От Шпалы тоже нет этого раздражающего запаха. Вопрос: как я этого раньше не заметил? Вопрос второй: почему так? Ответ на оба вопроса: а черт его знает.

"Тыш-тыш-тыш".

— Дать огоньку? — спросил, стараясь не выдать голосом антипатию.

К Ханне и без меня плохо относится чуть ли не каждый первый. Мне было лень доставать зажигалку из кармана уличных штанов, те в шкафчике лежали. Уроки Кошара желательно почаще отрабатывать. Так почему бы и не оказать микроскопическую услугу Луккунен?

Она зыркнула на меня недоверчиво, затем резко кивнула.

Я убрал руку за спину, якобы доставая зажигалку. Прикинул, смутит ли ее отсутствие звука при зажигании. Решил, что плевать на ее смущение. Осторожно зажег язычок пламени над ладонью, протянул руку к Ханне.

И тут я перевел взгляд с огонька на лицо Ханны, приблизившей сигарету — и лицо — к огню.

Не лицо — морду.

Чего мне стоило удержать на физиономии покерфэйс, а над ладонью — трепещущий огонек, сложно передать словами. Похвалюсь: я справился с этой задачей. Возможно, мне помогло то, что проявившаяся мордочка выглядела куда как симпатичнее, чем привычное Ханнино лицо. Цвет глаз — красное золото. Черный блестящий носик на вытянутой вперед мордочке, острые черненькие ушки. Серебристые усики. Трехцветные ворсинки меха: кончики черные, серединка белая, а основание серое. В острых зубах торчала даже не сигарета, а нечто среднее между самокруткой и сигарой со слабо светящимся знаком в виде двух скрещенных линий там, где положено быть фильтру у обычных сигарет. Луккунен прикурила, отодвинулась. Снова стала привычной, некрасивой, угловатой девушкой.

— С-спас-сибо, — сказала она.

Не заикание послышалось мне в этом простом слове, а лаянье. Впрочем, это уже скорее я сам себя накрутил.

Я коротко кивнул и ушел в стафф. Почему не выбежал с криком: "Там лис! Лисица! Пушной зверек в раздевалке!", — а молча примостил свою тушку на край дивана? Потому что легко представлял встречный вопрос: "Лис — полярный?" — и я такой в ответ: "Нет, чернобурый". И мне бы с сочувственным видом покивали, попросили бы чуть меньше принимать на грудь до смены, чай — не Коломийцев.

И вообще, что за дискриминация? У меня дома обитает манул, который не совсем манул, так мне ли наезжать на милую лисичку, которая прикидывается страшненькой девушкой? Жаль, не рассмотрел ее подробнее: я к животным вообще отношусь с симпатией. Даже большей, чем к подавляющей людской массе, со списком исключений, разумеется.

В зале меня поставили инспектором на открытый для единственного игрока блэкджек. Это обещало быть скукой смертной, но окупалось тем, что дилером за стол встала Бартош. Я уже упоминал, что шафл в ее исполнении — это красиво.

У нее изящные руки с тонкими пальцами, и абсолютный контроль над этими пальцами: ни одного лишнего, случайного движения, никаких огрехов. Скорость ее работы на блэкджеке — это и вовсе что-то космическое. Таша считает сумму карт чуть ли не раньше, чем следующая карта перевернута, а достает она их из шуза с быстротой молнии.

Шуз, он же каблук, он же башмак, он же ботинок — это устройство, в которое вкладываются шесть тасованных колод после подрезки. Так, я перебрал с тренингами, Арктике-то точно не нужны мои поучения. Особенно на "джеке" — это ее коронный стол.

Год назад, когда я был таким же свежим мясом, как и нынешние стажеры, я спросил у Жана, может ли кто из пит-боссов сдавать быстрее и четче, чем Бартош. Ответ был прост и однозначен: нет. Еще он тогда посоветовал не пытаться подкатывать к этой миниатюрной блондиночке, не тратить время понапрасну.

Помню, я тогда возмутился: меня стиль и качество работы восхитили, а не работница. Хотя вообще-то она хороша: ладно скроена, волосы — свои, а не результат трудов парикмахера, как у Бореевой. Светлая кожа, тонкая кость. Светло-серые глаза и светлые пушистые ресницы. Если уж придираться, то нос и губы тонковаты, но все прочее — весьма приятно глазу.

И характер стального слитка, лежащего под тонким слоем пушистого снега: Арктика холодна, отстранена от всех и вся, кроме своих книжек, ее мнение бесполезно подвергать критике.

— Андрей, — услышал я сбоку голос пит-босса Иры. — Не удивляйся. Стол открыли для счетчика.

Второй раз за ночь ко мне незаметно приблизилась девушка — позорище, в полный двухметровый рост! Конечно, покрытие скрадывает звуки шагов, но глаза-то мне на что?..

— Сто процентов? — вслух удивился я другому. — Что счетчик?

— Ага. Его Тоха узнал, потому и смылся, чтобы не спугнуть гуся залетного, — глаза Ирины сияли предвкушением. — Бартош уже в курсе. Наслаждайся шоу!

— Погоди, — притормозил я собравшуюся уходить Иру. — Антон сказал, что денежку мне насчитают по первой категории. А у меня третья, и разговор был вроде как про вторую. Уточняю, чтобы губу раньше времени не раскатать, и не поймать птичку обломинго потом.

— На первую инспекторскую он тебя двигает, — пожала плечами пит-босс. — Не знаю, что он там тебе говорил, но я слышала про Д-И-1.

— Благодарочка! — улыбнулся я искренне: с Ирой легко общаться, приятно. — А чего этого перца сразу в блэк-лист не внесли, раз опознали?

— Не-е-ет, — протянула она: будто в сироп окунула. — Так не интересно. Идет, испаряюсь.

Все то время, что мы болтали, Бартош стояла неподвижно, как изваяние, перед шестью колодами, разложенными аккуратными дугами.

Клиент наш, пришедший со стороны бара, швырнул пять тысячных купюр на размен по сто и пятьсот. И начал раскладываться: поставил борсетку, достал из нее серебристый портсигар (мне сразу вспомнились "волчий" портсигар Находько и серебристые усы Луккунен). Вытащил записную книжку с прикрученной к ней ручкой. Получив свои фишки, махнул рукой барским жестом.

Таша перевернула срезкой колоды рубашкой вверх, начала большой шафл. Я невольно залюбовался: вроде же ничего особенного, все могут научиться тасовать карты, но мало кто сделает это так технично, как Бартош.

Подоспела официантка с чашкой чая и подносом бутербродов. Клиент, грузный мужчина с сединой в жестких волосах, местами стоящих торчком. Обрюзгшие щеки, презрительно изогнутый рот. Да, такого сложно не узнать, единожды столкнувшись.

— Зажигалку, — велел он официантке; раскидал на два бокса по сторублевой фишке. — Сдавай.

С тихим шелестом быстро легли карты. Понеслась скоростная игра: игрок быстро командовал, карту ему, делать ли сплит или дабл; Таша столь же быстро реагировала. Он улыбался, пил чай мелкими глоточками, пока она замешивала карты после выхода срезки.

Второй шуз — еще быстрее первого. Игрок выкурил сигарету, оставил окурок в пепельнице.

На третьем шафле подбежала официанточка с подносом, на котором стояли собранные бокалы, пустые и не до конца допитые. Потянулась к пепельнице — забрать грязную. И совершенно случайно уронила с подноса бокал с недопитым пивом.

— Простите, извините, мне так жаль! — залепетала девочка, спешно затирая расползающееся мокрое пятно.

— Потеряйся! — рыкнул на бедолагу клиент.

— Смена стола, — ледяным голосом объявила Бартош.

На новый стол улыбающаяся исподтишка (чтобы дорогой клиент не разглядел) Ирина перевела их в неполном составе. Сообщила, что новые колоды, как и положено при переходе на другой стол, распечатают прямо перед уважаемым посетителем, буквально через несколько минут. А дилеру пора на брейк, ее заменят. Тоже через несколько минут.

Клиент терзал челюстями новый бутерброд: свежий чай и свежий перекус бар принес за счет заведения, в знак извинения за доставленное неудобство.

Ташу заменила Алия. Судя по озорным смешинкам в уголках ее раскосых темных глаз, Ах-Ах была в теме.

Шуз, второй… Алия замешала почти все карты на третий, как из тасуемой пачки вдруг нечаянно вылетело несколько карт. Так неудачно, что упали они аж за пределы стола, только одну, шестерку треф, зачем-то поймал в полете клиент.