- Видите ли, – вовремя вмешался Сыма Синь, заметив, как сильно чусца раздражает наглая лесть начальства. – Положeние наше таково, что, одержи мы победу или понеси поражение, Чжао Гао воспользуется законами и расправится с нами – с командующим Ли Чжаном, со мной и со всем штабом – так либо иначе. За три года мы потеряли убитыми сотни тысяч солдат, а число владетельных князей, поднимающих мятеж против Цинь растет с каждым днем. Чжао Гао срочно необходимо возложить за это ответственность на кого-то.

   - Совершу я подвиг или нет, меня все равнo казнят, - совершенно иным, серьезным тоном добавил Ли Чжан. Все напускное подобострастие слетело с него в один миг. - Государь Эр-ши не слушает никого, кроме Чжао Гао.

   - Я как ни пытался,так и не смог донести до императора слов правды, - признался Сыма Синь.

   - Ныне я - военачальник гибнущего государства. Разве не прискорбна участь человека оставшегося сирым, убогим и без высокой поддержки? – печально вздохнул циньский генерал. – Так почему бы нам не заключить союз c войсками чжухоу, совместно напасть на Цинь и разделить её земли?

   В искренности его слов Татьяна не сомневалась ничуть. Как уже давно перестала удивляться циничной откровенности этого века. Здесь вообще никто не стеснялся простого человеческого желания спасти свою шкуру любой ценой. К чему соблюдать догoвор, если он стал не выгоден, верно? Известно же, Небеса благоволят лишь тому, кто сам умеет о себе позаботиться. А Ли Чжан от чистого сердца проливал сейчас слезы, жалуясь на коварство главного императорского евнуха, ничуть душой не покривив.

   - Превосходно, - молвил Сян Юн. - Союзники нам не помешают.

   Циньцы тут же повалились на колени,и Тане стало совсем неинтересно. Теперь вся эта честна компания примется изливать друг на дружку водопады уверений в вечной дружбе и преданности, клясться-божиться, словно ещё несколько дней назад это они не рубись насмерть в пылу битвы.

   Небесная дева подобрала длинные полы своего наряда и отошла сторонку, в тень от огромного камня. Давным-давно иньский каменотес так тщательно выбил на его боку глубокие спирали и волны, что их плавные изгибы не сумели сточить века дождей и ветров. Танюша заинтересованно провела пальцем по борозде, силясь понять узор это или же древние письмена. Нет, не разобрать уҗе ничего,и огромная трещина расколола монолит.

   - Сказывают, пожар бушевал здесь сорок дней кряду, – сказал Сян Юн, незаметно подкравшийся со спины. - Камни потрескались от жара. Идемте, я покажу вам очень красивый обелиск.

   Никто не осмелился последовать за чусцем и его небесной девой, коль те решили прогуляться среди трав и цветов по живописным развалинам.

   Обломок колонны весь оплетенный повиликой и в самом деле выглядел очень романтично. Жаль нельзя было сделать фотографию на его фоне.

   - Какая же нужда была сжигать город и дворец?

   - Так всегда бывает, когда царство рушится, – пожал плечами Сян Юн. - Кто же станет жить в столь несчастливом месте, где предшественники нашли смерть? И какую смерть! Жестокий У-ван собственноручно размозжил шейные позвонки у иньского Чжоу-синя и с окровавленными руками уселся пировать. Так закончилась эпоха Шан-Инь.

   Таня потрясенно охнула и тут же прикусила язык, чтобы снова не ляпнуть про судьбу, уготованную Санъяну и его жителям этим человеком, что глядел сейчас на неё с таким нескрываемым восхищением. Но главнокомандующий что-то такое почуял:

   - Я вас расстроил? Опять? О! Я сейчас исправлюсь! Стойте здесь, Тьян Ню!

   И словно гончий пес умчался куда-то в заросли подлеcка.

   Убегать Татьяна не собиралась. Напротив, она выдернула из волос заколки, запрокинула голову, подставив бледное лицо солнцу, и блаженно смежила веки. В этот миг мир божий был так прекрасен,тих и светел.

   «Вот бы сейчас заснуть и проснуться от этого затянувшегося кошмара раз и навсегда. Чтобы никаких злобных древних китайцев, никаких евнухов, императоров, мечей отрубленных голов и раздавленных позвонков...» - сладко мечталось ей.

   - Тьян Ню! Госпожа моя небесная! - раздался совсем рядом голос Сян Юна.

   Пришлось открыть глаза.

   - Что это?

   Главнокомандующий держал в руках огромную охапку всевозможных цветов, по большей части сорняков, накошенных спешно при помощи меча.

   - Вот! Вы как-то сказали, что на Небесах принято дарить девам цветы, много цветов,- радостно заявил он. – Помните? Вместо голов, да?

   Он бережно сложил копну к ногам небесной девы.

   - Этого хватит, чтобы заслужить прощение?

   - Этого – хватит, - сказала Таня и, зажмурившись, чмокнула его куда придется. Вышло, что - в подбородок. Оно само так получилось, нежданно-негаданно для обоих. Сян Юн ошеломленно замер, вытаращил глаза и даже головой затряс,точно конь, одолеваемый мухами. И пока он ничего эдакого не удумал и пикантной ситуацией не воспользовался, девушка опрометью бросилась туда, где ждала их свита.

   - Погодите! - опомнился Сян Юн - Ох, ничего себе! Кто б знал, что цветы так действуют! Если так, то я буду таскать вам цветы три раза на день! Хотите? - кричал он вслед, смеясь.

   Пэй-гун, небесңая лиса и два злодея

   Толстяк и весельчак Мэн Бо не хотел умирать, так же, как и земляк его, побратим по оружию, злодеянию и грядущей казни красавчик Гуй Фэнь. А кому хочется-то? Только-только началась настоящая жизнь – поход, взятые города, дальние земли и славные подвиги, о которых бывший пекарь Мэн Бо и мечтать не смел в своем захолустье, а тут на тебе! Впрoчем, за два дня, проведенных связанным в бамбуковой клетке, Мэн Бо уже почти смирился со своей участью. Почти. Γоловой-то он понимал, что схвачен и приговорен правильно, что виноват, подвел славного командира Лю и заслужил наказание, нo вот тело… Большоe сильное тело жизнелюбца и балагура Мэн Бо умирать не соглашалось и напрочь отказывалось верить, что ещё чуть-чуть – и всё, пойдет оно прахом, а дух отправится к Желтым Источникам. Тело упрямо требовало заботы: живот урчал от голода, глотка пересохла, спину ломило, а в бороде резвились вши. И так Мэн Бо было жаль – не себя, злодея, нет! – а этого своего живота, рук, ног, а в особенности – бороды, что прямо хоть плачь. Но плакать он не мог, в оснoвном потому, что рыданиями и мольбами о пощаде доставал стражников товарищ по заключению – молоденький и глупый Гуй Фэнь. Пареньку-то слабость простительна, сосунок еще, да в придачу – ученый. От нее, от учености да смазливости, все беды. Не бренчал бы на цыне Гуй Фэнь, не кропал бы стишат да не подмигивал чужим бабам, стоя в карауле – глядишь,и обошлось бы. А так…

   Впрочем, мальчишку Мэн Бо не виңил. Когда брюхо от голода воет, а гладкая бабенка зазывает в кладовку, какой солдат откажется? С чиновником, конечно, нехорошо получилось, да и в кладовой шуровать надо было поаккуратней… Но чего уж теперь-то? Виноваты. Придется отвечать.

   - Птички щебечут… - всхлипывал Гуй Фэнь. – Слышишь, братец Бо?

   - Не ной! – проворчал бывший пекарь и добавил с тоской: - Все одно не поможет… Слыхал? За наши шкуры градоначальник обещался Пэй-гуну жратвы отсыпать. Баба-то твоя ему родней оказалась. Да не ной ты!

   - Ы… - икнул горе-любовник. - Ыыыы…

   - Ну, вот и все, - вздохнул Мэн Бо. - Вот и за нами… Прощай, братец.

   Птички и вправду пели, да так заливисто, словно это их, а не двух незадачливых злодеев, собирались сейчас казнить. И солнышко светило. И вообще…

   - Весна… - пробормотал Мэн Бо, покорно ковыляя на место казни. - Эх,теплынь-то какая… О, а народу-то, народу!

   - Шагай давай! – подтолкнул его в спину стражник,и бывший пекарь послушно засеменил дальше, неловко переставляя скованные ноги. Раздражать солдат, еще вчера бывших братьями, не хотелось, да и не поможет сопротивление. Вон, Гуй Фэнь забился, запричитал,так его пару раз древками клевцов приласкали, а потом просто потащили волоком.