Не обрадовали Ленина и итоги заседания ЦК, которое состоялось 24 октября. В сущности, члены ЦК обсудили только четыре вопроса: одобрили отправку роты солдат Литовского полка на защиту типографии «Труд»; приняли решение о создании запасного штаба в Петропавловской крепости на случай, если Смольный будет атакован и захвачен правительственными войсками; назначили ответственных за установление связей с железнодорожниками (Бубнова); с почтово-телеграфными служащими (Дзержинского); работниками продовольственного снабжения (Милютина); установление политических связей с левыми эсерами было возложено на Каменева и Берзина. Что же касается главного вопроса – вопроса о власти, то его члены ЦК опустили, отложив его, по-видимому, до съезда Советов.
Ориентация большинства членов ЦК на съезд Советов прослеживается как в материалах печати, так и в их публичных заявлениях. Выступая перед большевиками, приехавшими в столицу в качестве делегатов, Троцкий, в частности, сказал: «Мы… не отклоняемся ни вправо, ни влево. Наша линия диктуется самой жизнью. Мы крепнем с каждым днем. Наша задача, обороняясь, но постепенно расширяя сферу нашего влияния, подготовить твердую почву для открывающегося завтра съезда Советов. Завтра… выявится настоящая воля народа…»{522}.
Не менее интересны в этом отношении замечания Сталина по поводу позиции ЦК, сделанные им на заседании фракции большевиков 24 октября: «В рамках ВРК имеются два течения: 1) немедленное восстание, 2) сосредоточить вначале силы. ЦК РСДРП(б) присоединяется ко 2-му»{523}.
Ленин, разумеется, поддерживал первое течение, однако его сторонники проявляли осторожность. Это раздражало рвущегося в бой Ульянова. Дважды (днем и вечером) он отправлял Фофанову в ЦК с письмами, в которых просил разрешения на приход в Смольный. И оба раза ему отказывали. Очевидно, здравомыслящие члены ЦК понимали, чем может обернуться его приход. Как вспоминала Фофанова, прочитав вторую записку, в которой содержался отрицательный ответ ЦК, Ленин смял, швырнул ее на пол и сквозь зубы произнес[73]: «Сволочи!» Затем немного походил по комнате и сказал: «Я их не понимаю. Чего боятся эти багдадские ослы? Ведь только позавчера Подвойский докладывал и убеждал меня, что такая-то военная часть целиком большевистская, что другая тоже наша. А теперь вдруг ничего не стало. Спросите, есть ли у них сто верных солдат или красногвардейцев с винтовками, мне больше ничего не надо. Я сам низложу Керенского»{524}.
Ленин не понимал главного: рабочие не хотели ценой своей жизни завоевывать ему власть. А уж крестьяне тем более: на каждом углу Ленин кричал о защите их интересов и в то же время настоятельно требовал «отменить частную собственность». Поэтому, как ни парадоксально, он не находил широкой поддержки даже в среде большевиков, а о крестьянах и говорить нечего.
Однако вернемся к событиям в Петрограде. В то время, когда Ленин закатывал истерику на квартире Фофановой, в Мариинском дворце Керенский произносил свою последнюю публичную речь на российской земле. Незаурядный оратор в этот день явно был не в форме и, по словам очевидца, «хромал на обе ноги». Более часа он уговаривал членов, Предпарламента в надежде получить от них неограниченные полномочия для решительной борьбы с большевиками. Ссылаясь на статью Ленина «Письмо к товарищам», в которой тот призывал рабочих, солдат и крестьян к вооруженному выступлению против Временного правительства{525}, Керенский указывал на предательский характер большевистских приготовлений. Он доказывал, что своими действиями большевики способствуют «не пролетариату Германии… а правящим классам Германии, открывают фронт русского государства перед бронированным кулаком Вильгельма и его друзей… С этой кафедры я квалифицирую такие действия русской политической партии как предательство и измену Российскому государству… В настоящее время, когда государство от сознательного и бессознательного предательства погибает и находится на грани гибели, Временное правительство, и я в том числе, предпочитает быть убитым и уничтоженным, но жизнь, честь и независимость государства не предаст…»
В заключение Керенский сказал: «Я пришел, чтобы призвать вас к бдительности для охраны завоеваний свободы многих поколений, многими жертвами, кровью и жизнью завоеванных свободным русским народом… В настоящее время элементы русского общества, те группы и партии, которые осмелились поднять руку на свободную волю русского народа, угрожая одновременно с этим раскрыть фронт Германии, подлежат немедленно решительной и окончательной ликвидации… Я требую, чтобы сегодня же Временное правительство получило от вас ответ, может ли оно исполнить свой долг с уверенностью в поддержке этого высокого собрания»{526}.
Выступившие в прениях от имени партии кадетов, части эсеров, казачьей фракции, кооперативного движения и других политических организаций поддержали главу Временного правительства, понимая, что в условиях войны, когда на карту поставлена судьба государства, нереально и даже безрассудно ставить вопрос и требовать от правительства немедленно приступить к проведению социально-экономических реформ. В выступлениях депутатов содержались и замечания в адрес правительства, которое, по их мнению, допускало в отношении экстремистских действий и намерений большевиков «попустительство», не принимало решительных мер по их обузданию.
Кадеты совместно с кооперативным движением представили резолюцию, в целом поддерживающую правительство. В несколько жестких тонах, но содержащую кредит доверия правительству, казачья фракция внесла на рассмотрение свою резолюцию.
Речь главы Временного правительства подверглась объективной критике. Особо остро она прозвучала в выступлениях левого эсера Камкова и лидеров меньшевиков-интернационалистов Мартова и Дана. Мартов упрекнул Керенского за то, что тот своими выпадами и действиями против «черни» может вызвать гражданскую войну. «Демократия, – говорил Мартов, – должна заявить, что никакой поддержки оно (правительство. – А.А.) от нее не получит, если правительство не даст немедленных гарантий реализации насущных нужд народа. Репрессии не могут заменить необходимости удовлетворения нужд революции. Должно быть сделано заявление, что Россия ведет политику немедленного мира, что земельные комитеты получат в свое распоряжение подлежащие отчуждению земли и что демократизация армии не будет приостановлена. Если такие заявления невозможны для правительства в его нынешнем составе, то оно должно быть реорганизовано»{527}.
Что касается Дана, то он выдвинул вполне позитивную альтернативу: «Если вы хотите выбить из-под ног у большевизма ту почву, на которой он вырастает, как гнилой гриб, то надо принять ряд политических мер. Необходимо ясное выступление и правительства, и Совета республики, в котором народ увидел бы, что его законные интересы защищаются именно этим правительством и Советом республики, а не большевиками… Вопросы о мире, о земле и о демократизации армии должны быть поставлены так, чтобы ни у одного рабочего, ни у одного солдата не было ни малейшего сомнения, что по этому пути наше правительство идет твердыми и решительными шагами». Дан от имени левых сил предложил резолюцию, содержащую курс на немедленное обнародование правительством программы социально-экономических и политических реформ и проведение совместно с общественными организациями (Советы, органы городского самоуправления) решительных и действенных мер по наведению порядка и стабилизации обстановки в стране{528}.
