Разложив свои вещи на две кучки — то что годилось только в мусор и то, что уцелело, Марина пришла к выводу, что одежду надо постирать, высушить и сохранить. Во-первых такого белья здесь все равно нет, а во вторых у нее появится шанс на большую самостоятельность и мобильность.

Вот почему она раньше презрительно относилась к фентезийной литературе? Прочла бы пару томов, запомнила, чем землянка может поразить аборигенов и применила, глядишь, от роли инкубатора на ножках удалось бы отвертеться. Только в ее случае — нечем поражать. Стекло здесь явно было известно, бумага тоже, а собирать автомат Калашникова на коленке девушка точно не умела.

Уцелела куртка, уцелела вязаная шапка, офисный брючный костюм разорван по всем швам, как и блузка. Вот мягкие шелковистые трусики уцелели, и бюстгальтер тоже, скорее всего местные жители просто не поняли, как это правильно надевать. Стопка бумаг. Косметика. Маникюрный наборчик. Вот в общем и все. Не завалялась в сумочке всемирная энциклопедия, или адронный коллайдер. Со вздохом девушка встала с ковра, на котором рассматривала свои сокровища и сложила обломки в таз. Пусть служанка выбросит или сожжет эту память о прошлом. А она сейчас ляжет спать, под тяжелое одеяло набитое чьей-то шерстью, согреется и уснет.

Дверь тихонько стукнула — снова пришла суровая служанка. Выслушала, забрала таз и напомнила про лекарство.

— Хорошо, Кринесса, сейчас выпью, — сдаваясь, ответила Марина, забираясь под одеяло.

Глоток лекарства, глоток молока, печенье и снова лекарство. Одолев оба кубка, девушка откинулась на подушки и закрыла глаза. Кринесса забрала посуду и уходя, задула свечи. Огонь остался только в камине, а за окнами вновь задувал ветер,

***

Граф Грей прятался в своих покоях с того самого дня как пришел в себя и не услышал отклика своего зверя. Лекарь успокаивая непростого пациента сказал, что такое случается при сильном истощении:

— Ничего страшного милорд, вы сильный альфа, думаю восстановитесь, а сейчас вам лучше спать.

Несколько недель лорд Адарис плавал в зыбком тумане забытья и звал своего зверя. Ответом ему была тишина, точнее выжженная пустыня. Лекарь предположил, что зверь отдал все силы на то, чтобы выжило человеческое тело графа.

— Боюсь, милорд вашей второй сущности больше нет. И ваша внешность…

Адарис никогда не считал себя красавцем, но рыдающая невеста не скрывала своего ужаса и презрения к его потере. Тогда он попросил зеркало. Лекарь осторожно протянул маленькое зеркальце, из дорогого светлого стекла, и лорд уставился в него, изучая свое лицо. Ожоги. Красные, вспухшие рубцы стянутой нитками кожи, светлое крошево на месте черных бровей, опухшие нездоровые холмы в центре которых с трудом проглядывали щелочки зрачков. Понятно, отчего рыдала его невеста.

Странно, почему-то он не мог вспомнить ее имени, в голове так и отложилось «невеста». Что ж, эта должность в его замке теперь вакантна. Долгие месяцы лорд восстанавливался — растягивал стянутую заживлением кожу, наращивал усохшие за время лихорадки мышцы и каждый миг мучился своей неполноценностью. Теперь он не видел в темноте, не слышал мышей в подполье, не знал по запаху, кто заглядывал в его комнату. Приходилось напрягаться, чтобы услышать негромкий доклад, различить шаги брата или прислуги.

Лорд старался. Записывал, уговаривал, объяснял, и постепенно все привыкли к его ущербности. Только он не привык. Сторонился близких, виделся с подданными только за обедом. Все важные вопросы граф решал в своем кабинете, с глазу на глаз, чтобы не показать свою слабость окружающим.

Самым любимым его временем стала ночь перед рассветом. Оборотни сумеречные звери, после заката жизнь в домах только оживляется — поют песни, рукодельничают, готовят еду и выполняют ту работу, которую можно сделать в доме. И так до глубокой ночи. Лишь к рассвету оборотни расходятся по кроватям, и спят потом до полудня, не желая покидать уютные логова при солнце.

Вот на рассвете Адарис и выходил из своего добровольного затвора. Шел по замку и слушал тишину слабыми человеческими ушами. Ощущал камни древнего строения, видел то, что его соплеменники готовы были утаить от всевидящего лорда. Благодаря этим утренним вылазкам граф Грей все еще оставался главой своего клана.

В их стране плохо относились к калекам и слабым. В некоторых кланах все еще действовал древний обычай — выкладывать на скрещение дорог слабых и нежизнеспособных младенцев. В клане Алистер это обычай был запрещен еще дедом лорда Адариса. От захвата ослабевшего клана другими главами его спасало то, что он помог уцелеть наследному принцу. Потом братья загорелись идеей рождения нового альфы и принялись разъезжать по кланам в поисках другой невесты. От этого окружающим казалось, что альфа пошел на поправку, но граф Грей не питал иллюзий. Его волк мертв. Он лишь половинка себя прежнего. Тень.

Получая бесчисленные отказы, братья заплатили деревенским девушкам — крепким и здоровым, способным зачать от лорда здоровое дитя, но тут уже воспротивился сам лорд Адарис — ему виделась жалость в глазах крестьянок, и это было больнее, чем высокомерные отказы аристократок. Жестко запретив приводить в свою спальню женщин, он запер покои магическим замком и превратил некогда просторные и уютные комнаты главы рода в мужскую берлогу — чистую, опрятную, но холодную и неуютную как его одинокая душа.

Последнее время ему показалось, что братья успокоились. Смирились с тем, что скоро клан захватит один из ближайших альф, либо король подарит место главы одному из своих многочисленных родственников. И вдруг в одну из ночей, как всегда обходя пока еще свой замок граф Грей услышал плач. Показалось? Или у кого-то из малышей режутся зубки?

Обойдя коридоры, в которых жили семейные слуги, Адарис не услышал ни одного лишнего звука. На кухне пусто и темно, в купальне остывают нагретые камни, тогда лорд вернулся на хозяйский этаж и снова услышал плач, но откуда? Эхх, вот если бы у него был его прежний нюх, он бы сразу различил запах больного или раненного сородича. Побродив по этажу, лорд с тяжелым сердцем ушел спать, а вечером его ждал сюрприз — страшно довольные братья объявили, что нашли ему невесту.

— Невесту? Какую невесту? Зачем? — лорду не давал покоя плач на этаже, и он слушал Жерома довольно рассеяно.

— Девушку с сильной кровью, которую указал венец невесты.

Тут лорд что-то заподозрил. Близнецы всегда отличались безбашенностью, но Жером умудрялся влезть в самые сложные неприятности. И смущенный вид Дилана подсказывал, что неприятности только начинаются.

— И где вы раздобыли такое чудо? — саркастически поинтересовался он.

— Эээ, ну мы выслушали предсказание это старой ворожеи, что была тут месяц назад и отправились искать по приметам, которые она указала, — выкрутился Жером.

Не смотря на отсутствие волчьего нюха, лорд до сих пор отлично видел ложь.

— А где вы взяли венец невесты, — вкрадчиво спросил Адарис, прищурясь на Дилана.

Второй близнец побледнел и сглотнул. Может брат и потерял вторую ипостась, но сила духа все еще была при нем.

— В сокровищнице, — обреченно понурился Жером, — но ты бы все равно его не дал! — тут же принялся оправдываться он, — а теперь она уже здесь!

— Кто она, — как-то устало спросил лорд, понимая, что братья вновь втравили его в историю.

— Миритиэль или Элариэль, мы еще не определились, — буркнул Жером, подозревая, что брат не простит такого внимания к своей личной жизни.

— Так их двое? — едва ли не с ужасом спросил лорд.

— Нет, одна, просто мы ее имя выговорить не можем. Спросили, что означает, сказала «морская» вот и выбирали вариант, — добавил Дилан.

— Идиоты, — выдохнул Адарис. — И где она?

— Вчера ее твоя домоправительница в каморку запихнула, ну и простудилась она, пришлось лекаря вызвать. Сейчас уже спит наверное, в маминой комнате, — пробормотал Жером.

— Что? — холодом в словах лорда можно было заморозить целый сад.