако он перехватил нож из ставшей бесполезной правой руки в левую и снова бросился на предполагаемую жертву.