— Она не желает ехать, — сказал Петро. — Она принесет беду. Я это чувствую. Я вижу по глазам. Когда ее кузен говорит, она улыбается и отвечает ласково, но глаза… — Он театрально содрогнулся.

Спорить с ним можно до потери сознания; Вариан не понимал, почему он так тревожится. В конце концов, он здесь господин.

— Ты что, замерз? Может, тебе поделать упражнения? Отправляйся паковать вещи. Раз у нас есть лошади, можем выезжать завтра утром. — Вариан запахнулся в плащ и, не обращая внимания на хмурый вид и ворчание драгомана, зашагал к пазару.

До сих пор в Албании Вариан никуда не ходил без переводчика. Но он был не в настроении выслушивать слезливые глупости Петро. Аджими и Мустафа ушли с Персивалем, а Эсме отправилась в кладовку. Она что-то стряпала вместо Елены, у которой опухли руки. В любом случае Вариан понимал, что меньше всего ей нужно его общество.

На рынке он столкнулся с другом Мустафы Виктором, который на ломаном греческом пригласил его выпить кофе в ближайшей кофейне. К ним присоединились еще несколько человек, разговор получился дружеский, и Вариан просидел в кофейне около часу. Хотя греческий язык у него был такой же бестолковый, как у Виктора, для беседы этого хватало, и Вариан провел время не без удовольствия.

Но все же когда он допивал третью чашку крепкого турецкого кофе, он был взвинчен и еле сдерживался. Вежливо извинившись, он ушел успокоить нервы долгой прогулкой.

Главная дорога сегодня была необычайно спокойной для дневного времени. Кроме него, единственным движущимся объектом был вол, запряженный в телегу. Вариану уже приходилось видеть в Берате этот вид транспорта, на нем возили сено, дрова и другие хозяйственные вещи.

Телега ехала впереди, Вариан ее разглядывал, и его отнюдь не вдохновляло это зрелище. Колеса, плохо закрепленные на оси, болтались, как пьяные, и были готовы в любую минуту оторваться и свалиться в грязь. Вариан невольно напрягся, когда телега приблизилась к крутому повороту, где дорога проходила по краю обрыва над рекой.

Но возница проявил осторожность и, подъезжая к повороту, придержал вола, так что тот почти остановился. В этот момент тощий, оборванный паренек вскарабкался на береги что-то крикнул вознице высоким голосом, тот весело ему ответил. Мальчишка забросил на телегу две кожаные сумки и ловко влез сам.

Вариан застыл, ошеломленный, посмотрел, как мальчик зарылся в сено, потом выплюнул ругательство и ринулся за телегой.

Быстро добежав, он ухватился за задок телеги и вскочил на нее. В следующий миг телега качнулась, провалившись в колею, Вариан не удержался и ткнулся головой в сено.

Рядом из копны высунулась голова в шерстяной шапке, он уловил испуганный взгляд зеленых глаз. Вариан потянулся к ней, но Эсме швырнула в него охапку сена и покатилась к задку телеги. Он схватил ее за ногу, она извивалась, яростно колотила руками, потом навалилась на него, чтобы он не мог двинуться.

Весу в ней было немного, но она ударила его головой в плечо с такой силой, что, как он был уверен, должно было сломаться то или другое, потому что боль отдалась в шею и руку. Но времени на передышку не было, она извивалась и старалась вывернуться. Он обхватил ее больной рукой, придавил, перекатился и оказался сверху. Она мгновенно затихла.

Вариан уставился на нее. Шерстяной шлем сполз на глаза. Вариан сорвал его и швырнул на дорогу.

Телега остановилась, возница кричал, но Вариан не обращал на него внимания.

— Слезаем, — приказал он. — Тебе дать как следует или так слезешь?

— Не бей, я сойду, — буркнула она.

Вариан скатился с нее, подхватил ее сумки и выбросил на дорогу.

Она села, потирая затылок и жалобно глядя зелеными глазами. Вариан спрыгнул с телеги и подал ей руку. Какое-то время Эсме смотрела на его руку, потом поджала губы и соскочила без помощи. Когда ноги коснулись земли, она покачнулась и ухватилась за телегу.

Вариан поднял ее на руки, отнес на обочину дороги и усадил на большой белый камень.

Возница что-то сказал по-албански и засмеялся. Эсме густо покраснела.

Вариан порылся во внутреннем кармане плаща и достал монету. Бросив Эсме предупреждающий взгляд, он подошел к вознице.

— Faleminderit, — сказал он. — Извини за беспокойство. Он протянул монету. Албанец помедлил, потом кивнул и цокнул языком.

— О да, возьми, — сказал Вариан. — Купи себе ракии. Возница посмотрел на Вариана, перевел взгляд на Эсме, улыбнулся и взял монету. Произнес непонятную речь и уехал.

Вариан подобрал сумки и промаршировал обратно к камню. Он бросил сумки ей под ноги.

Его переполняло негодование. Оно распирало грудь, било в уши, так что все окружающее качалось и шумело, как огромное море. Он посмотрел на нее.

В хмуром свете дня волосы блистали медью. В них запутались соломинки, обрывок крысиного гнезда, несколько узловатых усиков травы прилипли к лицу. Она напялила свою старую, худшую одежду или скорее всего выменяла ее у нищего.

Если бы он подольше просидел в кофейне, она бы улизнула. Надо было отпустить ее, пусть катится к дьяволу, если хочет. Он за нее не отвечает. Он ни за кого не хочет отвечать. Ему заплатили за то, чтобы он присматривал за Персивалем, он и этого не смог сделать должным образом. Как кто-нибудь может присматривать за ней? Что он будет с ней делать?

Вариан огляделся. Внизу блестела река. На противоположном берегу лежала деревенька. Горы полностью скрывали узкую долину. Даже если смотреть с цитадели Берата, не увидишь, что там внизу.

Вариан не желал ни смотреть, ни думать о том, что находится позади или наверху. Он с утра хотел уехать отсюда, и ничего больше. Только это не поможет. Даже издали Эсме будет его преследовать. Он круто повернулся к ней.

— Какого дьявола?! Что с тобой? Куда ты отправилась, черт возьми? Как ты думаешь, сколько бы ты прошла — девушка, одна, без денег? Далеко бы убежала, пока тебя не схватил бы твой будущий любовник или не столь любящие руки?

— Вы поступаете очень дурно, Вариан Сент-Джордж, — ответила она. — Удержите меня — и будет только хуже. Я не могу ехать с вами на Корфу. — Эсме подняла голову и посмотрела холодно и твердо. — Вы лучше других должны это понимать. Вы — человек мира. Вы знаете свой мир. Вы видели мой. И знаете меня.

Он стиснул руки. Ему хотелось трясти ее. Секунду назад он готов был ее ударить. Он не помнил, когда бы испытывал такую отчаянную ярость. Неистовую безысходность.

Он знал, что он дурак. Что ведет себя как животное. Но не мог остановиться. Даже когда он решил, что должен успокоиться и подумать, гнев поднялся к горлу и стал душить его.

— Тогда иди, черт бы тебя побрал! — заорал он. — Иди к дьяволу! Пусть тебя похитят — и убьют. Какое мне дело, маленькая лунатичка? Все, кто о тебе заботится, люди более старые и мудрые, чем я, готовы свернуть горы, чтобы доставить тебя на Корфу. Но ты лучше знаешь, что делать, верно? Тебе плевать, что ты разобьешь сердце Персивалю. Плевать, что те несколько недель, которые вы проведете вместе, станут для него единственным счастливым временем на десять лет вперед. Ему двенадцать лет, и он не знает ничего лучшего. А мы, остальные, — просто кучка тупиц, нерациональных, нелогичных, слепых, потому что хотим твоей безопасности.

— Выслушайте меня, — попросила она, протянув ему руку. — Дайте руку, Вариан. Будьте другом, выслушайте.

Он боялся прикоснуться к ней. Тогда его ярость ослабеет, а он не хотел знать, что за этим последует. Он отвернулся и стал смотреть вдаль невидящими глазами.

— Пожалуйста, Вариан. Неужели вы разрушите мою жизнь, не дав мне высказаться?

Он мог пренебречь ее злобными нападками и свирепыми выходками, на которые она была способна. Но тихую мольбу вынести не мог. Раковина исступления треснула, Вариан увидел себя со стороны, и его охватил стыд.

Она ухаживала за ним, терпеливо заботилась, сколько могла, облегчала путь. В ответ он попытался ее погубить. Он осквернял ее невинный рот грязными поцелуями, развращал девственную плоть нечистыми руками. Он и сейчас ее хотел, больше, чем раньше. Он остановил ее бегство не ради нее, а ради себя. В его искривленном мозгу Эсме была его собственностью. Она ему нужна, а значит, должна оставаться с ним.