– Гимли, – со всей настойчивостью, на которую она была способна, проговорила Сандра.

– Что еще, черт побери?

Миллер упер руку в бок. На нем были только цветастые шорты, открывавшие взору массивную бочкообразную грудь и мощные, коренастые руки и ноги, густо поросшие курчавыми рыжеватыми волосами. Его низкий голос больше напоминал рык.

– Говорят, полиция собирается у входа в парк и сооружает баррикады. – Сандра бросила на Миллера осуждающий взгляд. – Я же говорила тебе, что нам не дадут выйти отсюда.

– И черт с ними. Мы все равно пойдем.

– Они не дадут нам. Помнишь, что говорил Хартманн в «Козырных тузах»? Помнишь, я рассказывала тебе, о чем он обмолвился вчера вечером? – Старая женщина сложила костлявые руки на груди. – Ты уничтожишь ДСО, если сейчас устроишь здесь бой...

– В чем дело, Сандра? Ты что, заодно наглоталась всего этого политического вздора, когда отсасывала у этого придурка? – Миллер расхохотался и соскочил с бортика пикапа на пожухлую траву. Вокруг него у входа в парк с Гранд-стрит толпилось от двух до трех сотен джокеров. Он нахмурился, глядя в ее злое лицо, поковырял босой ногой сухую землю. – Ладно, – сказал наконец карлик. – Если тебе так трудно, я сам за всем пригляжу.

За коваными железными воротами полицейские сооружали поперек их предполагаемого пути баррикады из дерева. К Сандре и Миллеру подошли несколько джокеров.

– Ты собираешься выступать или нет, Гимли? – спросил один из них. На нем не было никакой одежды: его тело было жестким, хитиновым, и передвигался он скованно, вразвалку.

– Через минуту скажу, ладно, Арахис? – ответил Миллер. Он прищурился, вглядываясь в даль. – Дубинки, боевое снаряжение, слезоточивый газ, водометы. Целый арсенал, мать их.

– В точности то, чего мы хотели, Гимли, – отозвался Арахис.

– Мы потеряем людей. Будут раненые, возможно, даже убитые. Сами понимаете, некоторые не вынесут дубинок. Другие могут отреагировать на слезоточивый газ, – заметила Сандра.

– А еще есть идиоты, которые вообще могут споткнуться на ровном месте, – рявкнул карлик. За оградой несколько полицейских подняли головы, начали указывать в их сторону. – С каких это пор ты считаешь, что революция слишком опасна, Сандра?

– А ты с каких пор считаешь, что можно жертвовать своими, чтобы получить то, чего тебе хочется?

Миллер ответил ей взглядом из-под приставленной ко лбу ладони.

– Это не то, чего хочется мне, – проговорил он медленно. – Это то, что принадлежит нам по праву. Это то, что справедливо. Ты сама так говорила.

Сандра упрямо сжала губы, и по подбородку у нее разбежались морщинки. Она отбросила со лба клок седых волос.

– Я всегда была против, чтобы мы добивались этого таким путем.

– Но мы уже вступили на него. – Карлик набрал полную грудь воздуха и гаркнул ожидающим приказа джокерам: – Так, ребята! Что бы ни случилось, продолжайте идти. Намочите свои носовые платки. Не выходите из колонны, пока мы не окажемся у «Могилы». Помогайте своим соседям, если они будут нуждаться в вашей помощи. Ладно, поехали! – В его голосе снова звучала сила. Сандра слышала это и видела реакцию остальных: их вдруг загоревшиеся глаза, ответные крики. Даже у нее самой сердце забилось чаще. Миллер с насмешливым блеском в глазах искоса глянул на Сандру. – Ты идешь или так и будешь здесь жевать сопли?

– Это ошибка, – стояла на своем Сандра.

Она вздохнула, поправила лямки сарафана и оглядела остальных, которые смотрели на нее. От них поддержки ждать было нечего: ни от Арахиса, ни от Хвастуна, ни от Лишая, ни от Калвина, ни от Напильника – ни от одного из тех, кто иногда вставал на ее сторону на митингах. Она понимала, что если сейчас останется в стороне, то может проститься с последней надеждой удержать Миллера в узде. Женщина оглянулась на парк, на кучки жмущихся друг к другу джокеров, образующих нестройную колонну. На всех лицах было опасение, но они тем не менее были полны решимости. Сандра пожала плечами.

– Я иду.

– Pa-ад-ость моя не знает предела, – протянул карлик. И насмешливо фыркнул.

ТРОЕ ПОГИБШИХ, ДЕСЯТКИ РАНЕНЫХ -

ТАКОВ ИТОГ ВОССТАНИЯ ДЖОКЕРОВ

«Нью-Йорк таймс», 17 июля 1976 года

День выдался далеко не самый лучший. Плановая комиссия нью-йоркского полицейского управления заготовила множество сценариев практически на любой случай – если джокеры все-таки решили бы выступить. Те, кто отвечали за операцию, быстро поняли, что все эти планы никуда не годятся.

Толпа джокеров хлынула из Рузвельт-парка на широкую мостовую Гранд-стрит. Само по себе это не представляло никакой проблемы: полиция перекрыла движение на всех ведущих к парку улицах, едва только поступили первые сообщения о митинге; в пятидесяти ярдах от входа в парк была выстроена баррикада. Еще оставалась надежда на то, что организаторам марша не удастся заставить демонстрантов идти дальше, когда они столкнутся с рядами служителей порядка в боевом снаряжении, и джокеры повернут обратно в парк, где конные подразделения с легкостью их разгонят. Резиновые дубинки были наготове, но большинство полицейских все же надеялось, что пускать их в ход не придется: все-таки демонстранты были не тузами, а джокерами – жалкими и страшными калеками, никчемными жертвами вируса.

Они двинулись по улице прямо на баррикады, и некоторые полицейские в первых рядах открыто покачали головами. Их вел карлик – должно быть, это и был тот самый Том Миллер, активист ДСО. Остальные выглядели бы забавными, если бы не были такими жалкими. Отстойник Джокертауна раскрылся и выплеснулся на улицы города. То были не хорошо известные обитатели Джокертауна вроде Тахиона, Кристалис и им подобных. В этой колонне шли те несчастные, что показывались только в темноте, что скрывали свои лица и никогда не ступали за пределы грязных улиц своего района. Они поднялись по призыву Миллера в надежде, что им в их безобразии удастся убедить съезд демократической партии поддержать их дело.

Эта процессия была бы гвоздем программы на карнавальном шоу уродцев.

Впоследствии полицейские клялись, что никто из них не собирался идти на насилие. Они были готовы воспользоваться минимально возможным из всех средств, лишь бы оно было способно преградить демонстрантам путь к респектабельным улицам Манхэттена. Когда первые ряды джокеров подошли к баррикадам, полицейские собирались без лишнего шума арестовать Миллера и заставить остальных повернуть назад. Никто не ожидал, что это окажется так трудно.

Оглядываясь назад, все они недоумевали, как могли быть столь самонадеянными.

Приблизившись к заграждению из деревянных козел, за которыми стояли полицейские, демонстранты замедлили шаг. Секунды шли, но ничего так и не происходило: джокеры молча стояли посреди улицы. От нагретой мостовой исходил жар, лица людей влажно блестели, полицейские мундиры насквозь пропитались потом. Миллер замер в нерешительности, потом сделал своим сторонникам знак двигаться вперед. Он сам отпихнул в сторону первые козлы; остальные последовали его примеру.

Подразделение по контролю за общественным порядком мгновенно образовало фалангу, ощетинилось сомкнутыми пластиковыми щитами. Демонстранты бросались на щиты, полицейские теснили их, и передние ряды демонстрантов дрогнули, начали отступать. Но даже тогда с ситуацией еще можно было справиться: шашки со слезоточивым газом, возможно, вызвали бы среди джокеров смятение, достаточное для того, чтобы заставить их искать спасения в парке. Возглавлявший операцию капитан кивнул; кто-то из полицейских присел, чтобы поджечь шашку.

В давке кто-то завопил. А потом вдруг первый ряд полицейских врассыпную, точно сбитые кегли, повалился на землю – впечатление было такое, как будто на них налетел небольшой смерч.

– Боже правый! – закричал кто-то из полицейских. – Что за черт...

Теперь в руках у полицейских появились дубинки; когда джокеры ворвались в их ряды, они пустили их в ход. Между высокими домами, выходящими на Гранд-стрит, стоял невообразимый шум, звук воцарившегося хаоса. Полицейские уже всерьез принялись раздавать направо и налево удары, и перепуганные джокеры тоже стали защищаться, молотя кулаками куда попало. Один джокер-телекинетик совершенно потерял над собой контроль, и джокеры, полицейские и зеваки полетели в разные стороны – кто на мостовую, кто в стены домов. Слезоточивые шашки одна за другой падали на асфальт и взрывались, и удушливая пелена газа только увеличивала всеобщую сумятицу. Гаргантюа, безобразный джокер с крошечной головкой на массивном теле, застонал и принялся тереть руками слезящиеся глаза. Гигант, наделенный разумом маленького ребенка и впряженный в деревянную повозку с несколькими почти не способными передвигаться самостоятельно джокерами, впал в безумие и помчался не разбирая дороги, а повозка летела за ним. Пассажиры отчаянно цеплялись за бортики. Гаргантюа бежал куда глаза глядят просто потому, что не мог придумать ничего иного. Когда дорогу ему преградила перестроившаяся цепь полицейских, он бешено кинулся на дубинки, которые обрушились на него со всех сторон. Удар его огромного неуклюжего кулака вышиб дух из одного из полицейских.