Люди, испуганно жавшиеся к домам и заборам при виде конной полутысячи, были злыми. Они плевали всадникам вслед, грозили кулаками и выкрикивали что-то оскорбительное. У многих одежда была порвана или прожжена, на лицах — сажа и копоть…

— Самое веселое начнется ночью, — пообещал Реми. — Так, капитанов ко мне.

Подъехавшие капитаны едва не оттеснили юношу от герцога, а его жеребец немедленно собрался сцепиться с буланым одного из капитанов. Саннио с трудом справился с вреднющим конем, носившим слишком нежное для него имя Крокус, за что его еще и обругали двое из капитанов-кавалеристов. В результате господин Гоэллон прослушал две трети распоряжений Реми.

— …эту часть оттесните к набережной и гоните прочь от пристаней за ворота. Переночуют на Нерской пустоши — остынут. После этого — ставьте по полусотне на каждый мост и не выпускайте в Левобережье. Левый берег должен быть в порядке. Там должны управиться сеорийцы и королевские гвардейцы. Что слышно со складов?

— Там ваш первый полк, арбалетчики. Пожар еще не потушен. Опасаемся взрыва.

— … Противостоящего в глотку, — прорычал Реми.

Саннио вздрогнул. На складах хранилось не только зерно, но и мука. Достаточно, чтобы лопнул или прогорел один мешок, или просто на него попала случайная искра. Сперва взрыв будет небольшим, но через несколько мгновений на воздух взлетит весь склад. Про стрельный состав юноша читал лишь в Книге Сотворивших, но взрыв на мучном складе едва ли был менее страшен…

— Муку на ближних складах залить водой, — распорядился герцог Алларэ, словно читая мысли Саннио. — Немедленно.

— Она же испортится! — удивился кто-то из капитанов.

— В противном случае у нас испортится все на расстоянии пяти миль, — терпеливо объяснил Реми, хотя в голосе появилось знакомое уже Саннио утробное порыкивание. — Включая соседние склады, пристань и полк. Заливайте…

Это было только началом. Следующие часы для господина Гоэллона, так и таскавшегося следом за герцогом, слились в одно непрестанное и бесконечное мельтешение лиц, голосов, донесений о новых бедах, пожарах, погромах, скоплениях горожан, штурмах, порубленных насмерть и застреленных людях, погибших в давке и растоптанных.

Прибежал подмастерье из Волочного переулка: сотня мародеров решила под шумок пограбить ювелиров. Реми распорядился отправить туда по три десятка всадников и арбалетчиков. Только-только закончившие бороться с пожаром алларцы, угрюмо бранясь, уселись в седла позади кавалеристов и отправились спасать ювелиров.

Примчался, едва не падая с коня и оставляя за собой кровавый след, раненный сеориец, один из немногих, оставленных на правом берегу Сойи. Вооруженные самострелами и луками горожане под предводительством десятка бандитов решили сжечь здание суда…

Кому-то пришло в голову, что корень горестей и бед — иноземные купцы, а так как караваны обычно путешествовали в сопровождении вооруженных отрядов, попытка самообороны привела к нешуточной баталии. Караванщики, оттесненные в здание Торговой палаты, забаррикадировались там, и теперь по ним швыряли горшками с углями. Пара засевших на крыше "вольных лучников" мешала подобраться к колодцам во дворе…

Поборники нравственности решили, что сейчас — самый подходящий момент, чтобы прочитать проповедь обитательницам Кандальной улицы. Разумеется, для придания слову внушительности проповедники прихватили с собой колья, лопаты, вилы и связки факелов. Тут герцог Алларэ впервые за многие часы улыбнулся и отправил очередной отряд защищать "самое ценное, что есть в столице, не считая, разумеется, дворца".

До какого-то момента Саннио казалось, что три полка — вполне достаточно, чтобы навести в городе порядок. К первым сумеркам он начал понимать, что это лишь ложка меда в бочке дегтя городских беспорядков. Людей мучительно не хватало. Расквартированные на юге от столицы полки могли подойти лишь послезавтра утром: летние лагеря находились в сутках марша от Собры.

Реми Алларэ пытался успевать везде. Получалось ли у него, Саннио понять не мог. Он видел, что герцог отлично представляет себе карту Правобережья, прекрасно помнит, где какая улица и площадь, а также, что там расположено. Вероятно, Реми еще и представлял себе, что на каждое происшествие он не может отправлять солдат: людей не хватало. С каждым часом он все чаще повторял "этим придется пожертвовать".

К полуночи, как Реми и предсказывал, город не утих, а только оживился.

Пожар на винных складах у пристаней.

Погром на улице кондитеров, вроде бы остановленный вечером, но начавшийся вновь, уже свежими силами мародеров.

Драки, грабежи, невесть откуда взявшиеся юродивые, вопящие о конце света и покаянии, оживившиеся воры и бандиты, городская беднота, вперемешку штурмующая продуктовые лавки и дома побогаче…

До этого дня Саннио считал, что Собра — тихий, мирный и законопослушный город. К рассвету он стал считать, что это столица Мира Воздаяния: уж больно взбесившаяся в одночасье столица походила на место, где грешники получают по заслугам. Судя по всему, герцог Алларэ и Алессандр Гоэллон нагрешили уже преизрядно.

Реми выслушивал доклады, отдавал приказы, пил, не вылезая из седла, вино прямо из горла, почти не повышал голоса и старался с каждым офицером разговаривать достаточно вежливо. Саннио видел, чего это ему стоит. Золотоволосый герцог держал в уме всю картину происходящего, жонглировал отрядами, перемещая их с места на место, старался шутить и подбадривать окружающих. Дурацких реплик в адрес "сокровища" он больше не отпускал, напротив, все чаще давал юноше какие-то поручения: передать приказ, разведать обстановку, проследить за выполнением распоряжения. Если бы Саннио который час не терзала жестокая мигрень, он был бы счастлив тем, что оказался порученцем Реми.

В какой-то момент до него дошло, почему дядя назвал этого категорически невыносимого, наглого и дерзкого человека тем, кому можно сообщить о любой беде. Реми умел не только паясничать и издеваться, он еще мог принимать решения.

Саннио так и не спросил его, как герцог Алларэ оказался в должности коменданта столицы. Времени не находилось даже для короткого обмена репликами, не относившимися к делу, да и у юноши хватало ума не досаждать герцогу пустой болтовней.

Под утро Саннио удостоился личного задания.

— Возьмите два десятка и наведите порядок на Золотой площади.

— Архив-то чем помешал? — вздохнул юноша, разворачивая коня. Ответа на вопрос он не получил.

Хорошо, что трое сопровождающих — к своему стыду, Саннио так и не запомнил их имена, хотя все они представились, — знали дорогу. Заблудиться сейчас было бы совсем уж не к месту. В рассветных сумерках столица продолжала напоминать обитель грешников. Алые, лиловые, сиреневые блики на крышах и засовах, на флюгерах и оконных стеклах наводили только на мрачные мысли о новых пожарах, крови и смерти.

Осаждавшая архив пьяная толпа уже забила насмерть сторожа и жаждала новой крови, а потому два десятка конных солдат ее не слишком напугали. Первый булыжник ударил по кирасе, и это не было больно. Второй попал по предплечью левой руки. Толпа не желала расходиться, а приказ Саннио был встречен пьяным гоготом. Молодой человек еще помнил совет Реми: убивать зачинщиков, но в сумерках таковыми казались все. Выделить из толпы крикунов заводилу казалось непосильной задачей.

— Осторожно! — крикнули ему сзади.

Саннио и сам не понял, как ухитрился поднять коня на дыбы, одновременно наотмашь рубанув по голове человека, бежавшего с вилами. Кажется, тот метил в грудь Крокусу, за что и поплатился.

Оказалось, что рубить, не имея привычки — удовольствие весьма дорогое. В запястье что-то хрустнуло, а палаш выпал бы из онемевшей кисти, не виси он на петле, прикрепленной к эфесу…

Был нападающий убит, или только ранен, юноша выяснять не стал: толпа на мгновение затихла, а потом откликнулась новым ревом. Вооруженных было не так уж и много — десяток-полтора, но настроены они были решительно.