Сводки МГБ и семейные предания доносят до нас высказывания отдельных людей, которые встретили смерть Сталина с радостью. Но ни они, ни трезвые аналитики до 1956 г. не были фактором общественной жизни, так как не имели никакой возможности познакомить со своим мнением круг более нескольких человек.
В 1956 г. началось необратимое расширение этого круга. И партийное руководство предоставило для этого прекрасную возможность. Ведь поворот политики произошел без четкого разъяснения, что теперь правильно, а что нет, что можно, а что нельзя. Это открывало возможность для дискуссии, которая и развернулась в партийных организациях, студенческих аудиториях и заводских курилках. На места выехали официальные докладчики. Им посыпались вопросы – как правило в неподписанных записках. Наиболее острые вопросы не оглашались, конечно, но записывались и передавались наверх. Так возник популярный и ныне жанр «Задай свой вопрос Государю». При этом многие вопросы были риторическими.
Поскольку доклад Хрущева оставался секретным, решение по нему съезд не вынес, то в стране и партии возникли ажиотаж и недоумение. Все хотели быть причастными к тайне, и мало кто понимал – что теперь верно, а что нет.
Люди, слышавшие доклад и готовые рассказать о нем, оказались популярнее народных артистов СССР. Вот историк академик А. Панкратова выступала перед ленинградской интеллигенцией на тему: «XX съезд КПСС и задачи исторической науки». Залы были переполнены. В записке А. Панкратовой в ЦК с отчетом об этих выступлениях звучат нотки недовольства порядком оглашения доклада Н. Хрущева на ХХ съезде. Собственно, эта секретность породила волну разномыслия и недоумения. Тем самым Панкратова и намекает на необходимость большей гласности в этом вопросе, и прикрывается от обвинений, что занялась не своим делом. «После чтения доклада никакой «разъяснительной» работы не проводилось. Все это вызвало недовольство и огромное множество самых разнообразных вопросов, свидетельствующих о большой взволнованности и о смятении среди кадров интеллигенции. Поэтому вместо научного доклада о проблемах исторической науки в новой пятилетке, для чтения которого меня пригласили, мне пришлось за время с 20 по 23 марта сделать 9 докладов и лекций на тему: «XX съезд партии и задачи исторической науки» с разъяснением вопроса о культе личности[10]. На этих встречах присутствовало более 6000 представителей интеллигенции, было подано свыше 800 записок, подавляющее большинство которых посвящено политическим вопросам.
Спектр мнений, представленный Панкратовой, дает преимущество антисталинистам: «…если вспомнить доклад т. Хрущева об отрицательной роли Сталина в 1937—1938 гг., если вспомнить, какие там имеются намеки даже на его отношение к убийству Кирова, то, что говорится о его почти вредительской роли в период Отечественной войны, то вывод напрашивается один: действительно, надо снимать портреты Сталина и выбросить его из истории»[11].
Другая группа записок, наоборот, считает нецелесообразным пересмотр роли «мертвеца–Сталина» и выражает недовольство «шельмованием и глумлением над именем Сталина». В этих записках речь идет о «культе личности наоборот»: «Разве приписывание всех ошибок тов. Сталину не есть культ личности?»
«В своем докладе Вы несколько раз упоминали о культе личностит. Сталина в истории партии, осужденном XX съездом партии. В то жевремя Ваш доклад изобилует выражениями: «Ленин учил, указал, организовал, руководил, предвидел… Не выглядит ли, что шарахаемся содной стороны в другую, один культ личности осуждаем, а другойпревозносим, вместо коллективного руководства ЦК и всей партии.Неужели так мала роль т. Сталина в организации Октябрьской социалистической революции, разгроме троцкистов–оппортунистов, гражданской войне, построении индустриализации и укреплении мощистраны, что он после смерти не заслужил даже упоминания в историии чтобы висели его портреты? А если это так в действительности, топочему же он был у руководства страной почти 30 лет, и все эти30 лет только восхваляли его, и никто по–партийному не поправил егов его ошибках, или не сместили с поста вовремя? Или после смертибезопаснее критиковать недостатки? Разве только один Ленин говорил, воспитывал, организовывал, укреплял партию для борьбы с капитализмом, а не все сознательные трудящиеся, не ЦК, не бюро русского ЦК?». Симпатия к Сталину ведет к требованию более последовательного отказа от «культа». Но подобную идею высказывают, разумеется, не только сталинцы: «Не является ли проявлением культа личности, когда везде и всюду, начиная с ЦК КПСС, съезда партии, беспрерывно говорится о великом Ленине, его великих заслугах, умаляя роль народных масс, в силу которых так верил В.И. Ленин. Тогда, как известно, что сам Ленин был решительным противником культа личности?».
Несогласие с попыткой свалить все на Сталина объединяет сталинцев и радикальных антисталинистов. Благо, в зале много историков–марксистов, которым несложно применить к «культу личности Сталина» метод исторического материализма: «Не является ли данью культу личности мнение, что один Сталин мог сломить волю большинства партии (или навязать партии неправильное решение отдельных вопросов). Ср[авните] оценку роли Наполеона III К. Марксом и В. Гюго»[12].
Можно применить и цивилизационный подход: «Были ли в русской жизни социально–экономические и социально–психологические исторические предпосылки фантастического pacцвета культа личности? Неужели все дело в том, что не разглядели как следует, Сталина? А ведь партия умела бороться раньше с культом личности?»
Как видим, состояние советской исторической мысли позволяло уже в 1956 г. сформулировать основные подходы, которые и сейчас используются для анализа и оценки истории 30–х гг. Но тогда эти риторические вопросы остались засекреченными, и подобные идеи пришлось переоткрывать снова – вплоть до Перестройки.
От анализа причин – один шаг до оппозиционных выводов: «В чем материальная основа культа личности? Может быть, в монопольном положении промышленности и сельского хозяйства, не испытывающих никакой конкуренции и поэтому не имеющих внешних стимулов для совершенствования? Отсюда любое состояниеможет быть признано наилучшим?»[13]
«Почему не даются объяснения его поведения, как отражение интересов определенного социального слоя, выросшего, скажем, на почве советского бюрократизма, исказившего советскую демократию? И если говорить о принципиальном повороте, то в каких реальных мерах, направленных против всесилия этой бюрократии, он выражается?»[14]
Вопросы на «классовые» темы были весьма конкретны и напоминали о забытых принципах коммунистической идеологии: «В связи с укоренившимся положением о культе личности в истории не извращен ли социалистический принцип в оплате труда советских граждан, когда труд одного человека, скажем простого рабочего, оплачивается в 600—700 рублей в месяц, ценится ниже, в 20— 30 раз дешевле труда высокопоставленных ответработников и ученых и других, получающих 15—20 тыс. руб. в месяц. В связи с этим, не скажете ли Вы, чем была вызвана отмена ленинского принципа оплаты труда, существовавшего в первые годы Советской власти»[15].
А. Панкратова специально отмежевывается от наиболее опасных вопросов, помещая их в отдельную рубрику: «Внушают тревогу такие, например, вопросы:» Ох, «внушают»!
«Чем было наше государство в продолжении почти 30 лет: демократической республикой или тоталитарным государством с неограниченным единовластием или, может быть, это совместимо?»
«Не способствует ли культу личности однопартийность и почти полное слияние органов власти и партийных органов?».
«Нездоровые настроения прозвучали в записках некоторой части ленинградской интеллигенции, по–видимому, плохо разобравшейся в исторических условиях борьбы за коллективизацию в СССР и кооперирования крестьян в Китае и других странах – продолжает А. Панкратова, – Так, авторы некоторых записок ставят под сомнение вопрос о необходимости ликвидации кулачества, как класса, в нашей стране: «У определенной группы товарищей, в связи с материалами XX съезда и опытом социалистического строительства в других странах, сложилось мнение, что в проведении политики ликвидации кулачества, как класса, в СССР была допущена ошибка — игнорирование возможности привлекать кулака к социалистическому строительству»[16].
