— ДОГОВОРИЛИСЬ, — распевает Грейер, разогреваясь к следующему концерту.

Едва сдерживаясь, чтобы не написать свой телефон на клочке бумаги и подсунуть под его дверь, я покидаю дом 721 на Парк-авеню, зная, что шансы увидеть Г.С. до того, как он отправится в Африку, равны нулю. Черт!

Вечером я заставляю Сару, приехавшую домой на рождественские каникулы, сопровождать меня на праздничную вечеринку, которую устраивают мои однокурсники. Вся квартира увешана яркими фонариками в форме перца-халапеньо, и кто-то наклеил вырезанный из бумаги огромный пенис на изображение Санта-Клауса в гостиной.

Меньше пяти минут уходит на то, чтобы решить, что нас не прельщают светлый «Будвайзер», охлаждающийся в ванне, горсть кукурузных чипсов в прозрачной мисочке, а также великодушные предложения быстрого орального секса от мальчиков из студенческого братства.

Мы встречаем Джоша на лестнице.

— Тоска? — осведомляется он.

— Это как посмотреть, — поясняет Сара. — Конечно, я, как и все девушки, обожаю играть в стриптиз, но…

— Сара! — восклицает Джош, обнимая ее. — Вперед, я уже облизываюсь!

Несколько часов спустя я, ослабевшая от мартини и переживаний, сижу в угловой кабинке «Затем» и пересказываю Саре историю с рождественскими песнями, пока Джош клеит какую-то модную девицу у стойки бара.

— А потом… он дал ему печенье. Это должно что-то означать, верно?

Мы обсасываем каждый нюанс пятиминутной беседы, пока окончательно не лишаем встречу всякого смысла, даже если таковой до этого и присутствовал.

— А потом он сказал «договорились», и я ответила «договорились».

Субботнее утро я встречаю лежа в туфлях на кровати, с жутким похмельем и ужасным сознанием того, что у меня остался всего один день, чтобы купить подарки для родных, семейства N. и тех малышей, за которыми я присматривала все эти годы. Девочки Глисонов уже прислали две позолоченные ручки и камешек, на котором краской выведено мое имя. Пора ответить тем же. Нужно собраться и встать.

Я пожираю тост с томатным соусом, выпиваю литр воды, заглатываю двойной эспрессо в угловом кафе, и тру-ля-ля! Жива, готова к подвигам и полна Праздничного Духа.

Час спустя я вываливаюсь из «Варне энд Ноубл джуни-ор», облегчив бумажник на добрых сто пятьдесят долларов. Волей-неволей приходится заняться математикой. Шагая по Парк-авеню, я складываю, делю, умножаю… Черт с ним, с Парижем, мне позарез необходим этот дурацкий бонус, чтобы выкрутиться и оплатить радости Рождества!

Направляюсь вниз, по Мэдисон-авеню, в «Бергдорф», купить свечу от Риго для миссис N. Пусть самую крошечную, но она по крайней мере поймет, что это не дешевка.

Стоя в очереди за самым главным — серебряной оберткой, я стараюсь сообразить, что подарить четырехлетнему Малышу, у которого все есть. Что может сделать его по-настоящему счастливым, кроме появления отца, согласившегося украшать верхние ветки? Ну… может, ночник? Потому что он боится темноты. Или рамку для автобусного билета, в которую можно положить знаменитую карточку, прежде чем она распадется на молекулы.

Поскольку я как раз нахожусь на углу 55-й улицы и Пятой авеню, логичнее всего перейти улицу, где в «Сворсе» имеется гигантская секция «Улицы Сезам», и отыскать там ночник в виде Гровера, но я не могу, не могу, не могу.

И спорю с собой, что быстрее: поехать на поезде в Куинс, в другой магазин игрушек, или рискнуть окунуться в бедлам, творящийся на площади в несколько тысяч футов, всего в квартале отсюда. Вопреки здравому смыслу тащусь через Пятую авеню, чтобы встать в очередь, где, похоже, мерзнет целое население штата Небраска, прежде чем высокий игрушечный солдатик помогает мне миновать вращающиеся двери.

— Добро пожаловать в наш мир. Добро пожаловать в наш мир. Добро пожаловать в наш мир, — монотонно и неустанно бубнят скрытые динамики, отчего звуки словно теряют реальность и превращаются в пискливое пение, как будто исходящее у меня из головы. И даже оно не в силах заглушить надсадные вопли:

— Но я это хооооочу! Кууупи!!!

А ведь на этом этаже только плюшевые игрушки!

Зато наверху царит полный хаос: дети стреляют из лазерных автоматов, швыряются игрушками, спортивным снаряжением, толкаются, дерутся… Я смотрю на родителей. На их лицах такое же смиренно-мученическое выражение, как у меня: «Ничего не поделаешь, придется через это пройти» Продавцы, отправляющиеся на ленч, осторожно пробираются сквозь толпу, очевидно, надеясь выйти из испытания без видимых физических увечий. Я почти ползу в угол «Улицы Сезам», где распростерлась на полу маленькая девочка лет трех, громко рыдающая от несправедливости всего сущего.

— Может, Санта принесет это тебе, Салли.

— НееееЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ! — воет она.

— Чем могу помочь? — спрашивает продавщица, нацепившая красную блузку и застывшую улыбку.

— Ищу ночник-Гровер.

— По-моему, мы продали всего Гровера.

После получасового стояния в очереди что-то подсказывает мне, что это не совсем так.

— Давайте посмотрим.

— Да, давайте.

Мы идем в секцию ночников, где перед нами предстает целая стена Гроверов.

— Простите, все сразу же ушло, — говорит она, качая головой, и поворачивается, чтобы отойти.

— Да вот же он, — произношу я, поднимая ночник.

— А-а, этот синий парень?

Именно синий!

Нет, не стоит заводиться. Никто в «Варне энд Ноубл джуниор» даже не слышал о «Дил-дил-крокодил». Да и тут то же самое. Не драться же теперь с ней!

Стоя в очереди на упаковку подарков, я пользуюсь возможностью попрактиковаться на рыдающих детишках в трансцендентальной медитации.

В понедельник утром миссис N. просовывает голову в кухню, где я режу фрукты.

— Няня, вы мне очень Нужны. Я ездила в «Сакс» за подарками для обслуги и, как последняя дурочка, забыла чеки на бонус. Я оставила пакеты в камере хранения и поэтому прошу вас вложить туда чеки. Только, умоляю, не перепутайте. На конверте написаны имена. Джастин получает сумочку от Гуччи, миссис Баттерс — хозяйственную сумку, домоправительница — спортивную, а бумажники — для преподавателей музыки и французского. Обязательно потребуйте подарочную обертку и скорее возвращайтесь домой, лучше на такси.

— Без проблем, — откликаюсь я, взволнованно прикидывая, куда впишусь сама. Между Гуччи и спортивной сумкой?!

Во вторник Грейер пригласил в гости Эллисон, очаровательную китаяночку из своего класса, которая с гордостью объявляет всем любопытным, что у нее два папы!

— Здравствуйте, няня, — неизменно приветствует она, приседая. — Как ваши занятия? У вас шикарные туфли.

Она просто убивает меня!

Стоит мне приняться за мытье кружек из-под горячего какао, как звонит телефон.

— Алло? — говорю я, аккуратно вешая полотенце на дверку духового шкафа.

— Нэнни? — нерешительно шепчет кто-то.

— Да, — отвечаю я растерянно.

— Это Джастин, из офиса мистера N. Я так рада, что застала вас! Не могли бы вы сделать мне одолжение?

— Разумеется, — отвечаю я.

— Мистер N. просил меня выбрать кое-что для миссис N., а я не знаю точно, какого дизайнера и какие цвета она предпочитает.

Похоже, бедняжка в полной панике.

— Не знаю, — бормочу я, озадаченная. И почему не смогла запомнить вкусы и размеры работодательницы? — Погодите немного.

Я иду в хозяйскую спальню и беру отводную трубку.

— Джастин!

— Да? — шепчет она.

«Интересно, где она прячется? Под столом или в дамской комнате?»

— Ждите, сейчас пойду в чулан.

На самом деле «чулан» — это большая шоколадно-коричневая гардеробная с длинной бархатной скамьей. Паранойя миссис N. дошла до такой степени, что она твердо убеждена, будто я не только ежедневно шарю здесь, но и прямо в эту минуту надеваю ее нижнее белье. На самом деле я обливаюсь холодным потом и гадаю, не стоит ли попросить Джастин перезвонить через несколько минут, а самой пока связаться с миссис N. и убедиться, что в данный момент она далеко-далеко от дома.