Он не очень хорошо помнил персонажи своих старых книг, но не забыл, что в одного из них, описанного в «Изгое», по самую рукоять вонзил свой писательский нож. Он описал его со всей жаждой отмщения, словно это был живой человек, которого он намеревался выставить на всеобщее обозрение. Вальтер испытывал тогда странное удовольствие, наделяя его всеми пороками, которые когда-либо знало человечество, и не оставлял читателям ни малейшего сомнения в истинности этого существа. Ни разу не испытал он к нему жалости даже тогда, когда отправлял его на виселицу. Создавая этот образ, Вальтер не раз сам испытывал смутный страх — настолько прочно сидела в нем эта темная личность, крадущаяся по тропе недоброжелательства и злобы.

Странно, но он начисто забыл имя того человека. Он подошел к книжным стеллажам, взял один из томов, полистал его. Даже сейчас эти страницы вызвали у него неприятные чувства. Вот он — Вильям… Вильям… Где-то ниже должна быть и фамилия. Вот — Вильям Стейнсфорт.

Его собственные инициалы!

Разумеется, это совпадение ничего не значило, но оно словно расцветило его сознание и ослабило способность сопротивляться наваждению. Он так неприятно чувствовал себя все последующие дни, что когда пришла очередная открытка, Вальтер испытал почти облегчение.

Он не смог удержаться, чтобы не взглянуть на сюжет открытки великолепное строение центральной башни Глочестерского собора украшало панораму. Он уставился на картинку, словно она могла что-то сказать ему, но затем усилием воли заставил себя прочесть послание.

Не раздумывая, Вальтер направился в полицию, где попросил выделить ему охрану на уик-энд. Дежурный офицер с улыбкой встретил его и сказал, что не сомневается в том, что это какой-то розыгрыш, однако все же пообещал прислать кого-нибудь к дому писателя.

— Вы до сих пор не предполагаете, кто это может быть? — спросил он.

Вальтер покачал головой.

Был вторник. Вальтер Стритер располагал достаточным временем, чтобы подумать об уик-энде. Поначалу ему казалось, что он не доживет до конца недели, но, как ни странно, спустя некоторое время пессимизм и тревога уступили место твердой уверенности в собственных силах. Он заставил себя сесть за письменный стол, словно действительно был в состоянии работать, и, о чудо! — работа пошла. Несколько иначе, чем раньше, но, как ему показалось, даже лучше, гораздо лучше. Как будто нервное напряжение прошедших дней подобно кислоте разъело барьер отчуждения, стоявший между ним и его персонажами; он явно приблизился к ним, а они уже не просто подчинялись его режиссерским распоряжениям, а всей душой и существом своим встречали те испытания, которые он уготовил на их пути.

Так прошло несколько дней. Утро пятницы показалось ему началом самого обычного дня, пока что-то не заставило его выйти из этого самопроизвольного транса и задаться вопросом: «А когда именно начинается уик-энд?»

Долгий уик-энд начинается в пятницу. И вновь паника охватила писателя. Он приоткрыл входную дверь и выглянул наружу. Он жил на окраине города, на малолюдной улице, застроенной похожими на его собственный дом особняками. Перед каждым строением стояли высокие воротные столбы, некоторые из них были увенчаны декоративными скобами, удерживающими фонарь. Большинство из них явно нуждалось в ремонте, поскольку обычно горели лишь два-три фонаря. По улице медленно проехала машина, какие-то люди перешли на другую сторону. Все как обычно.

В этот день он несколько раз подходил к двери, выглядывал наружу, но ничего подозрительного не замечал. Но вот наступила суббота, очередной открытки не было, и тревога Вальтера стала постепенно улетучиваться. Он даже хотел было позвонить в полицию и сказать, чтобы не присылали охранника.

В этом учреждении, однако, достаточно серьезно отнеслись к его словам и действительно решили прислать охрану. Между чаем и обедом, когда большинство гостей уже прибыли на уик-энд, Вальтер подошел к двери и увидел стоявшего между двумя неосвещенными воротными столбами одинокого полицейского — первого полицейского, которого он вообще когда-либо видел на улице Шарлотты. Зрелище это вызвало у него несказанное облегчение; только сейчас о понял, как напряжен был все эти дни. Он почувствовал себя как никогда в безопасности и даже ощутил укол стыда за то, что отрывает от дела эти и без того загруженных людей и создает им дополнительные трудности. Может, пойти, поговорить с незнакомым стражем, угостить его чаем или предложить чего-нибудь покрепче? Сейчас он с удовольствием выслушал бы даже дружелюбные насмешки по поводу своих былых фантазий.

Но уже через секунду он передумал. Нет, безопасность будет оказаться гораздо более надежной, если ее гарант останется для него инкогнито — в самом деле, разве какой-то «Питер Смит» звучит надежнее, чем «полицейская охрана»?

В окно верхнего этажа — дверь ему открывать не хотелось — он несколько раз видел, что полицейский стоит на прежнем месте. Желая еще раз удостовериться в этом, он попросил экономку выйти наружу и спросить полицейского о цели его прихода. Вернувшись, женщина обескуражила его, заявив, что не видела никакого полицейского. Правда, Вальтер знал, что она слаба глазами, и когда он несколько минут спустя снова посмотрел на улицу, то совершенно отчетливо увидел, что полицейский стоит на прежнем месте. Скорее всего, он время от времени обходил дом по периметру и потому отсутствовал, когда выходила миссис Кендэл.

После обеда Вальтер обычно не работал, но сегодня решил изменить традиции, чувствуя небывалый прилив энергии. Им овладело возбуждение, слова буквально вылетали из-под пера! Было бы верхом глупости пожертвовать этим неожиданным приливом вдохновения ради пары часов послеобеденного сна. Вперед, вперед! Не зря, видимо, говорят, что по-настоящему человек работает лишь пару-тройку часов в сутки.

Теплая и спокойная атмосфера маленькой комнаты настолько поглотила все чувства Вальтера, что он даже не сразу услышал звонок у входной двери и очнулся лишь когда тот зазвонил снова.

Гость? В такой час?

Нетвердо ступая, он пошел открывать, хотя весьма смутно представлял, с кем ему сейчас предстоит встретиться. Тем более было понятно то облегчение, которое испытал писатель, увидев в дверном проеме высокую фигуру полицейского. Не дожидаясь обращения гостя, он воскликнул:

— Входите, входите же, дорогой друг! — Он протянул вошедшему руку, но тот, видимо, не заметил ее. — Вы, наверное, совсем замерзли? — Он бросил взгляд на плащ и фуражку полицейского, которые были покрыты снежными хлопьями. — А я и не заметил, что начался снег. Проходите же и погрейтесь.

— Благодарю, — ответил полицейский. — Не возражаю.

Вальтер был достаточно хорошо знаком со штампованным языком полицейских и потому не воспринял его фразу как выражение неохотного согласия.

— Сюда, пожалуйста, — пригласил он. — Я работаю у себя в кабинете. Черт, и правда, как холодно. Пойду прибавлю газу. А вы пока снимайте плащ и устраивайтесь. В общем, чувствуйте себя как дома.

— Я у вас не задержусь, — ответил полицейский. — Как вам известно, у меня дела.

— Ну да, конечно же. Такая глупая затея, сплошная синекура, — он осекся, подумав, что полицейский, возможно, не знает такого слова. — Я полагаю, вы наслышаны об этой истории с открытками?

Полицейский кивнул.

— Но пока вы со мной, мне ничего не угрожает. Я в такой же безопасности, как… как эти дома вокруг. Оставайтесь здесь сколько хотите. Напитки в вашем распоряжении.

— Я никогда не пью на службе, — заметил полицейский. Так и не сняв плащ и фуражку, он огляделся вокруг себя. — Так вот где вы работаете…