— Позвольте узнать ваше имя, сеньор? — повторила старая Сара, недовольная визитом этого мрачного, беспокойного, чего-то опасающегося человека. Она была в недоумении и терялась в догадках, что же это за человек и с какой целью он явился к ней.

— Сеньора!.. Я — ваш сын! — сказал он быстро, следя нетерпеливыми, горящими глазами за тем, какое впечатление производят на нее эти слова.

Сара Кондоро пристально всматривалась в его лицо…

— Как!.. — вскричала она. — Вы… мой сын?..

— Тише! Не так громко… Никто не должен нас слышать!

— Так вы…

— Эстебан де Вэя, которого зовут графом де Кортециллой!

— Стало быть вы… О, Боже! Вот неожиданность! — воскликнула дукеза, все еще опасаясь человека со столь странными манерами. — Вы мой сын — Эстебан де Вэя… Да, да, теперь я вспомнила!.. Эстебан!.. Так звали моего младшего сына… Так это вы! Я недавно узнала от старого комедианта Арторо, что вы были усыновлены и носите другое имя; я вас отыскала, но не смогла увидеться с вами, ибо оказалось, что вы в отъезде…

— Мне сказал о вашем визите мой преданный слуга. После этого я решился, сеньора, явиться к вам! У меня к вам огромная просьба…

— Боже, что с вами, Эстебан?.. Вас шатает… Вы бледны как мертвец!.. Вы так торопитесь и так боитесь чего-то!..

— Я никогда ничего не боялся, а теперь и подавно! Эстебан де Кортецилла не знает страха! — отвечал с мрачным выражением отец графини Инес.

— Но скажите, что случилось?

— Я должен сесть… Спрячьте меня у себя на несколько часов.

— Спрятать?

— Ненадолго, сеньора. Никто не знает, что я ваш сын и никому не придет в голову искать меня здесь!

— Но от кого я вас должна прятать, сын мой?

При этих словах граф Кортецилла взглянул на дукезу с какой-то странной смесью удивления и беспокойства.

— Вы — моя мать, вы узнаете все! Прошу вас, заприте двери! Меня ищут… Нас могут подслушать…

— Здесь вас никто не услышит.

— Может кто-нибудь войти и узнать меня!

— Но почему же, мой сын, вы скрываетесь, отчего этот страх и беспокойство?

— Я погиб… Спасения нет! Я пришел к вам лишь на несколько часов, на эту ночь… Я надеялся укрыться у вас, чтобы умереть спокойно…

— Умереть? Вы все больше меня пугаете, Эстебан…

— Вы тревожитесь? Из-за меня?

— О, сын мой, ваш вид ужасен!

— Яд… Это яд…

— Пресвятая Мадонна!.. Вы отравились?

— Тише, тише!.. Еще несколько часов… Я не хочу, чтобы меня нашли и арестовали, я не хочу дожить до такого позора!

— Вы… Граф Кортецилла? Ужасно… Доктора… Эстебан удержал свою мать, направившуюся к дверям.

— Сеньора, не надо доктора! Я хочу умереть и умереть спокойно! Меня ищут! Я глава Гардунии! Начальник из Толедо, этот жалкий трус, признался во всем!.. Все кончено!.. Уже все было подготовлено, чтобы меня поймать! Уже есть приказ о моем аресте! Дом мой был окружен, когда я, ничего не подозревая, возвращался из поездки. Я уже приближался к своему дворцу, когда преданный слуга предупредил меня об опасности! Я не должен попасть в руки правосудия, я не хочу дожить до этого позора! Уже несколько лет я носил с собой маленький пузырек с ядом… Узнав о том, что произошло, я его выпил!.. Я соскочил с лошади и, передав ее слуге, бросился бежать по темным извилистым переулкам сюда, к вам, чтобы иметь возможность умереть спокойно!

— Святой Бенито!.. Вот до чего вы дожили… Вы — глава Гардунии!.. Неужели же нет спасения?

— Нет! Но стыд и позор для меня невыносимы! Теперь вы все знаете! Я лучше умру, чем предстану перед судом! — О, зачем вы это сделали, сын мой!

— Этого уже не изменить, сеньора! То, что я сделал, было хорошо мною продумано! Я был беден и хотел стать богатым! Плохо носить графский титул и не иметь средств! У меня была дочь, которую я хотел видеть богатой и окруженной блеском! Для этого несколько лет тому назад я вступил в тайное, распространенное по всей Испании общество! А теперь… Все пропало!..

— О, в какую грустную минуту вижу снова я моего сына! Кто бы мог это предположить!

— Я чувствую, что конец приближается… Я умираю… Без мира в душе!.. Без покаяния!.. Без облегчения!.. — стонал граф Кортецилла, падая на стул.

— О Боже!.. Он умирает…

— Нет еще… Но через несколько часов… все будет кончено… Я умираю… без примирения с небом… — продолжал Эстебан глухо, согнувшись от боли.

— Ты не умрешь без примирения… Ты получишь отпущение грехов, сын мой!

— Куда вы… Что собираетесь сделать?..

— Патер, живший в твоем дворце, здесь. Хочешь, я позову его?

— Антонио? Он здесь?.. Да, позовите его, я хочу ему доверить, хочу ему сказать мое последнее желание… Скорее… А то… Я умру…

— Выпей этого вина, оно тебя подкрепит, — сказала дукеза, подавая стакан своему стонущему сыну.

Он начал пить с жадностью.

Между тем Сара Кондоро, заперев дверь в переднюю, поспешила в соседнюю комнату, где находился Антонио.

Через минуту она вернулась вместе с ним. Эстебан, увидев Антонио, протянул ему руку. Его глаза страшно ввалились, и перемена в его лице, произведенная действием яда, была так ужасна, что Антонио невольно содрогнулся.

Граф сделал ему знак, чтобы он подошел.

Сильно тронутый ужасной переменой, происшедшей с этим гордым человеком, патер бросился к нему и схватил протянутую руку…

— Примириться… — прерывисто говорил Эстебан… — Мне кажется… милостью… что я вас здесь встретил!

— В своей душе, граф, я уже давно с вами примирился!

— Вы… Благородный человек… Я это знаю! Сядьте здесь, я вам расскажу все… что меня мучает.

— Он умирает… Пресвятая Мадонна, мой сын умирает!

Антонио с удивлением смотрел на дукезу. В это время у Эстебана начались сильные конвульсии.

— Вина… Дайте мне еще вина! — требовал он.

— Да, граф Эстебан — мой сын, — пояснила дукеза Антонио, подавая графу вино, — и в какой час судьба уготовила нам свидеться, в его последний час!

Эстебан выпил вино с лихорадочной жадностью, и это, по-видимому, подкрепило его.

— Я хочу вам покаяться, хочу сообщить мою последнюю волю, — обратился он к стоявшему рядом потрясенному Антонио, — вы все узнаете и поймете меня. Тогда мне легче будет закрыть глаза! Честолюбие ввергло меня в пропасть! Страсть к блеску, богатству и власти стали причиной моего падения! Но я не жалею о том, что сделал! Я делал это обдуманно и с твердой решимостью! Я хотел видеть себя и свое дитя счастливыми, хотел, чтобы нам удивлялись и нам завидовали! Когда после смерти графа Кантара, влиятельного человека при дворе королевы Изабеллы, освободилось место начальника этого тайного общества, которое он столько лет возглавлял, и когда посланцы Гардунии явились ко мне, чтобы положить к моим ногам власть, влияние и богатство, я ни на одну минуту не задумался принять их…

— Я это знаю, граф, — сказал Антонио серьезно, с присущим ему достоинством.

— Вы знаете… — проговорил Эстебан, глядя своими запавшими широко раскрытыми глазами на патера. — Что вы знаете?

— Про вашу связь с этим тайным обществом.

— Как… Возможно ли?

— Про эту связь я знал еще тогда, когда жил в вашем дворце!

Эстебан в изумлении смотрел некоторое время на Антонио.

— Мне часто казалось, что я должен был вас бояться!

— Для этого, граф, у вас никогда не было повода!

— Так слушайте же дальше! Вместе с моей тайной властью и богатством росло и мое честолюбие! Я хотел видеть свое дитя на самом верху, чтобы все завидовали нам; я хотел сделать свою дочь королевой! Вот почему я пошел на союз с доном Карлосом, претендентом на престол!

— И это я знаю, граф!

— И вы не изменили мне, когда я самым постыдным образом с угрозами выгнал вас из своего дворца?

— Отцу графини Инес я простил все, — отвечал Антонио.

— Инес… Да, она ангел… Благодарю за эти слова, — сказал граф Кортецилла, и его мрачное лицо на мгновение прояснилось, точно солнечный луч осветил его… — Я был к ней несправедлив! Меня ослепляло мое честолюбие! Я хотел заставить ее отдать руку претенденту на престол, хотел своим богатством заплатить за корону для своей дочери! Я не спрашивал себя, сделает ли этот брак ее счастливой?! Я только видел ее, окруженную королевским величием, и ради этого готов был пожертвовать всем! Не думайте, что этим браком я надеялся купить себе прощение и избавление от справедливой кары правосудия, нет! О себе я не думал! Клянусь вам в этот последний час, о себе я не помышлял, я думал только об Инес! Но тогда же я был наказан: мое дитя покинуло меня! Невозможно описать все, что я тогда пережил; наказание было справедливым, и Инес была права, что оставила меня.