А посчитав, постарайтесь придерживаться рекомендованной нормы. Хотя в отношении еды и напитков это чрезвычайно сложно.
«Ку-ри-ца — е-да!»
Эпикурейская характеристика курицы в устах героини «Пятого элемента», стройно-мускулистой Лилу в исполнении мускулисто-стройной Милы Йовович, как правило, вызывает умиленную реакцию публики. А вот своя собственная тяга к поеданию всего, что в холодильнике отыщется, наоборот, вызывает множество чувств, среди которых нет ни умиления, ни даже простого понимания. А все потому, что даже самая изящная женщина время от времени ловит на себе взгляд кого-нибудь из знакомых, чем-то напоминающий контроль багажа на таможне: а не располнела ли ты, милочка? И так же, как дамы эпохи королевы Виктории скрывали свои любовные связи, мы пытаемся скрыть свой истинный вес. От всех. В том числе и от себя.
Противоречия между тем, как должно быть, и тем, как есть — один из самых мощных стрессоров.
Есть, конечно, психологические типы, равнодушные к социальному одобрению — шизоид, например. Но и шизоидам приходится несладко, когда какое-то далекое, почти абстрактное «мнение» переходит в конкретный прессинг. А уж если социальной среде удается и личность заразить этим своим негативным мнением, то внешний прессинг очень быстро перерастает во внутренний. Человек пытается противостоять напору «доброжелателей» — и одновременно соглашается с их требованиями. Так создаются все условия для дезадаптированного поведения: резкое или постепенное, но неизбежное падение самооценки; закрепление чувства страха перед окружающей реальностью; растущее желание спрятаться от предъявляемых отовсюду претензий, чтобы отдышаться, или вообще сбежать. Причем у каждого из нас имеется не только большой соблазн удрать куда-нибудь от проблем подальше, но и большой выбор, куда именно.
Человечество на протяжении всей своей истории непрерывно создавало все новые и новые «резервации для беглецов от действительности». И буквально каждая личность, услыхав грозное сопение прессинга за спиной, пускается в бега по направлению к той резервации, которая ближе — в материальном или в психологическом отношении. Ведь для того, чтобы сопротивляться, необходимо психологически созреть, набраться сил и развить свой внутренний потенциал. А пока ты молод, неопытен, чувствителен и нестоек — беги, не стесняйся. Впрочем, особо упрямые натуры не двинутся с места и примут на себя всю тяжесть социального неодобрения и всю мощь психологической обработки. Позволим себе напомнить, что Иммануил Кант говорил: «Упрямство имеет только форму характера, но не его содержание». И еще: «закалка» не означает «уничтожение». Поэтому не стоит рисковать собственной психикой.
Ищите убежище заблаговременно, отступайте вовремя, прячьтесь, если не чувствуете силы бороться, но сохраняйте контроль над своими потребностями.
И не слушайте благоглупостей вроде «Ах, в жизни столько прекрасного! В ней так много прекрасного, что она вся прекрасна! А постольку, поскольку она прекрасна, то и мы, принимая жизнь во всей ее прекрасности, сами становимся прекрасными! Станьте же прекрасными, заглянув в прекрасные бездны мироздания, сотворенного прекрасным боженькой! Ах! Ох!» Подобная опрометчивость приведет к такому, что уй-й… И никаких тебе ах-ох.
Тем более не стоит выбирать пути для эскапизма и территорию для релаксации в состоянии паники, когда уже невмоготу, а окружающая действительность не просто давит, а давит, как хорек цыпленка — насмерть. В старину полагали, что голод — лучший повар. А вот немецкий драматург Бертольд Брехт возразил: «Голод — плохой повар» — и оказался прав. Когда потребность обостряется до нестерпимого уровня, соглашаешься на что угодно, не думая о последствиях. И только осмысленный, дотошный (даже в некотором роде капризный) выбор позволит избежать большинства негативных эффектов, связанных с необходимостью время от времени куда-то удирать из нашей утомительной реальности. Глядишь, и удастся избежать ловушек, расставленных по всем тропам, которыми человек научился уходить в иные миры, чтобы отдохнуть от этого.
Мы не зря упомянули о голоде. Один из самых простых, доступных, легальных и… вредных для здоровья и имиджа релаксантов как раз связан с голодом. А точнее, с едой. Как мы уже говорили, недовольство собой и окружающим миром плюс неверие в собственные силы заставляет личность искать «эмоциональный эскалатор», способный поднять самооценку и настроение на приемлемую высоту. Первый путь: вступить во взаимоотношения или создать видимость взаимоотношений, приносящих вожделенное чувство удовольствия. Удовлетворив какую-нибудь из библейских страстей — тщеславие, гнев, алчность, похоть, лень — можно ощутить приязненное чувство по отношению к миру вообще и к себе в частности. Чего, собственно, и хотелось.
Но есть и второй путь: никаких спонсоров, собеседников, жертв, суженых и случайных партнеров не искать, а улучшить свой настрой посредством биохимических изменений. Остановившись на первых ступеньках — на управляемом удовольствии от чашки кофе, конфеты, сигареты, бокале вина и т. п. — личность ничего не теряет, а только приобретает. Из таких вот мелочей и составляется позитивное мироощущение. Как говорится, не Кантом единым жив человек. Но если желание позитива выходит из-под контроля, то… Мало ли куда забредет начинающий эпикуреец, провоцируемый обостренным гедонизмом[57]? Ведь химический релаксант — любой, даже такой скромный, как чашка кофе — может превращаться в собственную противоположность.
Биохимический «носитель радости жизни» довольно часто становится опасным стрессором и смертельным терминатором для личности. Иными словами, возникает зависимость.
В течение XX века, богатого на новинки, где-то посередине между эмоциональной и химической зависимостями росла и процветала промежуточная форма, впоследствии получившая обтекаемое название «расстройства питания».
Современному человеку свойственно не обращать должного внимания на образ питания. Мы не столько живем едой, сколько мы еде предаемся. Иногда самозабвенно — в буквальном смысле, не помня себя. Тем не менее, бранить за подобное легкомыслие именно XX век нельзя. То, что еда — это огромное удовольствие и прекрасный способ провести время, человечество осознало на заре цивилизации. Именно тогда в моду (на тысячи и тысячи лет) вошли чудовищно продолжительные, непристойно обильные пиры, и еда стала не только средством питания, но и средством репрезентации. Сделки и союзы, заключавшиеся во время еды, были политическим приемом, таким же действенным, как демонстрация отлично вооруженных и обученных войск. Переедание закрепилось в списке социокультурных факторов — и держится в нем по сей день.
Что же касается развлекательной функции еды, то она тоже в тени не дремала. Пиры начинались с утра пораньше, завтрак плавно переходил в обед, обед — в ужин… В принципе, пиры, сопровождавшиеся культурной программой и приятным общением, имели лишь две достойных альтернативы — войну и охоту. По крайней мере, для знати. То есть для референтной группы[58] всех времен и народов. Все сословия мечтали именно о такой жизни: чтобы съесть сегодня как можно больше и совсем не заботиться о хлебе насущном на завтрашний день. К счастью для человечества, продуктовое изобилие довольно долго оставалось недоступным даже для развитых цивилизаций. Иначе эпидемия ожирения поразила бы нас задолго до Рождества Христова. Зато массовое сознание успело основательно подготовиться к булимии. И как только появились материальные возможности для переедания, род людской, не медля, приступил. К перееданию.
Но и во времена весьма отдаленные, когда враг стройности, сахар, был величайшей редкостью, а кондитерские изделия запирались от прислуги на замок и охранялись так же, как фамильные ценности, — богатые люди уже тогда ни в чем себе не отказывали. Каждый день они ели запредельно сладкие блюда с высоким содержанием сахара. А заодно экспериментировали со вкусом всяческого мяса: от среднестатистической дичи — вроде оленей и куропаток — до животных нездешних, почти фантастических — вроде дельфинов и стеллеровых коров. Последние своего участия в кулинарных экспериментах не перенесли. Но и экспериментаторы, надо сказать, пострадали. Среди богатых и знатных людей заболевания зубов, пищеварительной системы, ожирение и сопутствующие ему патологии встречались гораздо чаще, чем в среде простых крестьян, питавшихся намного хуже и однообразнее своих господ.
