— Нисколько, нисколько, — воскликнула хозяйка.

— Прошу вас, продолжайте, — коротко сказала мадам Гаро. В этот момент двери открылись и в них показались новые гости: Кю и еще один из аборигенов, работающий в лаборатории Крэга, по прозвищу — Чери. Фишер встал и радушно приветствовал вновь прибывших.

— Прошу вас… очень рад. Знакомить не приходится, садитесь.

Кю и Чери, одетые во все серое, оба высокие, оба бритые, оба светлые блондины, очень походили друг на друга, но черты лица первого были более резки и глаза светились энергией и оживлением, черты же второго казались какими-то расплывчатыми, взор выдавал апатию.

Поздоровавшись, они уселись рядом с хозяином.

— Конечно, вы не откажетесь выпить с нами пива.

— Благодарю вас, — ответил Кю.

— Мы не пьем пива, — добавил Чери.

— В таком случае, выпейте с нами кофе или чаю, — предложила хозяйка.

— Мы не пьем ни чая, ни кофе, — сказал Кю; Чери в подтверждение мотнул головой.

— Что с вами случилось? — с изумлением посмотрел на них Фишер.

— Нам нужно соблюдать большую осторожность, мы носим в себе некоторые дефекты.

— Лишь при условии соблюдения осторожности мы можем сохранить здоровье, — заключил Чери.

— Вам предстоит скучнейшая жизнь, — заметил Мартини. — Отказывать себе во всем, что нравится, чтобы прожить лишний десяток лет…

— Вопрос не в десятке лет, — произнес Кю с ударением, — на маневрах гибли совсем молодые люди.

— Мы не можем судить по себе, синьор Мартини. Мы люди старого мира, люди привычек, — дурные ли они или хорошие, это все равно, — и нам трудно от них отказаться, — примирительно сказал Чартней.

— Мне особенно трудно отказаться от дурных, — вполголоса проговорил Мартини. Все рассмеялись.

— Чем же вас угостить? — спросила хозяйка.

— Если дадите воды и варенья, мы не откажемся, — ответил Кю. Когда было подано то и другое, он счел возможным сказать о причине посещения.

— Мы шли к станции, и вдруг я вспомнил, что вы, наверно, не знаете предстоящей сегодня демонстрации новых военных изобретений. Это нечто замечательное. Когда Ворота откроются, и мы вступим на враждебную землю, наши действия будут облегчены этими изобретениями. Солдаты не будут испытывать тех нагрузок, которые им пришлось испытать на маневрах… Вот мы и решили зайти и пригласить вас в клуб.

Кю повернулся к Чартнею и слегка приподнял свой стакан воды.

— Среди нас великий изобретатель, он разрешил проблему создания шагающих машин.

Чартней, оставаясь все таким же спокойным и равнодушным, сказал сквозь зубы:

— Тут нет моей заслуги, господа. Идея принадлежит действительно замечательному изобретателю… — он не договорил, встал и, подойдя к окну, словно хотел что-то разглядеть через стекло, добавил после долгой паузы. — Я только технический исполнитель!

— Я думаю, интересно будет осмотреть этого зверя, — проговорил Мартини.

— А если так, то надо идти сейчас. — Кю и его друг встали.

— Мы сейчас соберемся, — сказала хозяйка.

Надвигались мглистые сумерки. Теплый сырой воздух был неподвижен. Вдоль дорог зажглись электрические фонари. Вокруг светлых шаров вились тучи всевозможных насекомых. Компания, принимавшая участие в дружеском ужине у Фишера, приближалась к клубу. В саду в галереях и на высоком подъезде стояли толпы людей. Тишина мало гармонировала с таким многолюдным собранием. Говорили вполголоса, не слышно было ни смеха, ни крика, ни отдельных восклицаний.

— Лекция еще продолжается, — сказал Кю.

— Желающие не могут поместиться в зале, — пояснил Чери.

— Я нисколько не жалею, что мы не попадем туда, — проговорил на ухо Фишеру Мартини.

— Мы можем посидеть здесь, на скамеечке, — предложила мадам Фишер. Все уселись.

Не прошло и четверти часа, как у подъезда началось усиленное движение. Народ валом валил из помещения; вид этих людей, всегда серьезных и спокойных, резко изменился — лица растягивались в приятных улыбках, глаза искрились; они не могли сдерживаться, и раскаты громкого смеха раздавались со всех сторон.

— Внушенье веселья, — сказал Фишер и тоже начал ни с того ни с сего хохотать.

— Ненавижу механическое веселье, — сказал Мартини, но повел себя крайне странно: подскакивал, гримасничал и выделывал ногами нечто невообразимое. Фрау Фишер смеялась до слез. Чатней, сдержанный, спокойный Чартней, боролся дольше всех и, наконец, не выдержав, разразился громким хохотом. Мадам Гаро одна сохраняла полное спокойствие: предохранитель спасал ее от внушения, проникающего в головы людей. Кю и Чери более всех поддались общему веселью и теперь кривлялись друг перед другом, как бесноватые.

— Пойдем отсюда! — завопил Мартини. — Черт возьми, я ненавижу эту вакханалию. — И в то же время он чувствовал всем своим существом, что ему весело.

Сад наполнился таким шумом, который нельзя описать. Тишина наступила так же внезапно, как и это веселье. Наши знакомые сидели на скамейке, усталые и несколько сконфуженные; они чувствовали какой-то легкий подъем, какой-то прилив энергии. Только лицо мадам Гаро стало еще более мрачным.

— Вы, душечка, напрасно противились, — шептала ей на ухо мадам Фишер. Раньше это меня всегда возмущало, но, сознаюсь, этот короткий сеанс веселья оставляет во мне приятное чувство на несколько часов, даже на целый день.

— Естественное веселье, вполне безвредное и необходимое для каждого живого существа, — наставительно проговорил Кю.

— Я не прожил бы без него и одного дня, — вторил ему Чери.

— Веселье существа, голова которого находится в распоряжении кого-то другого, — хмуро пробурчал Мартини.

— Если мы желаем попасть в первую очередь, — деловито заявил Кю, — мы должны идти сейчас же.

Все двинулись.

По ту сторону сада уходило вдаль учебное военное поле. На нем, у самой решетки, стояли три гигантские гусеницы. Дуговые электрические фонари лили на них сверху белый спокойный свет. Казалось, чудища заснули. Толстые стальные ноги их с широчайшими ступнями были неподвижны.

Любопытные все прибывали. Распорядители, с маленькими флажками в руках, ставили их в длинные очереди — так, чтобы они могли двинуться, не задерживаясь, к трапу, ведущему внутрь машины.

Вдруг ноги колоссов пришли в движение. Они делали шаг вперед и шаг назад, все время оставаясь на одном месте. Топот их напоминал раскаты отдаленного грома. Земля тряслась.

Публика невольно отшатнулась назад. Эти ужасные ноги могли передавить тысячи. Между тем как будто судорога пробежала по всему стальному телу чудовища, оно согнулось и из прямого, вытянутого от головы до хвоста превратилось в извивающуюся спиральную ленту, составные части которой лезли в стороны, словно желая оторваться друг от друга; некоторые секции, стиснутые соседними, поднимались так высоко над землей, что ноги висели в воздухе, продолжая двигаться прежним ритмом. Дамы испуганно взвизгнули.

— Что это с ним делается? — воскликнул Мартини. Чартней стоял, скрестивши на груди руки; взгляд его выражал полное удовлетворение.

— Благодаря гениальному мистеру Чартнею, — наставительно сказал Кю, мы имеем незаменимую машину. Двигаясь со скоростью пятнадцать-двадцать километров в час, она может преодолевать любые препятствия. Она идет по всякой почве, даже по болоту.

— Скорость невелика, — промолвил Фишер.

— Эта машина не рассчитана на быстроту, — продолжал Кю, — для этого мы имеем другие. Этот страшный зверь не имеет себе равного по силе; оставаясь неуязвимым, он может продвигаться вперед, не оставляя вокруг себя ничего живого.

— Ужасно, ужасно! — простонала мадам Гаро.

Тела гигантских гусениц вытянулись, движение разом прекратилось. Дверь под одним прожектором открылась, и оттуда был спущен трап. Распорядители впустили жаждущих побывать внутри чудовища.

Головное отделение представляло центр управления. Здесь, на мостике, под броневыми плитами, находился командир гусеницы. Ниже помещались два огромных орудия. Дула их далеко выдавались вперед. Сквозь все длинное тело машины тянулся узкий коридор.