— ОНА СБЕЖАЛА С ЧЕЛОВЕКОМ, КОТОРЫЙ ТАК ДАЛЕКО ЕЕ ЗАВЕЛ… — надрывается стерео, преследуя меня своей музыкой, пока я перехожу из комнаты в комнату.
Что ж, дам ей знать о своем приходе и немедленно уберусь отсюда.
Вот она!
Я едва не выпрыгиваю вон из кожи.
Выплывает из спальни!
Шелковое кимоно небрежно завязано на талии. Изумрудные серьги переливаются в свете ламп. Мое сердце катится в пятки.
Это мисс Чикаго.
— Привет, — говорит она дружелюбно. Совсем как в конференц-зале три недели назад. И скользит мимо меня, к кухне.
— Привет, — лепечу я, топая за ней и на ходу разматывая шарф. Заворачиваю за угол как раз в тот момент, когда она распахивает высокие стеклянные двери в столовую, где уже накрыт романтический ужин на двоих. Гигантский букет пурпурно-черных пионов стоит в кольце горящих свечей. Она перегибается через блестящий стол красного дерева, чтобы поправить серебряный прибор. — Я здесь из-за увлажнителей, — пытаюсь объяснить я.
— Подождите, — просит мисс Чикаго и, подойдя к скрытой в книжном шкафу панели, умело регулирует громкость и высоту тембра. — Ну вот. — Она поворачивается ко мне и мирно улыбается. — Что, вы сказали?
— Увлажнители! Вода испарилась. А картины… могут пострадать, если холст пересохнет. Я должна была только налить воду. Всего один раз. Именно сегодня, потому что в этом случае воды хватит до… не важно. Поэтому я сейчас все сделаю и уйду.
— Спасибо, няня. Уверена, что мистер N. это оценит, да и я тоже.
Она берет с буфета забытый бокал с шампанским. Я встаю на колени, отключаю увлажнитель и тащу его на кухню.
Один за другим я наполняю все десять резервуаров, шлепая в прачечную и обратно, пока Элла перебирает весь свой репертуар, от «Всего одна из тех вещей» до «Почему я не могу вести себя как надо» и «Я всегда верна тебе, дорогой». У меня голова идет кругом. Это не ее дом. Не ее семья. И ко всему прочему вышла она определенно не из своей спальни!
— Вы закончили? — спрашивает она, когда я подключаю последний прибор. — В таком случае не могли бы вы сбегать для меня в магазин?
Я устремляюсь в прихожую и поспешно натягиваю пальто, но она не отстает.
— Пьер забыл купить густой крем. Заранее спасибо.
Она протягивает двадцатку.
Я смотрю на деньги, на маленький зонтик-«лягушку» Грейера в стойке с двумя огромными выпученными глазами, которые выскакивают, как только нажмешь кнопку.
И протягиваю бумажку ей.
— Не могу… видите ли… мне к доктору… И ловлю свое отражение в зеркале.
— Говоря по правде, просто не могу.
Мисс Чикаго продолжает улыбаться, но уже не так дружелюбно.
— В таком случае это вам, — не повышая голоса, продолжает она.
Двери лифта раздвигаются как раз в тот момент, когда она пытается с небрежным видом прислониться к косяку.
Я кладу банкноту на столик в холле. Ее глаза вспыхивают,
— Слушайте, Нэнни, или как вас там! Можете бежать домой и насплетничать хозяйке, что вы нашли меня здесь! Избавите меня от необходимости оставить под подушкой грязные трусики!
Она возвращается в квартиру, и дверь со стуком захлопывается.
— Так и сказала «трусики»? — допытывается Сара на следующий день, пробуя очередной оттенок розовой помады у прилавка «Стайла».
— Слушай, может, поискать их? Я просто чувствую, что должна это сделать!
— Сколько платят тебе эти люди? У тебя есть граница? Я имею в виду ту границу, которую они могут перейти?
Сара сосредоточенно вытягивает губы.
— Слишком яркий?
— Я бы сказала, бабуинов зад.
— Попробуйте сливовые тона, — советует косметолог за прилавком.
Сара тянется к салфетке и начинает сначала.
— Миссис N. возвращается завтра. Я считаю, что просто обязана что-то предпринять, — досадливо объявляю я, облокачиваясь на прилавок.
— То есть уволиться?
— Нет, сделать что-то в реальном мире, где я плачу за квартиру.
— ТУУУУТСИ![40]
Мы цепенеем и поворачиваемся к крытому портику, где две груды магазинных пакетов окликают Сару школьным прозвищем, рифмующимся с «бутс»[41]. Пакеты дружно направляются в нашу сторону и распадаются, обнаружив Александру и Лэнгли, наших однокурсниц по школе Чапина.
Мы с Сарой переглядываемся. В старших классах они жили в общежитии и были преданными фанатками «Дед». Теперь же великанша Александра и коротышка Лэнгли стоят перед нами в дубленках, кашемировых водолазках, увешанные цацками от Картье.
— ТУТС! — восклицают они, и Александра хватает Сару в объятия, едва не треснув ее по голове одним из пакетов. — Туте, как дела? — спрашивает она. — Нашла себе мужчину?
Сара поднимает брови:
— Нет. То есть один был, но…
На ее лбу выступают капли пота, катятся вниз.
— У меня скааааазочный мужчина. Грек. Просто фантастика! На следующей неделе мы летим на Ривьеру, — мурлычет Александра. — Ну а ты как?
Она смотрит на меня.
— Все то же самое. По-прежнему работаю с малышами.
— Ха, — тихо вставляет Лэнгли. — А что собираешься делать в будущем году?
— Надеюсь заняться программой внешкольного обучения. Они разом прищуриваются, словно я неожиданно заговорила на неизвестном языке.
— Сосредоточиться на детском творчестве как способе самовыражения. А может, открою свою школу.
На меня смотрят две пары пустых глаз. Я делаю последнюю попытку доказать… что?
— В моем проекте участвует школа Кэти Ли.
— Вот как? А что насчет тебя? — почти шепчет Саре Лэнгли.
— Собираюсь работать в «Аллюре»[42].
— О Господи! — визжат они хором.
— Вот это да! Я. Обожаю. «Аллюр», — объявляет Александра.
— Ну а вы чем займетесь? — спрашиваю я.
— Буду всюду ездить за своим мужчиной, — объясняет Александра.
— «Дурью»[43], — тихо бормочет Лэнгли.
— Что же, пора бежать! Мама ждет нас в час в «Коте Баск». Ох, Туте!
Александра снова пытается удушить Сару, после чего девицы удаляются к своим салатам из морепродуктов.
— Ну ты и шутница, — говорю я Саре. — «Аллюр»?
— Пошли они! Лучше пойдем съедим-ка что-нибудь шикарное.
Мы решаем, что заслужили роскошный обед с красным вином и пиццей с сыром робиола в ресторане «У Фреда».
— Вот скажи, неужели ты оставила бы свое нижнее белье в чужом доме?
— Нэн! — наставительно заявляет Сара. — Не пойму, какое тебе до этого дело? Миссис N. гоняет тебя в хвост и гриву, а вместо бонуса дарит наушники из меха мертвого животного! Откуда такая преданность?
— Сара, независимо от характера и качеств моей хозяйки, она по-прежнему остается матерью Грейера, а эта женщина занимается сексом с ее мужем и в ее же постели. И в доме Грейера. Меня просто тошнит при мысли об этом. Никто не заслуживает такого! А эта извращенка! Видите ли, хочет, чтобы ее застали! Да что это такое, я вас спрашиваю?
— Ну, если бы мой женатый бойфренд подумывал бросить жену, я, наверное, тоже была бы не прочь, чтобы нас застали на месте преступления!
— Значит, если я все расскажу, мисс Чикаго только выиграет, а миссис N. будет вне себя от горя. Если же промолчу… это слишком унизительно для миссис N.
— Нэн, это никоим образом тебя не касается и касаться не должно. И ты совершенно не обязана что-то говорить. Поверь, это не предусмотрено условиями твоей работы.
— А что, если она действительно оставила трусики и миссис N. их найдет? Обнаружить измену мужа подобным способом… Фу! До чего ужасно! О Господи, а если узнает Грейер? Она такая стерва, что не удивлюсь, если специально подсунет их в его комнату!
— Нэн, у тебе крыша поехала? Откуда он узнает, чьи это трусики?
— Она скорее всего носит черные, кружевные «танга», и пусть сейчас он ничего не поймет, в один прекрасный день все же сообразит, и это просто уббббьет его! Бери пальто!
