Громадное здание на высоком гранитном фундаменте, с окнами, поднятыми высоко над парапетом, с башнями и зубцами на крыше, напоминало собой грандиозный замок, но высота в десять этажей делала его еще более оригинальным.

— Мы подойдем поближе и осмотрим его более детально. Оно этого заслуживает. Теперь повернитесь направо. Вот видите там сооружение из железа и стекла? При его колоссальном размере оно кажется совершенно ажурным. Оно напоминает громадный стеклянный колпак, и вас поражают красота и пропорциональность этой постройки. Вы можете видеть отсюда через стекло гроб, поставленный на высоком пьедестале. Кажется, он висит в воздухе. Гроб сделан из горного хрусталя, через стенки его всегда видна темная фигура человека. Это бренные останки Джека Куинслея, человека, открывшего эту долину. Клянусь, я не могу себе представить ничего более сказочного и вдохновенного, чем этот мавзолей. Это идея — воплощение ее тоже — моего соотечественника-архитектора, несравненного Педручи. Вы познакомитесь с ним. Педручи предан Куинслеям. Его преданность и поклонение вылились в этом памятнике. Куинслей спас ему жизнь, выкрав его каким-то образом из тюрьмы. Педручи был приговорен к смертной казни.

Беседуя, мы подошли ко дворцу Куинслея. Я поднял голову, чтобы измерить взглядом вышину фундамента. Вдруг я заметил: из окна третьего этажа высунулась чья-то рука, и к моим ногам упал небольшой белый предмет. Мартини стоял в это время отвернувшись и рассказывал что-то о соседних постройках. Я быстро нагнулся, схватил упавший предмет и незаметно сунул его в карман. Я помнил предостережение Карно и почему-то почувствовал, что в этом небольшом белом предмете кроется какая-то тайна.

Мы долго бродили по дорожкам сада, рассматривали пруды, мостики, клумбы цветов. Мы прошли по ряду широких улиц, устроенных так же, как и Центральная, с той только разницей, что здесь стояли дома более высокие, в пятнадцать-двадцать этажей, построенные более просто. Толпа людей сновала вокруг нас, всё такая же серая, молчаливая и всё время куда-то спешащая.

По мостовой, посреди улицы, останавливая движение, прошли несколько отрядов рабочих.

Стоя на перекрестке двух улиц, на железном мосту, образующем арку над мостовой, мы увидели интересное зрелище. Здесь встретились отряд рабочих и отряд войск. Солдаты были одеты в походную одноцветную одежду и имели при себе оружие. Некоторые из них несли какие-то странные аппараты. С ними ехали автомобили с пушками — они представляли собой подвижные крепости. Потом шла батарея артиллерии. Орудия везли вместо лошадей маленькие автомобили.

Когда офицеры проходили мимо начальников рабочих отрядов, те и другие подымали кверху правую руку в знак приветствия. Лица их были серьезны и даже важны. Шаги гулко отдавались по улицам.

— Боже мой, и здесь милитаризм! — тихо проговорил я. — Вчера я слышал о пробе пушек, сегодня вижу войска.

— Еще не то увидите, — так же тихо отвечал Мартини.

На обратном пути я не мог разговаривать — я сгорал от любопытства, хотелось скорее узнать, какую тайну содержит предмет, находящийся у меня в кармане.

Я чувствовал, что он как будто обжигает мои пальцы. Когда мы возвратились в Колонию, я попросил Мартини пойти со мной в поле. Он был очень удивлен, но так как я настаивал, согласился.

Когда мы были на том самом месте, где несколько дней тому назад Карно передал мне защитный прибор, я остановился и, повернувшись к своему новому другу, сказал:

— Я из предосторожности ничего вам не говорил, но со мною случилось нечто странное: из дома Куинслея чьей-то рукой был брошен предмет, который находится здесь, в моем кармане. Я думаю, что мы в полной безопасности, и я могу посмотреть его.

Итальянец теснее прижался ко мне.

— Доставайте осторожно; держите так, чтобы не увидели со стороны.

Сверток был бумажный; когда бумагу развернули, в нем оказалась дамская пуговица; дело, конечно, было не в ней, а в бумаге, на которой было что-то написано мелким почерком. Мы прочли: «Ради бога, сделайте всё возможное, чтобы помочь мне. Я попала в ужасное положение; я заперта, как в тюрьме, и не могу сноситься с внешним миром. Где я? Я лишена всякого понятия о времени и месте. Куинслей преследует меня. Спасите. Я видела вас в Париже. Единственно к вам я могу обратиться за помощью, иначе я погибла. Гаро».

— Гаро! Черт возьми, как она могла попасть сюда? — воскликнул, сверкая глазами, Мартини. — Неужели Куинслей заманил и ее? То, что он держит ее у себя во дворце, представляется очень странным, — промолвил он, помолчав. Вам не известна история ее мужа, между тем как она потрясла весь здешний мир. Коротко говоря, Гаро устроил здесь заговор, подговорил несколько пылких голов и хотел захватить главный арсенал, но, конечно, из этого ничего не вышло. Все они были арестованы, и дальнейшая участь его нам неизвестна. С тех пор прошло уже два года, но слежка за нами, усилившаяся после этого происшествия, не ослабевает. Вот почему мы все так осторожны. И вот тут-то, дьявол ее возьми, появляется почему-то госпожа Гаро. О каком преследовании она говорит, о каком спасении молит? Гаро был чудесным человеком, героическая личность. Надо сделать всё возможное для его жены.

Я вспомнил красивую стройную брюнетку на балу в японском посольстве, потом припомнил дамские перчатки и вуалетку на столе Куинслея и его несколько необычайный, возбужденный вид. Затем этот странный женский крик ночью…

И я всё понял.

— Филиппе, — сказал я, — я убежден, что Куинслей обманул мадам Гаро и завез ее сюда силой, он преследует ее своими любовными домогательствами. Еще в Париже мой друг Камескасс рассказывал мне, что Куинслей известен как большой любитель женщин.

— Любитель женщин? — переспросил Мартини. — Эта сторона его характера для нас неизвестна; мне представляется это невероятным, но… но, конечно, в человеческом существе могут уживаться различные противоположности. Какова она собой? Вы ее видели?

Я описал наружность мадам Гаро.

— Да, да, весьма возможно. Но что же нам делать?

Я хотел во что бы то ни стало помочь этой несчастной женщине. Жалость к ней и негодование против Куинслея заставила болезненно сжиматься мое сердце.

— Позвольте, — перебил мои мысли Мартини, — у меня родился план. Единственный, кто может помочь, — это Педручи.

До воскресенья не произошло ничего особенного. Меня посещали мои новые знакомые, и я сделал с ними несколько приятных прогулок в недалекие окрестности Колонии. Неизменно повторялось всё то же. Когда мы шли по поселку или по закрытым местам среди утесов и деревьев, мы говорили о каких-либо мелочах, и когда оказывались на открытых полях, разговор наш переходил на интересные темы. Я многое узнал о том, что возбуждало мое любопытство. Я знал уже, что во всех комнатах моей квартиры, а также и в других помещениях, равно как в различных укромных местах размещены искусно замаскированные приспособления, служащие для постоянного наблюдения за всем, что происходит в этой стране.

Эти приспособления, подобно тем, которые я видел в госпитале, дают возможность слышать и видеть на большом расстоянии. Мало того, они записывают всё воспринимаемое ими, и таким образом запечатлевают навсегда всё происходящее. Я знал, что имеются особые аппараты для передачи непосредственно в мозг мыслей, исходящих из чужой головы или из особо приготовленных для этой цели книг. Вообще я начал проникать во многие тайны; чем больше я проникал в них, тем более я удивлялся, на каком высоком уровне развития стоит здесь наука. Но я не стану забегать вперед, к тому же я не хочу сухим изложением теоретических оснований утомлять читателя. В дальнейшем, ближе познакомившись с людьми, населяющими эту страну, с их образом жизни и разнообразными учреждениями, я смогу полнее и нагляднее познакомить читателя с открывающимися передо мной чудесами. Но я считаю нужным еще раз заметить, что ничего чудесного в полном смысле этого слова здесь не было. Здесь были только использованы достижения науки, зачатки которых были известны в Европе.