С террасы перед глазами Домини развернулась пестреющая разноцветьем картина гавани Анделоса, напоминающей Венецию. И она вместе с Полем и Карой остановилась у балюстрады, они обратили ее внимание на рыболовецкие суденышки с ярко окрашенными парусами, на белые каменные стены монастыря, полускрытые плетями пурпурной бугенвилии, на более мелкие ближние острова, плавающие в синем Ионическом море, как сверкающие обломки кораллов.

Домини любовалась видом, а солнце ярко освещало ее волосы и чесучевое платье, льнущее к стройному телу, и казалась такой хрупкой рядом с крупным и сильным мужем.

Она не чувствовала пристальный взгляд мужчины, откинувшегося на спинку глубокого кресла, рядом с креслом тетки Поля. Этот взгляд перехватила Кара, едва со свойственной ей живостью она отвернулась от балюстрады.

— Привет! — воскликнула она. — Я не ожидала, что вы придете к чаю, kyrie.

— Мне захотелось принять участие в расстилании ковра для радостной встречи, — ответил он, и, услышав его голос, Домини застыла на месте, потом медленно повернулась… и оказалась лицом к лицу с Берри Созерном! Он почти не изменился, разве что появились некоторые слабые признаки благосостояния. Его ленивые красновато-коричневые глаза прямо встретили ее взгляд. Домини прекрасно помнила его большой веселый рот, чуть кривоватую ухмылку и эту львиную золотистую гриву волос!

Она растерянно гадала, признается ли он в знакомстве с ней, женский инстинкт подсказал ей, что он этого не сделает. Сознание этого одновременно и возбуждало, и беспокоило ее. Берри лениво поднялся с кресла и обратился к Полю:

— Вы на самом деле удачливы, словно Аполлон, старик. — Улыбка его стала чуть насмешливой. — Могу поставить, если вы упадете в море, то выплывете с раковиной-жемчужницей в ухе, и в этой раковине обязательно будет огромная жемчужина.

— Судя по блеску глаз, ваш инстинкт художника высоко оценил мою жемчужину. — И когда Поль повел Домини к столику на террасе и представил ей Берри, она почувствовала, как муж по-хозяйски держит ее за талию.

— Кара назвала ваши работы очень талантливыми, мистер Созерн, — сказала Домин и, понимая, что признав Берри незнакомцем, она начала опасную игру.

— Счастлив показать вам мои работы в ближайшие же дни… Домини, — ответил он, и в глазах его замелькали искры.

Берегись! — предупредило ее сердце, когда она заметила, быстрый, но очень внимательный взгляд Поля на Берри. И в то же время ей хотелось сказать:

«Я знала этого человека задолго до того, как ты вошел в мою жизнь, мой красивый деспот! Он пришел со смехом, а не с угрозами, и ушел потому, что я была слишком молода, когда мы повстречались, и потому, что ему необходимо было найти себя как художника.»

— Буду с нетерпением ждать этого, мистер Созерн, — сказала она. — Думаю, кристальная чистота света здесь, в Греции, — благословение Божие для художника. Краски и линии должны приобрести еще большее очарование.

— Совершенно верно… мадам Стефанос. — Он подчеркнул ее имя, а глаза его как будто касались точеных черт ее лица, окруженного ореолом золотых в свете солнца волос. Глаза ее казались холодными, безмятежно-синими, и Берри, хорошо помнивший их весело сверкавшими и переливающимися, обеспокоенно наблюдал, как она заняла место рядом с теткой Поля. Домини отвечала на вопросы об их венчании и медовом месяце, пока тетя София разливала чай из остроконечного чайника. Кара угощала всех пирожными и фруктами и наконец примостилась на ручке кресла, в котором сидел ее брат, и вонзила острые мелкие зубки в крупный плод инжира.

— Насколько я понял, во время пребывания в Афинах вы посетили Акрополь? — осведомился Берри.

— И при дневном свете, и вечером, — ответила Домини. — Мне там очень понравилось все: и цикады, прячущиеся в листве деревьев, и храмы Юпитера и Виктории, погруженные в сумерки.

— Домини из тех женщин, которые предпочитают все в завуалированном виде, — с кривоватой улыбкой заметил Поль. — Все эти потрескавшиеся колонны при дневном свете действовали на нее угнетающе.

— Большинство женщин — романтики, — сказал Берри и, кусая пирожное, взглянул на Домини. — Хотелось бы мне знать, мистер Стефанос, позволите ли вы мне написать портрет вашей жены? Я вижу ее, как Бритомартис, богиню-девственницу.

Домини покраснела при этих словах Берри, так как все взгляды устремились на нее. И взгляд Поля было совершенно невозможно понять, так как глаза прятались за темными стеклами. «Не надо, Берри, — хотелось ей сказать. — Не делай мое положение еще более тяжелым.»

— Что за изумительная мысль! — невинно улыбнулась ей через стол Кара, потом посмотрела на Поля. — Ты должен позволить Берри нарисовать Домини, — возбужденно заговорила она. — Ох, как будет завидовать Алексис. Она считает, что нет никого красивее ее.

— А, между прочим, где Алексис? — осведомился сердито поджавший губы Поль, и Домини сразу поняла, как не понравилась ему просьба Берри. Алексис, его невестка, послужила удобным предлогом переменить тему разговора.

— Она пошла на яхте с людьми, которые арендовали дом по соседству, — сообщила ему Кара. — Они приехали на лето. Это богатые американцы, и потому Алексис, естественно, дружит с ними.

— Довольно, Кара! — резко оборвала ее тетка. — Это касается только Алексис, и нельзя осуждать ее за то, что она предпочитает компанию культурных людей, а не бездельников с пляжа и рыбаков.

— Думаю, тетя Софула имеет в виду вас, Берри, потому что вы живете в коттедже на пляже, — расхохоталась Кара, поглядывая на его голые ноги в сандалиях фасона времен Рима.

Он беззаботно скрестил ноги и стряхнул с брюк крошки от пирожного. По его улыбке Домини догадалась, что он вспоминал прошлое. Его нисколько не волновало, что львиная грива его светлых волос достает до высокого воротника грубого свитера, какие носят рыбаки, и что его брюки, завернутые почти до колен, перепачканы краской и вовсе не сшиты на заказ. Однажды вечером, сидя на перевернутой лодке на берегу, Берри намекнул, что должен уехать… губы его легко скользнули по ее щеке, и она не почувствовала грусти, так как верила, что они встретятся снова…