В голосе полукровки почудилась грусть. Это озадачивало. Ему самому не нравится собственный совет?! Он хотел бы что-то изменить? Я не знала, как трактовать его туманные намеки. Зато своими ушами услышала, с какой теплотой Биру отзывается о матери. Не оставалось сомнений, что даже сейчас, в разговоре со мной, он восхищался ею. А вот про папу упомянул ровным голосом. Что же особенного было в этой Каиссе?! Я поняла, что подходящий момент истины настал.

— Расскажи мне о том, как твои родители познакомились, — попросила я у правителя. — Ты обещал, что сделаешь это за ужином.

Он повертел в руках бокал с темно-вишневым напитком. Чтобы унять зуд любопытства, я схватила свой и сделала глоток. Это оказалось что-то вроде терпкой и пряной настойки.

— А я все ждал, когда же ты снова решишься задать этот вопрос, — вполголоса отозвался Биру. — Кстати, думал, что продержишься дольше.

В его тоне не было злобы, лишь дружеское подтрунивание. Заметив, что Кай тоже прислушивается к беседе, принц откинулся на спинку кресла, чтобы мы все видели друг друга и начал рассказ.

— Это случилось во времена большой катастрофы, — Биру покосился на меня и пояснил: — Когда объявили карантин, и стало ясно, что планета отрезана от внешних связей. Моя мать работала в научном центре и оказалась среди выживших от вируса.

— В научном центре? — повернул голову Кай. — Мы слышали, что тут построили две колонии: людей и протурбийцев. И никакой это был не научный центр, а шахта по добыче ториевой руды. Соответственно, работали тут не ученые, а шахтеры, инженеры и все в таком духе.

— Ты хочешь со мной поспорить, мой друг? — мягко произнес Биру. — Я рассказываю тебе то, что знаю от матери. Я не видел этого своими глазами. А ты?

Мы с Каем переглянулись.

— Нет. Продолжай, — кивнул он.

— А где находился этот научный центр? — спохватилась я.

Биру пожал плечами.

— Никто этого не знает. Мой народ слышал о колонистах, которые прилетели сюда, но никогда не заходил на их земли, а они не появлялись на наших. Поэтому о большой катастрофе мои люди узнали, только когда мимо наших поселений стали пробегать уцелевшие в поисках пристанища. Мой отец только-только стал правителем. Он охотился со своей свитой, когда наткнулся на мою будущую мать. Она, как и все, бежала из колонии.

— И он ее спас, — подвела я итог.

— Да, госпожа, — сверкнул глазами Биру, — мой отец спас Каиссу и людей, сопровождавших ее. Она была молода, напугана и очень красива. Их любовь вспыхнула едва ли не с первого взгляда. Он привез ее сюда, в главное поселение, и через какое-то время сделал своей женой.

— А ее спутники? — уточнил Кай.

— Это были трое мужчин. Они поселились здесь и привнесли в наш быт технологии, которые вы и сейчас можете видеть. Мой народ до сих пор благодарен тем, кто значительно упростил нашу жизнь.

Я молчала. Пока что догадки подтверждались. Каисса, действительно, стала своеобразным катализатором для развития поселения. Немудрено, что жители вспоминали о ней с благодарностью. Ее поступок я тоже могла понять. Учитывая, что вокруг молодой женщины в прямом и переносном смысле рушился мир, шанс стать женой правителя оказался для нее спасительным. А может, ее любовь, и правда, вспыхнула в момент встречи с будущим мужем. Я помнила, насколько Кай был близок с Цхалой, и вполне допускала, что, если бы короткая жизнь протурбийки не закончилась трагической гибелью, их платоническая влюбленность вполне могла перерасти в нечто большее.

— А как появился ты? — решилась я на довольно сложный вопрос. — Я думала, что между нашими расами не бывает детей со смешанной кровью.

— Их и не бывает, — с пониманием усмехнулся Биру. — У моей матери было четыре выкидыша до меня. Каждая беременность заканчивалась для нее практически предсмертным состоянием и огромной кровопотерей, поэтому попытки зачать происходили с многолетними перерывами. Наши лекари вытаскивали маму из лап смерти всеми правдами и неправдами и только потому, что отец грозился отрубить им головы в случае провала. Ей удалось родить меня уже в почтенном возрасте. Один из спутников Каиссы, прибывших с ней, тоже завел семью с нашей соплеменницей, но женщина так ни разу и не забеременела от него. Они умерли бездетными.

— Твой отец, наверно, сильно любил твою мать, раз грозил своим лекарям смертной казнью… — пробормотала я.

— Любил, — согласился Биру, — хотя ты, госпожа, наверно в очередной раз обзовешь меня дикарем, если узнаешь, что смертная казнь у нас применяется и по сей день за особо тяжкие преступления.

— Да? И за какие? — включился в разговор Кай. Похоже, мы с ним восприняли историю по-разному. Если меня интересовала судьба Каиссы, то его — быт и нравы местных жителей.

— Например, если кто-то поднимет руку на правителя, — пояснил Биру, — или на любого из членов совета. Или на вас.

— На нас? — я покачала головой. — Мы тут без году неделя.

Полукровка мгновенно стал серьезным.

— Но, тем не менее, вы теперь члены моей семьи, — отрезал он, — и я не шучу, когда говорю об этом. Вы пользуетесь всеми правами и считаетесь не менее неприкосновенными особами, чем я.

— Хорошо, а как же твоя мама в итоге родила? — я поспешила увести тему подальше от восхваления и перечисления наших привилегий, которыми, к слову, мы с Каем вовсе и не планировали пользоваться.

Биру опустил голову. На его лице пролегла печать горечи.

— Мое рождение стало самой большой радостью для моих родителей и самой большой трещиной в их отношениях. Когда мама в очередной раз узнала, что беременна, она ушла из поселения.

— Ушла?! — ахнула я.

— Да, госпожа. Ушла в одиночку, взяв с собой немного еды и одежды. Говорят, отец горевал так, что не мог править, и совет вел за него дела почти год.

— Он думал, что она его бросила?

— Он не знал, что думать. Но с уходом Каиссы словно звезды отвернулись от нас. Весь народ приуныл. Дела шли из рук вон плохо. Отцу предлагали самых красивых девушек, чтобы отвлечься и забыться, но он отвергал всех до единой. К тому времени они с мамой прожили уже около тридцати лет вместе, и никто не мог заменить ее для него. Днями отец просиживал на главном балконе и смотрел вдаль. Все ждал, что она придет.

— И она пришла, — догадалась я.

— Пришла со мной на руках, — подтвердил Биру. — Все так же одна, но с рюкзаком за плечами. Каисса так никому и не сказала, где была все это время и как смогла без помощи лекарей выносить беременность. Это до сих пор остается чудом для нас. Но…

— Но?! — я даже заерзала на месте от нетерпения.

— Но однажды, в каком-то мимолетном ничего не значащем разговоре, мать обмолвилась, что меня в ее утробе спасли знания ее народа, хоть этот путь был и опасен. Она смеялась, говоря о наших лекарях, как о суеверных невеждах.

— И ты думаешь… — начала я.

— Я думаю, что она каким-то образом сумела вернуться в научный центр, где работала. И там нашла нечто, что помогло ей сохранить беременность и выжить. Она больше никогда не беременела повторно и не уходила от нас. Не подтверждала моих догадок. Но я уверен, что было так.

— Значит, ей помогли какие-то синтетические лекарства, — принялась я размышлять вслух.

— Она всегда была человеком науки. Человеком камня и железа, как говаривал мой отец, — ответил Биру. — Пыталась привнести это и в жизнь народа, которой уже считала своим. Ей, вообще, многое не нравилось в местных порядках, и она всегда активно уговаривала отца это изменить.

— За это совет не любил ее, — добавил Кай.

— Да, не любил, — не стал спорить Биру. — Но мой отец слушал совет только тогда, когда это не касалось Каиссы.

— Но ты говорил, что между ними пролегла трещина, — напомнила я.

Биру посмотрел на меня задумчивым взглядом.

— Он так и не простил ей тот уход. Считал, что мама могла предупредить его, оставить хотя бы записку, чтобы не волновался. Но она пропала, а потом появилась с ребенком. Он рыдал от счастья и одновременно злился на нее. Совет предлагал признать меня незаконнорожденным, даже предполагали, что Каисса родила меня не от отца. Но посмотрите на меня… — правитель сделал характерный жест, — разве можно сказать, что во мне нет протурбийской крови?