Нельзя сказать, что это был очень уж практичный подарок. Что с ней делать-то? В дверях поставить, к лампе пристроить или сделать из нее телефонную трубку? Но это только, если ваша нога достаточно жесткая, а та, что была у Ричарда, основательно обмякла. Бог знает, сколько времени его нога пролежала в титане для чая, и это было достаточно заметно.

— Привет, Эм, — сказал Ричард, открывая дверь.

— Привет, Рич, — ответила девушка. — Так что там у тебя с ногами?

Он мог бы, конечно, сказать ей, что это мокрая, осклизлая нога в сером носке очень хорошо подойдет к расцветке ее ковра, но не сказал. Вместо этого он заключил ее в страстные объятия, в результате чего в течение довольно длительного времени они не вели сколько-нибудь осмысленного и заслуживающего постороннего внимания диалога.

— Эм, у меня есть для тебя подарок, — сказал Ричард, когда они сели пить какао. Несмотря на то, что Ричард был парнем клевым и к тому же личностью, он по своей натуре оставался консерватором, а поскольку какао очень любил его отец, он также предпочитал этот напиток. Да и вообще, какао неплохо крепит.

— Ой, не надо было, — неубедительно проговорила Эмма.

Можно было, конечно, сказать что-нибудь и поновее, но она не стала утруждать себя. Лучше придерживаться чего-нибудь апробированного. По сути своей она тоже была консерватором, и, возможно, именно поэтому у них с Ричардом все так хорошо складывалось.

— Закрой глаза, Эм, — сказал он.

— О нет, я не могу, — промолвила она, очаровательно краснея, хотя теперь уже с явным опозданием.

— Ну давай, Эм.

— Ну хорошо, Ричард; закрываю. — Эмма сомкнула веки и стала с надеждой ждать — в этот момент ей на колени легло что-то мягкое и холодное.

— Можешь открывать, — сказал Ричард.

— Что это, Рич? — спросила она, глядя на аккуратно упакованный сверток. — Но я, правда, думаю, что не надо было…

— Открой, Эм, — с гордостью произнес он. Эмма дрожащими пальцами развязала красивую голубую ленту, разорвала бумагу и посмотрела на ногу, большую часть которой Ричард запихнул обратно в носок, естественно, предварительно отодрав его от ковра.

— Как это мило с твоей стороны, Рич, — машинально проговорила она.

— Это — нога, — с явным предвкушением чего-то произнес он.

— O-го-гооо! Нога! Ну, не надо было…

— И все же…

— Нога, — задумчиво проговорила Эмма. — Кажется, ноги у меня раньше не было.

— Не говори глупостей, Эм, у тебя и сейчас есть две штуки.

— Я знаю, но это же ведь особая какая-то, так ведь? — Ну конечно. Иначе бы я не стал тебе ее дарить. — Оба сидели и смотрели на ногу, которая, освободившись от упаковки, снова начала пропитывать носок.

— Рич, — спросила Эмма, — а что она делает?

— Эм, она ничего не делает, — ответил Ричард. — Это просто нога.

— А что ты с ней делаешь?

— Хожу на ней, — чуть нетерпеливым тоном произнес Ричард.

Эмма задержала на ноге взгляд.

— Мне бы лично не захотелось этого делать. Она же в туфлю не влезет.

— Можно надевать ее перед огнем, — подсказал Ричард, явно наводя ее на какую-то мысль.

— А ты сам пробовал?

— Ну, или надеть на нее шлепанец. Да ты с ней можешь перепробовать массу обуви. Ведь это уникальная вещь, Эм. Ты сейчас — единственная девушка в Лондоне, у которой три ноги. Подумай только об этом.

— Я и думаю, — чуть с горечью отозвалась Эмма. Она ума не могла приложить, кому продать эту ногу и, тем более, определить, сколько могут за нее дать. Люди дарили ей разные, но обычно вполне банальные вещи ювелирные изделия, меха, всякие милые безделушки, и она, практически не задумываясь, могла в любой момент избавиться от них. Но нога, и к тому же такая скользкая, подумала она, что с ней делать-то? К мяснику сходить… Нет. К таксидермисту… Ну, положим, он сделает из нее чучело, а дальше что? И потом, это будет дорого стоить… В больницу студентам, чтоб изучали. А что, неплохая идея!

— Большое тебе спасибо, Рич, — сказала Эмма, снова заворачивая ногу и слегка озадаченно хмуря бровь.

Вернувшись домой, Эмма решила не показывать ногу матери та могла бы захотеть оставить ее дома наподобие брошки или горжетки из чернобурки, хотя самой Эмме нога не особенно понравилась. Она согласилась с Ричардом насчет того, что это довольно необычный подарок, отражающий особенности его личности, но ей все же не хотелось, чтобы нога валялась где-нибудь в доме и собирала на себя пыль. В конце концов, это была всего лишь грязная вонючая нога, и ей хотелось от нее избавиться.

Ну что ж, скажете вы, можно сунуть ее в мусорное ведро или сжечь. Впрочем, сжечь ее было бы трудновато — дом, в котором проживала Эмма, был подключен к системе центрального отопления, однако в отношении мусорного бака таких препятствий не существовало. А потом она вполне могла бы сказать, что попросту должна была выбросить ее в бак ведь сам-то Ричард держал ее в титане для чая. Но Эмма все же решила поступить иначе. На работе ей приходилось основательно вкалывать, чтобы зарабатывать на жизнь, как, впрочем, и остальным, хотя ее личный способ зарабатывать заключался в том, чтобы получать плату за что угодно, вне зависимости от того, что именно это было.

Итак, у нее оказалась одна левая нога в сером носке, а потому ей надо было продать ее. Кто-нибудь где-нибудь обязательно захотел бы купить ее — в этом у Эммы сомнений не возникало.

— Сколько дадите за это? — спросила она мистера Блэкберна, вываливая ногу на прилавок. Послышался отвратительный шлепающий звук, но мужчина, похоже, не обратил на него внимания.

— За что? — спросил он.

— Вот за это, — проговорила девушка, тыча пальцем в ногу.

— Носок неплохой, — заметил тот. — И много у вас таких?

— Только один.

— Одна пара? Вы что, дурить меня вздумали? Да если мне придет в голову идея заниматься покупкой носков по одной паре, то скоро я в трубу вылечу.

— У меня их не пара, а всего один.

— Один носок, — пробормотал он, недоверчиво крутя головой.

— Не носок один, а одна… — Все было бесполезно. Мистер Блэкберн прошел в свою маленькую заднюю каморку, где снова принялся за подсчет излишков армейских бронежилетов. Опечаленная Эмма взяла ногу и вышла из магазина.

Но ведь кому-то где-то должна понадобиться одна левая нога?

Ей не хотелось заходить в больницу через главный вход, и она предпочла боковой, где нос к носу столкнулась с молодым — ну милашка просто — парнем, толкавшим какую-то плетеную корзину.

— Извините, не подскажете, куда мне пройти? — спросила Эмма.

— С удовольствием, — бойко отозвался парень. Они пошли выпить по чашке кофе — это было знакомое ему маленькое заведение, расположенное неподалеку. Эмма тоже знала это место, но не подала виду. Всю дорогу она пыталась подвести разговор к теме о ноге, которая лежала у нее в хозяйственной сумке и отчаянно подтекала.

— Рекс, — проговорила она, так звали молодого человека. — Вы у себя в больнице не покупаете, ну, знаете… части людей?

— Вы что имеете в виду? — осторожно спросил он.

— Ну, представляете, у одного человека есть кусочек другого человека, и ему хотелось бы его продать. Они бы не согласились купить?

— Это как посмотреть, — заметил Рекс.

— А левую ногу? — с надеждой спросила Эмма.

— Вот насчет этого не знаю. Вообще-то ноги не моя специальность. Вот тело — это как раз по мне, — с некоторым вожделением в голосе проговорил он, но Эмма, к счастью, этого не заметила — все ее внимание было уделено лежавшей в сумке ноге, которая начала подпитывать сверток с маслом.

— А мне вы ничего такого не могли бы подыскать? — спросила она.

— Знаете, давайте пройдем ко мне, там и поговорим, — одним словом, они опять вернулись к Рексу на работу, и значительно позже он действительно нашел. Точнее говоря это бедняжка Эмма подумала, что он что-то искал, однако та небольшая серая книжица, в которую он тыкал пальцем, называлась «Галльские войны Цезаря — часть III».

— И что там пишут, Рекси? — спросила она, подтягивая колготки. Эти колготки вечно морщились на талии, а все потому, что у нее были короткие ноги и толстый зад, который она сама называла несчастьем. Но это так, к слову сказать. Еще ни разу Эмме не удавалось купить себе колготки, которые были бы ей впору.