Он вскочил, как только звук шагов прекратился. Мартину казалось, если она повернется и уйдет, он пулей вылетит, чтобы ее остановить.

Остановить – зачем? – возмутилась его совесть. Схватить, затащить в дом, заставить ее… Что, черт возьми, с тобой происходит, парень? Во что ты превратился?

– Не знаю, – прошептал он сам себе измученным голосом. – Не знаю…

Ему просто нужно было овладеть ею. Мысль об этом не давала спать всю последнюю ночь и буквально поглотила его. С того самого момента, когда ее пальцы коснулись его тела, а она улыбнулась ему в лицо и произнесла «дорогой», Мартин места себе не находил.

Все, на что он тогда оказался способен, немедленно вылететь из комнаты, чтобы тут же не овладеть Джейн. Неудивительно, что Линда обо всем догадалась, когда Мартин на обратном пути сообщил ей, что между ним и Джейн все кончено. Слова – одно, а от тела его в тот момент, видимо, исходил настоящий жар желания. Линда…

Возможно, он горевал бы больше или испытывал угрызения совести, если бы она сама вчера не открылась перед ним с далеко не лучшей стороны. Честно говоря, ее раболепство изрядно разочаровывало Мартина и раньше. Но когда она призналась, что догадалась о его связи с миссис Эйкерс, но предпочитает закрыть на это глаза, если он пообещает быть осторожным на людях, – вот тут Мартин решил, что с него хватит. Черт побери, значит, Линда могла хладнокровно наблюдать за тем, как мужчина, которого она, как утверждала, любит, занимается любовью с другой женщиной!.. Линда мгновенно поняла, что совершила ошибку, но было уже поздно.

Как поздно сейчас останавливать то, что должно было прийти к концу, неважно какому.

Мартин продолжал молча сидеть, ловя напряженным, как никогда, слухом малейший звук с веранды.

Когда Джейн наконец взошла на нее, волна облегчения заставила Мартина покачнуться. Он впился взглядом в дверной проем, томительно ожидая увидеть в нем знакомый силуэт.

Что же в ней такого, задавал он себе один и тот же вопрос – в сотый, тысячный раз, – что могло так околдовать его? Конечно, не только внешняя привлекательность. Да, Джейн прекрасна… но не более, чем сотни других женщин, с которыми ему приходилось встречаться. Одна Линда превосходила ее классическим совершенством черт.

Нет, было что-то еще, нечто… неуловимое. Может быть, уязвимость, ранимость?

Мысль почти рассмешила Мартина. Холодная и все знающая миссис Эйкерс – ранимая? Такое можно было принять за шутку.

Она ведьма, волшебница, сосуд колдовских чар, она заполняла его тело волнами сексуальности, заставляя кипеть кровь. Бросала вызов его мужской сути обликом ледяного равнодушия. Взывала к его темной низменной половине образом невинности, которая только и ждет, когда ее соблазнят.

Увы, пока она только подтверждала характеристику, данную ей тем парнем в понедельник. Шлюха. Вертихвостка, желающая продать себя подороже. Она отступила, как только почувствовала, что он может купить дом где-то еще, но, стоило опасности миновать, как снова закинула наживку, не сомневаясь, что он обязательно клюнет.

А ее удивление сегодня утром в офисе было всего-навсего хорошо разыгранным спектаклем. Разумеется, она не сомневалась, что он вернется, – и приоделась соответственно, во все легкое, воздушное, доступное. От внимания Мартина не укрылся ни макияж, ни запах духов, напрочь отсутствовавший вчера, когда он был с Линдой.

О да, она знала, что он вернется, и подготовилась.

Когда Джейн наконец возникла в дверном проеме, у Мартина перехватило дыхание. Она была бледна и смотрела на него широко открытыми глазами, а груди ее вздымались под блузкой столь соблазнительно, что Мартину показалось: он не выдержит дольше пытки. Просто не досидит до конца бесконечного театрального представления, которое она ему устроила.

– Вы всегда заставляете своих любовников ждать и мучиться, миссис Эйкерс? – спросил он нарочито грубо. – Или вас дополнительно возбуждает подобный садизм?

– Мартин, не надо. – На глазах Джейн выступили слезы.

– Не надо чего? – поинтересовался он, с удивлением обнаружив, что ее наигранное горе действительно тронуло его.

– Не надо быть таким, какой вы сейчас, – ответила Джейн, переступив порог гостиной, но не отдаляясь от входной двери, словно оставляя себе шанс для побега. – В этом нет нужды. Я не та, за которую вы меня принимаете. Совсем не такая. Я лягу с вами в постель, независимо от того, купите вы дом или нет. Я тоже страстно желала вас, однако пыталась скрыть это – по многим причинам, объяснять которые сейчас слишком сложно. Но главная – та, что до сегодняшнего для вы были обручены.

Каждое ее слово отдавалось в Мартине ударом кинжала. Голова его пошла кругом. Боже Милосердный, он действительно хотел верить во все, что она сказала. Но ничего не выходило. «По многим причинам», скажите на милость! Чепуха это все. А вчера, когда она положила руку ему на бедро, она тоже скрывала свои чувства от обрученного мужчины? Как он мог это забыть?

Нет, конечно же нет. Все это игры, уловки, кривляние, подделка под искренность. А цель-то одна: заставить его, глупца, поверить, будто эта женщина и вправду страстно желает его. Ну, на этот раз она почувствует разницу. Он заставит ее отработать потраченные деньги, каждый из двухсот пятидесяти тысяч долларов!

– Но сейчас я уже не обручен, – произнес Мартин низким бархатным голосом. Если ей доставляет удовольствие ломаться, пусть так – но только после того, как он получит то, что хочет.

Джейн продолжала все так же стоять около открытой двери, и Мартину приходилось прилагать все силы, чтобы сдержать быстро нарастающее раздражение.

– Вы не смогли бы закрыть дверь? – попросил он холодным ровным голосом, скрывающим бурю, которая бушевала в его груди.

Джейн безмолвно подчинилась. Она прислонилась спиной к двери, прижалась к ней ладонями вытянутых по швам рук. Женщина выглядела абсолютно окаменевшей, что разозлило его еще больше.

– Как вы возбуждены, миссис Эйкерс, – произнес он с издевкой, медленно приближаясь к ней. – Будто никогда не оказывались в аналогичной ситуации.

Она молча пропустила колкость и взглянула ему прямо в глаза. Мартин почувствовал, как она судорожно сглотнула, когда его губы приступили к осаде.

Он заколебался, презирая себя за слабость. Волноваться по поводу того, нервничает она или нет! Такие женщины не нервничают, когда мужчина начинает их целовать. Они быстро и покорно раздвигают навстречу губы, а затем и ноги.

Мысль о том, как она это проделывает с другим мужчиной, а не с ним, вызвала в Мартине новый приступ ярости. Он обхватил ладонями лицо Джейн и впился в него губами.

Но поцелуй вышел совсем не таким неистовым, как того хотел Мартин. Как только он ощутил тепло ее губ, соблазнительных и трепещущих, мысль о том, чтобы вести себя с нею жестоко и властно, швырнуть на пол и овладеть, как того заслуживают шлюхи, неожиданно улетучилась.

Вместо этого Мартина вдруг охватила несказанная нежность, которую он в данный момент в себе и предположить не мог. Он мягко погружался в губы Джейн, легкими касаниями осторожно ласкал эти губы, едва покусывая нижнюю, отчего рот ее приоткрылся, и Мартин смог вкусить всю сладость того, что скрывали эти губы.

В мозгу его взорвались звезды, когда он услышал ее первый сладостный стон. Мартин чувствовал, как Джейн тает от его ласк, их языки затеяли какой-то дикий танец, прижавшись друг к другу, а ее губы, тело, все женское существо являло собой готовность подчиниться любому желанию мужчины. Мартин никогда еще не встречал у женщины такой поразительной покорности.

Может быть, это тоже входило в представление. Может быть, то был всего лишь способ надежнее добиться того, к чему она стремилась. Денег. Удачи. Успеха.

Он не знал, да и не желал знать. Что он знал и чувствовал, так это безграничную власть над женщиной, тающей в его объятиях. И это ощущение разрушило стену, которая еще сдерживала бурлящее в нем желание. Оторвавшись от нежных губ, он взял ее руки в свои, поднял вверх, их пальцы сцепились, и Мартин грубо прижал Джейн к двери. Ее слезы боли не вызвали в нем сожаления, он приподнял ее на цыпочки, так что губы их оказались на одном уровне, а груди Джейн приникли к его груди.