Семь–восемь лет тому назад был катихизатор Яков Томинага, из Кагосима; изленился, изгордился, оставил службу. Ныне просится в Катихи–заторскую школу, чтобы опять сделаться катихизатором; запрошено у о. Якова Такая о нем; пишет: слонялся по распутиям, служил протестантам, был даже в протестантской школе в Нагасаки — не долго, выгнан или вышел — неизвестно; за все же время ни разу не был в православной Церкви, среди православных братий; в последнее время портняжил у брата — портного, но работа надоела, перестал; и вот просится на хлеба Миссии, — Написано, что в школу не принимается.

О. Роман Циба сказал, что жена о. Павла Сато — Прасковья, совсем при смерти. Пошел посетить. Слез достойное зрелище! Вокруг нее усердствующие христианки и заплаканные дети; о. Павел совсем осунувшийся и внезапно очень постаревший. Тень улыбки мелькнула в ответ на мое приветствие на лице ее, всю жизнь веселом и смеявшемся. «Узнала», — обрадовались окружающие. Прощаясь, я уже не видел улыбки, опять забылась. Да разрешит ее Господь скорее! Верю я, что примет Господь эту чистую и светлую душу в Свои обители небесные; страдания же ее ныне, вероятно, — откуп за немногие ее грехи, чтобы там уж было одно воздаяние.

Катихизатор из Тоциги Павел Судзуки приходил со своей женой и прелестным трехлетним сыном Игнатием; жена — Марфа, урожденна деревни Уено, около Сано, была некогда в здешней Женской школе. Ныне страдает нарывами на шее, и сегодня ей в университетском госпитале разрезали нарывы. Жаль тоже очень, страдалицы! И как бедны наши катихизаторы! Дал ей несколько (четыре ены) на лечение: заплакала от благодарности.

26 августа/7 сентября 1895. Суббота.

В десятом часу утра сегодня успокоилась раба Божия Параскева, жена о. Павла Сато. Пошел выразить соболезнование ему и дал на расходы по погребению десять ен; он попросил еще тридцать с тем, чтобы ежемесячно уплачивать вычетами из жалованья по четыре ены. Дал.

Илья Яманоуци с острова Хацидзёосима пишет, что вот два месяца живет там без успеха для проповеди. Время там самое рабочее; все заняты своими полевыми работами; разводится преимущественно картофель. Из него гонят водку, которая там очень дешева, поэтому много на острове пьянства, а с ним и блуда. Хочет Илья начать с обыкновенной первоначальной школы; с преподаванием же грамотности учить и вере; ибо образование там в очень плохом состоянии; много безграмотной молодежи. Словом, — ловкий Окуяма приобрел в нашем катихизаторе дарового школьного учителя. Впрочем, лишь бы Яманоуци выдержал, сожалеть не придется. Но долго ли продлится его нынешнее возвышенное настроение? Японцы так непостоянны! Пишет еще, что страдает ныне от укушения какого–то ядовитого насекомого. Окуяма картофеля в подарок прислал, но оный еще с парохода не получен.

Всенощную пели два больших хора, из которых левый порядочно разнил.

До сих пор служили в Посольстве только литургию. Отныне о. Сергий хочет ввести там и всенощную. Дело хорошее. Но Дмитрий Константинович Львовский, псаломщик Посольства, приходил просить меня, чтобы не делали сего — неудобно–де ему, человеку семейному, отлучаться в Посольство по вечерам, особенно ныне, когда жена беременна. Отказался исполнить просьбу. Впрочем, посоветовал обратиться с нею, коли хочет, прямо к Посланнику. Собственно, и вперед о. Сергий мог бы на всенощной молиться здесь; там же у него едва ли кто будет в Церкви, разве вновь приезжий молодой человек, который может тоже помолиться здесь, как и делал то. Уж коли литургию приходится служить в пустой Церкви — кольми паче то будет со всенощной! Такова наша дипломатия!

27 августа/8 сентября 1895. Воскресенье.

Утром покойницу, жену о. Павла, перенесли из дома его в Собор и поставили в крещальне, отслужив потом панихиду. После литургии перенесли в Собор, против главного алтаря, и до трех часов читали Псалтырь. В три часа началось отпевание; кроме меня, были оо. Савабе, Сергий, сам Сато, Циба, Юкава и Осозава; последний — больной какке. Отпевание очень путал диакон Стефан Кугимия, здешний протодиакон, за что я сделал ему потом сильный выговор, чтобы был внимательней, готовился, если еще не успел усвоить порядка в продолжение стольких лет служения… После Евангелия я сказал небольшое надгробное слово. В Церкви было больше пятисот человек, почти все до одного христиане; похвально, что собрались отдать последний долг доброй жене священника; но не похвально, что половина из сего числа почти совсем не бывает в Церкви в обычные богослужения. На кладбище, в Уено, несли полным христианским порядком (сейсики), то есть священосец, крестоносцы — трое для смены друг другу, — все в стихарях, — хор певчих, диакон и священники в облачениях, гроб, родные, все прочие христиане. Почти то же число христиан, что при отпевании, провожали рабу Божию Параскеву до ее последнего жилища.

28 августа/9 сентября 1895. Понедельник.

В библиотеке опять кто–то стекло разбил. Скоро ли прекратится это варварство? Сказали полиции, и сегодня полицейский опять приставлен снаружи к миссийскому месту. Хотя бы своих пожалели эти варвары, битьем стекол в окнах Собора и библиотеки мнящие бичевать Россию!

Жара все еще стоит такая, что ночью не заснешь хорошенько, а днем зато работаешь как полусонный.

Семья о. Павла Сато приходила благодарить за вчерашнее участие в погребении: четыре дочери, три сына, внук на руках одной дочери. Плачут; жаль бедных птенцов, рано потерявших свою мать; ей было только сорок восемь лет; плача, рассказывали дочери об умилительной ее кончине: все время пред смертью говорила молитву и крестилась.

Был ботаник Макино с письмом директора нашего Ботанического сада в Петербурге. Книги идут оттуда по адресу нашей Миссии, но еще не пришли. Располагает засесть за работу на тридцать лет (ему теперь тридцать три) для разработки японской ботаники. Ныне он при университете заведует гербариями, также ботаническим садом. Будет выдавать ежегодно по двенадцать выпусков своих ботанических работ с рисунками и текстом, японским и аглицким; казна ассигнует ему ежегодно для этого 1400 ен. — Преданнейший своему делу и, кажется, единственный ныне здесь в таком роде ботаник! Советовал ему непременно испросить себе заграничный отпуск на год или на два с суммой тысячи три ен ежегодно для посещения столиц всего света и всех знаменитых ботаников и ботанических садов и собрания пособий, прежде чем засядет за свою тридцатилетнюю работу.

В «Japan Mail» сегодня передовая статья «An Answer» [6] редактора бишопам — католическому и англиканскому на их претензии за напечатание «Caesar and Christ». Католическому — Осуфу — делается выговор за то, что он обиделся некоторым выражениям о Христе, тогда как–де миссионеры о почтенных языческих преданиях выражаются еще хуже; также за то, что нашел неприличным рассуждать о религиозных вопросах в газете. «Где же приличней?» — Возражает редактор. — «В журналах, книгах, речах?» И находит, что нигде столь не удобно, как в газете. Аглицкого, то есть своего собственного бишопа Bickersheth’a журит за то, что он писал: «Вас не просят защищать христианство, так и не опровергайте его». И хвалится редактор, что он сам сколько раз лично защищал христианство в своей газете! А как защищал, видно из сегодняшней же статьи, где, между прочим, говорится, что Христос был мечтатель. «Кто ж не сочтет ныне–де „мечтательным” (visionary)»: «Взгляните на полевые лилии, — они не трудятся, не прядут»!.. «Ведь — это то же, что астрономическая басня об остановлении солнца Иисусом Навином или о других чудесах» и примерах.

Всенощную сегодня служил о. Роман. Пели девицы. В Церкви почти никого не было. Мы с Павлом Накай’ем пошли попросить помощи Святого Иоанна Предтечи нам в переводе Слова Божия. Учащиеся занимались своим делом. Завтра утром помолятся на литургии.

29 августа/10 сентября 1895. Вторник.