— Огня! Седлать коней! Этого, — дьяк показал на Данилу, — снять! Перевязать — и наверх!
Уже выходя, резко обернулся и глянул в лицо пленника белыми от ярости глазами. Демидов не выдержал его взгляда, опустил голову и повис на руках стрельцов.
— Я вас этой же ночью лицом к лицу поставлю! — Схватив Данилу за волосы, Бухвостов заглянул ему в глаза. — Смотри, если солгал! — Бухнув дверью, дьяк выскочил из пыточной.
На дворе уже ржали кони, бегали с факелами в руках озабоченные стрельцы. Заботливый Антипа принес хозяину бархатный кафтан, высокую шапку и саблю. Помог одеться и подержал стремя, когда Никита Авдеевич тяжело усаживался в седло. Распахнулись ворота, и дьяк во главе десятка конных стрельцов выехал на улицу.
Город уже окутали сумерки. Ночной прохладой веяло от реки, спокойно катившей свои воды мимо стен кремля. Где-то перекликались караульные, а за заборами, почуяв чужих, лениво взбрехивали цепные псы, показывая хозяевам свое усердие. Временами налетал ветерок, и густые сады шумели листвой.
Никита Авдеевич то ударял в бока коня каблуками, то натягивал поводья, заставляя переходить с рыси на шаг. Словно тень, Бухвостова преследовали сомнения: не поторопился ли, как ошпаренный сорвавшись с места? Что он скажет Кирилле Петровичу Моренину, вломившись на ночь глядя в его дом? Ухватит его за бороду, повалит на пол и, приставив к горлу саблю, заставит признаться в смертном грехе предательства? А тот откажется от всего и завтра же подаст челобитную государю, жалуясь на самоуправство дьяка и требуя наказать обидчика. Чем припереть к стенке хитрого Кириллу? Можно ли верить оговорившему его под пыткой Данилке Демидову? Когда висишь на дыбе, а в горне уже раскалилось железо, покажешь на кого угодно, лишь бы отвязались.
Вспышка ярости, погнавшая за ворота, уже миновала, и вновь вступил в свои права холодный рассудок. Поэтому дьяк и сдерживал коня. Но не поворачивать же обратно с половины дороги?
Страшные времена опричнины, слава Богу, давно миновали, и не окажешься ли теперь заложником собственной глупости, поторопившись крикнуть: «Слово и дело»? В царствование Иоанна Грозного опричники, бывало, брали боярские усадьбы штурмом, как неприступные крепости, с боем отвоевывали сначала ворота, а потом каждую дверь и ступеньку лестницы, ведущей в покои хозяев, — никто не хотел класть голову на плаху, и на защиту родного гнезда вставали все его обитатели. Не встретят ли сейчас в усадьбе Моренина выстрелами в упор и острыми топорами?
Нет, не должны. Не знает Кирилла Петрович о нависшей над ним угрозе и, кроме того, не рискнет оказывать сопротивление государевым людям. Страшнее другое: доказательств его измены, кроме признания Демидова, у Никиты Авдеевича практически нет. Да, поддался ты, Никита, разгоревшемуся на врагов сердцу, поторопился, ох, как поторопился!
Однако как узнал Моренин о тайном гонце? Сказать ему о нем мог только тот, кто постоянно рядом с дьяком!
«У-у-у, змеиное гнездо! — Никита Авдеевич опять почувствовал приступ удушья и начал растирать ладонью левую половину груди. — Значит, надо искать вражину в собственном доме?»
Он вынырнул из тяжелых дум, как из глубокого черного омута, и с удивлением обнаружил, что его конь стоит, мирно пощипывая траву, густо разросшуюся под тыном чьей-то усадьбы. Позади, не решаясь напомнить о себе, остановились верховые стрельцы: таясь от всех, дьяк даже им не сказал, куда они едут.
Зло усмехнувшись, Бухвостов дернул поводья и ударил каблуками в бока лошади: поворачивать назад он не будет — дурная примета! Раз с ним хитрят, пытаются обвести его вокруг пальца, он ответит тем же. Нечего и думать о честном поединке с врагом: пока станешь гадать, как бы кого не обидеть, тебя успеют удавить.
К Моренину он приедет как друг, готовый спасти его от навета, и постарается заманить Кириллу Петровича к себе, а там уж и поставит его напротив Данилки. Как только боярин окажется за крепкими стенами внутреннего двора Бухвостова, дело пойдет проще…
Когда они подъехали к воротам усадьбы в Занеглименье, небо уже совсем потемнело, ярко высветились звезды. Пришлось долго ругаться со сторожем, пока тот не позвал ключника, который неохотно приказал открыть тяжелые створки ворот.
— Кирилла Петрович изволят почивать, — сообщил ключник, встревожено глядя на въезжавших на двор стрельцов.
— Ничего. — Никита Авдеевич тяжело сполз с седла. — Придется разбудить.
— Пожалуйте в горницу, — поклонился ключник. — Обождите, пока я поднимусь к боярину.
— Некогда ждать. — Бухвостов цепко прихватил своей толстой лапой тонкую, как веточка, руку ключника. — Веди! Да не вздумай шуметь!
Заросшая седой бороденкой лисья мордочка ключника испуганно сморщилась, он втянул голову в плечи и пошел, тяжело переставляя ноги. Двое спешившихся стрельцов, вооруженных пистолетами и саблями, отправились следом за Никитой Авдеевичем. В полутемных, запутанных переходах палат по углам жалась челядь, затравленно зыркая глазами на незваных гостей, но дьяк ни на кого не обращал внимания: ну их к лешим, пусть себе зыркают.
— Боярыня где? — поднимаясь по лестнице, спросил он у ключника.
— С детишками в деревеньке, — невнятно промямлил тот.
— Ну и ладно, — облегченно вздохнул Никита Авдеевич. Все будет меньше бабьего визга. — Это спаленка боярина? Он там один?
Ключник кивнул и робко поскребся, не решаясь стучать. Отстранив его, дьяк бухнул по двери кулаком:
— Кирилла Петрович! Поднимайся, гость к тебе нежданный!
За дверью молчали, даже шорохов не было слышно. Бухвостов подергал за кольцо — дверь оказалась запертой изнутри.
«Дворовую девку, что ли, в постель притащил, а теперь стесняется нас впустить?» — подумал Никита Авдеевич и снова постучал. Никакого ответа. Стоявший рядом ключник мелко вздрагивал всем телом, видимо, боясь услышать грозный окрик хозяина.
— Ломайте, детушки! — отступив в сторону, велел дьяк стрельцам.
«Детушки», каждый чуть не в сажень ростом и пудов восемь весом, с разбегу ударили в дверь плечами и сорвали ее с петель. Дубовое полотнище с грохотом рухнуло, и стрельцы влетели в спаленку.
— И-и-и… — дико выпучив глаза, заорал ключник.
На смятой постели, полностью одетый, лежал Кирилла Петрович с перерезанным горлом. Горевшая на столе свеча освещала натекшую под ним лужу крови и темные брызги на чисто выбеленной стене.
Стрельцы изумленно застыли, сдернув с лохматых голов шапки. Бухвостов сначала отшатнулся, но тут же зажал ключнику рот и втолкнул его в комнату.
— Кто тут был?! — встряхнув тщедушного старика, гаркнул он ему в ухо. — Кто приезжал?! Ну!
Но ключник только непонимающе глядел на него помертвевшими от ужаса глазами и шамкал беззубым ртом.
— Да очнись ты, чертова болячка! — снова встряхнул его дьяк. — Кто был у боярина?
— Никого, — наконец выдавил из себя старик.
Бухвостов отдал его стрельцам и подошел к убитому. Зрелище было не из приятных, но он пересилил страх и брезгливость ради дела. Лицо Моренина казалось безмятежно спокойным, только легкая тень недоумения исказила застывшие черты да в уголках губ притаилась боль. Судя по всему, боярин не ждал смерти, она пришла к нему совершенно неожиданно: он даже не успел испугаться, не то, что закричать. Как полоснул злодей по горлу, тут же Кирилла и захлебнулся собственной кровушкой. Но чем полоснули, ножом? Никита Авдеевич пошарил вокруг глазами, наклонился и заглянул под широкую кровать, под стол, потом под лавки у стен и за сундук. Орудия убийства нигде не было. Надо полагать, его унес тот, кто расправился с боярином.
Да, совсем не так рассчитывал дьяк повидаться с хозяином дома, совсем не так… Теперь уж не станешь затевать хитрые разговоры и плести словесную паутину, заманивая Моренина в ловчие сети, — о чем говорить с покойником? Может, душа его и слышит тебя, но ответить не сможет, сколько ни спрашивай. А хорошо бы спросить: говорят, души не умеют лгать! Значит, кому-то было очень нужно, чтобы Никита Авдеевич никогда не побеседовал с Кириллой Петровичем? Кому? Кажется, ничего бы не пожалел, лишь бы узнать!
