— Конечно. Банкетные противни. Я видела, как ты их нес.

Он кивнул.

— Я принес их и разложил.

— А что потом?

— Я пошел на вечеринку. Выпил виски — у Кадогана хорошее пойло — и послонялся туда-сюда, пообщался с людьми. Я ел, пил и слушал музыку, обсудил со своими товарищами по Стае «Сокс», проблему Коула с одним из его кулачков.

— Кулачков?

— На его тачке. Кулачковый двигатель.

— А. Поняла. Продолжай.

— Мы хотели спросить, можно ли искупаться в бассейне, после того, как вечеринка начнет сворачиваться. Я думал, что Салливан охотно согласиться. Я хотел проверить воду, поэтому опустился на колени и потрогал ее пальцами. Она была теплой, но не слишком. А потом… — он поморщился и снова потер виски. — А потом я что-то увидел. Или услышал? Я не… я не помню.

— Что-то привлекло твое внимание?

— Да. Но я не знаю, что. А потом я почувствовал запах крови и огляделся… — Он замолчал, нахмурив брови, и прижал сжатый кулак ко лбу. И, словно он сдерживал сдерживал боль, громко выдохнул.

Я подошла ближе к стеклу.

— Мне кого-нибудь позвать, Райли? Чтобы помочь с болью?

— Нет. Я справлюсь. — Но он подошел к кровати, сел и обхватил голову руками.

Из-за его размера было еще тяжелее смотреть, как он страдает. Он сильный, поэтому боль, которая его сокрушила, скорее всего, для меня была бы просто нестерпимой.

— Следующее, что я помню, — проговорил он, не поднимая головы, — как ты стоишь передо мной, а позади тебя кричит женщина. Потом появились копы. — Он снова поднял голову, в его глазах сражались страдание и гнев. — И вот мы нахрен здесь.

— У тебя когда-нибудь были подобные пробелы в памяти?

— Нет. Когда мой мозг снова заработал, я узнал мужчину на кирпичах. Делегата из Испании. Того, кто бесновался по поводу сотрудничества оборотней и вампиров, а потом чуть не врезался в меня и попытался обвинить в этом меня.

— Ты знал его до мероприятия? Общался с ним раньше?

Он поднял голову, и его глаза казались яснее, словно боль исчезла, потому что мы переключили тему. «Могла ли это сделать магия? Повлиять на его память и сделать так, чтобы было больно вспоминать?»

— Ни то, ни другое. Его имя и фото, вероятно, были в личном деле охраны. — Он попытался ухмыльнуться. — Но я не уделяю особого внимания вампирам, которые живут на другом континенте.

Поскольку я не много думала об оборотнях, пока была в Париже, то не могла его в этом винить.

— Никто не хочет тебе навредить? — спросила я.

— Я оборотень, — ответил он, как будто это полностью все объясняло. — У меня есть враги, как и у всех остальных. — Его глаза потемнели. — Но мои враги пришли бы за мной. Они бы не стали убивать кого-то другого.

— Кто твои враги? — спросила я.

Он встал и подошел обратно к стеклу.

— Ты ведь знаешь, что я отмотал срок — еще до Стаи.

— Да. — Лулу мне рассказывала об этом. Райли родился в маленьком городке в Оклахоме, но уехал оттуда, когда ему было шестнадцать, в поисках приключений. Он оказался в Мемфисе в независимой стае оборотней — Бродяг мира оборотней — которые не признают власть никакого Апекса вне своей семьи. К сожалению, это была скорее банда, чем семья, и он отсидел срок в тюрьме за разбойное нападение и кражу, прежде чем попытался сыграть на доверчивости не того оборотня. Габриэль на это не купился и, очевидно, смотрел сквозь пальцы на его обманный трюк. Он принял Райли в Стаю, и с тех пор Райли встал на путь добродетели — или на путь добродетели по меркам оборотней.

— Некоторые члены семьи были недовольны моим решением.

— Они ведь не из Чикаго, верно? Они в Мемфисе?

— Да, и я не думаю, что они поехали бы сюда, чтобы причинять мне неприятности. Они разозлились, но я бы не сказал, что они проявляют ко мне интерес, если это имеет смысл.

Я кивнула.

— Имеет.

— Лиз, я понятия не имею, зачем кому-то убивать этого вампира или подставлять меня. Я не могу вспомнить, что произошло, и ни за что нахожусь в этой проклятой камере, если не считать того, что я оказался в не в том месте и не в то время.

— Я знаю, Райли. И мне жаль. Мы все пытаемся выяснить, что произошло.

Он кивнул, но его глаза были наполнены страданием.

— Если что-нибудь вспомнишь, дай мне знать. Или поговори с Коннором или Габриэлем. Просто… скажи кому-нибудь.

— Хорошо.

Я кивнула и повернулась, чувство вины преследовало меня, как тень.

— Элиза.

Я оглянулась на него. Он подошел ближе к стеклу и прижал к нему руку.

— Животные не должны находиться в клетке.

Магия, боль и расцветающая ярость, которые клубились в его глазах, заставили меня задрожать.

* * *

Территория Дома Кадогана была темнее, чем накануне вечером. Украшения для вечеринки убрали, а небо было пасмурным, воздух теплым, влажным и застойным, словно само горе было поймано в ловушку влажности, готовое задохнуться. На проходной и парадной двери висели гирлянды из черной тафты и крепа в память о бессмертном, убитом внутри.

Внутри тоже было тихо, а воздух все еще изобиловал запахом вчерашних цветов.

Я нашла родителей в кабинете отца. Они вместе стояли, глядя в экран, который держала мама.

— Добрый вечер, — произнес папа, оглянувшись, когда я вошла в дверь.

— Привет, — сказала я, идя к ним. — Как дела?

— Мы… обеспокоены, — ответил он. — После заката у нас была минута молчания в память Томаса, но этого все еще кажется недостаточно.

Я потянулась и взяла его за руку.

— Мне жаль.

— Как и мне, — произнес он. — Я не был поклонником Томаса. Он был напыщенным и немного параноиком. Но это не оправдывает убийство.

— Есть новости о расследовании? — спросила я, желая, чтобы появилась какая-нибудь неопровержимая улика, доказывающая невиновность Райли — и что я составила о нем верное мнение.

Мама взглянула на папу, а потом на меня. Мне это показалось не очень хорошим знаком.

— У нас плохие новости и странные новости, — ответила она.

— Сначала давай плохие новости.

— Отпечатки пальцев Райли — единственные отпечатки на ноже. И они оказались в нужном месте. — Она подняла кулак, словно сжимая невидимый нож, готовая ударить.

— Преступник мог стереть другие отпечатки. — И сделал бы именно это, если бы это была подстава, на что это очень похоже. Но из-за отсутствия других отпечатков узел у меня в животе завязался немного туже.

— А странные новости?

— Выброс сигнала записи видеонаблюдения, — произнесла мама, — был магическим.

— Я не понимаю, что это значит.

— Я же говорил, — сказал ей папа с улыбкой. — Сначала я тоже не понял.

— Келли говорит, что кусок видео пропал не из-за технической проблемы, — ответила мама. — Причина магическая.

Я нахмурилась.

— Кто-то заколдовал камеру?

— Она не знает, и на видео нет ничего до и после выброса, где было бы видно, кто сотворил магию.

— Оборотень не мог сотворить заклинание, — сказала я. — И даже если бы они могли, это не в стиле оборотней. Убить кого-то на вечеринке, у всех на виду, а потом испортить видеоматериал?

— Это в стиле того, кто делает все исподтишка, — согласилась мама. — Оборотни склонны брать ответственность за свое поведение.

— А что насчет забора, где перелез убийца? Они там что-нибудь нашли?

— Ничего, — ответила мама.

— Омбудсмен продолжает расследование, — сказал папа, и в его голосе я услышала раздражение и предостережение — что я не должна вмешиваться.

Я не собиралась с ним спорить, тем более, что мой лучший аргумент заключался в том, чтобы сказать ему, что его дочь не настоящий член его Дома.

— Я собираюсь встретиться с Лулу, — сказала я. — Не знаю, захочет ли она об этом говорить, но, думаю, могу попытаться.

— Конечно, стоит, — произнесла мама. — Хочешь прихватить ей что-нибудь из кухни?

«Именно о таком спросила бы моя мама».