Самая верхняя башня высотой в двадцать футов, изящная и в то же время массивная, тихо покачивалась над их головами: казалось, то колышется пшеница при легком летнем ветерке. Корлисс смотрел на нее, ничего не замечая. Ему хотелось только одного: лежать здесь, на границе тайны, лежать здесь и жадно глотать воздух — больше ничего. Дервиш, который вертится на одном каблуке, пока все окружающее не сливается перед его глазами, может схватить сущность вселенной и познать невидимое божество. И точно так же человек, который работает веслом, гребет и гребет, может отрешиться от всего земного и подняться над временем и пространством. Так было с Корлиссом.

Но постепенно его кровь перестала бешено пульсировать, воздух утратил сладость нектара, и к нему вернулось сознание действительности и грозящей опасности.

— Мы должны выбраться отсюда, — сказал он хриплым, точно с перепоя, голосом. Он сам испугался этого хриплого голоса, но быстро поднял дрожащее весло и оттолкнулся от льдины.

— Да, давайте пробиваться во что бы то ни стало. — произнесла Фрона чуть слышно; казалось, ее голос звучал издали.

Томми поднял голову и оглянулся. — Я думаю, надо бросить это дело. — Налегайте! — Попытаться еще раз? — Налегайте! — повторил Корлисс. — Пока у вас не разорвется сердце, Томми, — добавила Фрона.

Они еще раз вступили в борьбу с течением, продвигаясь вдоль узкой полосы пены. Весь мир исчез, кроме этой полоски, бушующих волн и зияющей расщелины. Но они мало-помалу оставили ее позади, устремляясь к широкому изгибу реки впереди; только скала, беспощадная и враждебная, у подножия которой ревели злые волны, преграждала им путь. «Бижу» поднялась на гребень, рванулась вперед, покачнулась, но встречное течение отнесло ее на прежнее место. Вниз — вверх, вниз — вверх. Казалось, не будет конца усилиям и мукам, и даже полоска пены постепенно растаяла и исчезла, и борьба потеряла смысл. Их души растворились в ритме гребли; непрерывно поднимая и опуская весла, они как бы превратились в огромные маятники. Впереди них и за ними мерцала вечность, и между одной вечностью и другой они непрерывно, широкими движениями поднимали и опускали весла. Они уже больше не были людьми, а лишь воплощенным ритмом. Они плыли по течению, пока их весла не коснулись зловещей скалы, но они не заметили этого, несясь вперед, невредимые по прихоти судьбы, через зубчатый лед. Они не чувствовали ни ударов весел по волнам, ни ветерка, освежающего их лица…

«Вижу» сделала поворот, и их весла, механически взметнувшиеся в лучах солнца, удержали ее под прямым углом к реке. Когда к ним вернулось чувство времени и действительности и Остров Распутья вновь замаячил перед их глазами, точно берег нового мира, они начали грести длинными свободными ударами, чтобы отдышаться и восстановить силы.

— Третья попытка была бы бесполезной, — сказал Корлисс глухим, прерывистым шепотом. И Фрона ответила:

— Да, у нас, наверно, был бы разрыв сердца. Жизнь, приветливый костер в лагере, мирный отдых, полуденная тень — все это представилось воображению Томми, когда лодка стала приближаться к берегу. И прежде всего он вспомнил благословенный Торонто, его дома, которые никогда не качаются, и людные улицы. Каждый раз, когда его голова наклонялась вперед и он делал взмах веслом, улицы расширялись, словно он смотрел на них в телескоп, постепенно наводя на фокус. И каждый раз, когда весло было в воде и его голова поднималась, остров вырастал все больше. Его голова опускалась, и перед ним возникали улицы. Он поднимал голову, и Джекоб Уэлз и еще двое мужчин стояли на берегу в нескольких ярдах от него.

— Что я вам говорил? — крикнул им Томми с торжеством.

Но Фрона неожиданным толчком направила лодку параллельно берегу, и он вдруг с изумлением взглянул вверх по течению. Остановив весло на полпути, он бросил его на дно лодки.

— Поднимите весло! — резко и безжалостно приказал Корлисс.

— И не подумаю! — Томми возмущенно посмотрел на своего мучителя и заскрипел зубами от гнева и разочарования.

Лодка плыла по течению, и Фрона только сохраняла направление. Корлисс на коленях подполз к Макферсону.

— Я не хочу прибегать к насилию. Томми, — сказал он тихим от напряжения голосом. — Поднимите весло… Ну, по-хорошему! — Нет!

— Тогда я убью вас, — продолжал Корлисс тем же спокойным, бесстрастным тоном, вынимая из ножен охотничий нож.

— А если я не послушаюсь? — упрямо спросил шотландец, но все же отодвинулся в сторону.

Корлисс осторожно притронулся к нему ножом, лезвие коснулось спины Томми прямо против сердца, медленно прошло сквозь рубашку и вонзилось в кожу. Но оно не остановилось и все так же, не ускоряя движения, медленно продолжало свой путь. Томми, вздрогнув, оглянулся назад.

— Эй, вы! Уберите нож! — закричал он. — Я буду грести.

Фрона страшно побледнела, но в глазах ее не было ни капли жалости, и она одобрительно кивнула головой.

— Мы попытаемся пройти с другой стороны и начнем повыше! — крикнула она отцу. — Что? Я не слышу! Томми? У него слабое сердце? Ничего серьезного. — Она приветствовала его взмахом весла. — Мы слетаем в минуту, папочка. В одну минуту.

Река Стюарт была совершенно свободна от льда. и они проплыли по ней четверть мили, прежде чем достигли ее устья и повернули дальше по Юкону. Но, когда они приблизились к человеку на противоположном берегу, то наткнулись на новое препятствие. Милей выше размытый остров отчаянно цеплялся за дно реки. Он заканчивался песчаной косой, которая, перерезая реку, упиралась в непроходимые скалы. Сотни тысяч тонн льда громоздились здесь, ослепительно сверкая на солнце.

— Вот тут мы и переправимся волоком, — сказал Корлисс, когда Фрона повернула лодку прочь от берега.

«Бижу» через узкий пролив пронеслась к песчаной косе и оказалась в маленьком ущелье, где стены были менее круты. Они причалили к ледяному выступу, который без всякой опоры возвышался на добрых тридцать футов над водой. Их очень интересовало, как глубоко он уходит вниз. Они вскарабкались на его вершину, таща за собой лодку, и оглянулись вокруг. Льдины громоздились друг на друга в хаотическом беспорядке. Колоссальные глыбы служили пьедесталом белым махинам, которые горели и сверкали на солнце, как чудовищные алмазы.

— Приятное местечко для прогулки, — издевался Томми. — Тем более, что новый затор может образоваться каждую минуту. — Он решительно уселся на снег. — Покорно благодарю, с меня хватит. Фрона и Корлисс карабкались выше, неся лодку. — Персы бичами гнали своих рабов в бой, — заметила она, посмотрев назад. — Я раньше не могла этого понять. Не вернуться ли вам за ним?

Корлисс пинком ноги заставил хнычущего Томми подняться и идти вперед. Лодка весила очень немного, но все же им приходилось трудно на крутых подъемах и поворотах. Солнце палило немилосердно. Глазам было больно от его раскаленных лучей. Они обливались потом и задыхались. — О Вэнс! Знаете ли…

— Что? — Быстрым движением руки он вытер со лба пот.

— Я жалею, что не позавтракала более плотно. Вэнс сочувственно промычал что-то. Они дошли до середины косы, откуда открывался вид на реку, и ясно разглядели за ней незнакомца, который подавал сигналы бедствия. Ниже лежал живописный в своей зелени Остров Распутья. Они обвели глазами широкий изгиб Юкона. Река лениво нежилась под лучами солнца, и трудно было поверить, что в любую минуту она может превратиться в смертоносный поток. Лед у их ног образовал миниатюрное ущелье, пересеченное широкой тенью, падавшей от солнца.

— Идите вперед, Томми, — приказала Фрона. — Мы прошли полпути, и под нами еще вода.

— Вы только и думаете о воде, — огрызнулся он, — а сами ведете человека на смерть.

— Я боюсь, что у вас на душе есть какой-то большой грех, Томми, — сказала Фрона, укоризненно качая головой. — Отчего вы так боитесь смерти? — Она вздохнула и ухватилась за свой конец лодки. — Хотя, я думаю, это естественно. Вы не умеете умирать…

— Я вовсе и не желаю умирать, — яростно перебил ее Томми.