– Ну, значит, ты тут выруливай, а я пошел!

Чижиков раздавил окурок в пепельнице и решительно поднялся.

– Всех впускать, никого не выпускать. Ну, ты понял!

И Котя шагнул к входной двери.

А Шпунтик метнулся к шмелю.

– Заходите, заходите, молодой человек!

Вениамин Борисович, уютный, почти лысый старичок в неизменной коричневой вязаной кофте с отвисшими карманами и сдвинутыми на самый кончик длинного носа очками, приветливо смотрел на Котю из-за прилавка, потирая по привычке сухие ладошки.

В этот небольшой антикварный салон на улице Чайковского Чижиков, приняв однажды судьбоносное решение покуситься на Коллекцию, стал заглядывать регулярно. Котя приносил в салон кое-какие китайские вещицы и предлагал Вениамину Борисовичу для продажи, а тот с удовольствием брал их и каждый раз выгодно пристраивал, обеспечивая Коте относительно безбедное существование. Конечно, улыбчивый антиквар благотворителем не был и, реализуя очередную статуэтку или картину, ни разу не забыл о собственных интересах, зарабатывая на Коте подчас вполне прилично. Однако, будучи человеком расчетливым, Вениамин Борисович помнил о справедливости. Занимаясь торговлей антиквариатом давно и прочно, он не пытался сорвать большой куш единовременно, предпочитая сделки равномерные и стабильные. Старательно обхаживал постоянных клиентов, заводил с ними дружеские отношения. Ибо, как говорила покойная бабушка Вениамина Борисовича, «курочка по зернышку клювает и тем довольная бывает». Не всем же быть баловнями судьбы подобно Степану, младшему брату Вениамина Борисовича, известному миллиардеру, давно осевшему в Москве и ворочавшему крупными делами в корпорации Андрея Гумилева.

Вениамин Борисович всегда шел своим путем, на брата не равняясь, да и к чему, если тот посвятил себя науке, а Вениамину Борисовичу всегда были милы картины да статуэтки, общество которых доставляло ему куда больше удовольствия, нежели общество людей? У каждого своя судьба: кто-то всю жизнь лезет на вершину, а кто-то довольствуется малым. Старые вещи и чудаковатые люди – разве этого недостаточно, чтобы ощутить жизнь полной? Тем более, что и там, наверху, нет-нет да и возникнет нужда в нас, в простых и незамысловатых людях – вот вчера младший брат Степан смирил гордыню (а то все нос воротил!) и позвонил с просьбой: так, мол, и так, спроси своих поставщиков… Слово-то какое: поставщики!

С некоторых пор в число «поставщиков» антиквара попал и Чижиков. Вениамин Борисович держался с ним неизменно ровно и любезно, был внимателен и дружелюбен. Он сразу понял, что Котя – не разовый продавец, и при известном старании может стать постоянным. Когда антиквар увидел первую же принесенную Чижиковым вещицу, он сразу сообразил, что молодой человек, скорее всего, распродает доставшееся от предков имущество, поскольку вещица оказалась штучной, не ровня современному китайскому ширпотребу. Подобные вещицы делали в прежние времена и в те же времена из Китая привозили – в годы, когда такое еще было возможно. Привозили как сувениры, не понимая истинной ценности простеньких, казалось бы, поделок.

Антиквар увидел перспективу. Оттого, услышав треньканье дверного колокольчика и завидев Котю, Вениамин Борисович неизменно расплывался в улыбке.

– Добрый день, Вениамин Борисыч! – приветствовал его Чижиков. – Как дела, как здоровье?

– Спасибо, молодой человек, все благополучно.

Котя симпатизировал маленькому антиквару. Было в Вениамине Борисовиче нечто удивительно располагающее, с ним хотелось болтать просто так, ни о чем, часами сидеть на кухне и пить чай с вареньем и сушками. До сушек у Чижикова и антиквара пока не доходило, но поболтать им случалось. Журчание тихого голоса Вениамина Борисовича действовало на Котю умиротворяющее. И Чижиков с удовольствием разговаривал со старичком, особенно в такие дни, как сегодня, когда в салоне почти не было других посетителей: лишь какой-то высокий молодой человек в синем вельветовом пиджаке и с длинными волосами, собранными на затылке в хвост, изучал в дальнем углу старинные миниатюры. Несмотря на царивший в салоне полумрак посетитель был в черных очках, чему Котя мимолетно удивился и тут же забыл об этом.

– А про вашу монетку, Константин, я таки выяснил, – с торжеством сообщил Чижикову антиквар. – И вот что я вам скажу, молодой человек. Знающие люди объяснили мне, что она отнюдь не китайская, да-с. А вовсе даже корейская.

– Это из чего следует, Вениамин Борисыч? – заинтересовался Котя.

– А следует это из надписи, молодой человек, из надписи!

Антиквар открыл ящик и достал оттуда прозрачный пакетик с монетой, которую Чижиков оставил ему на прошлой неделе:

– Посмотрите сами.

Вениамин Борисович положил монетку на бархатную подушечку, щелкнул выключателем лампы и вооружился лупой.

– Вот, видите два иероглифа? Чтобы вы знали, Константин, это девиз правления. А девиз правления – это хронологические, если так можно выразиться, координаты. У каждого китайского императора был свой девиз правления, а у некоторых и не один. Что-нибудь красивое, возвышенное… например, «Великое процветание». Да-с. Так вот, когда чеканили монеты, то на них всегда писали девиз правления, чтобы обозначить, когда это произошло, понимаете меня?

– То есть по иероглифам, – ткнул пальцем Чижиков, – мы можем точно определить возраст монеты?

– Можем, молодой человек, – улыбнулся Вениамин Борисович. – Но не точно. Точно мы можем сказать лишь, в какой период она была сделана. Потому что девиз правления охватывал разное количество лет, от года до полувека, понимаете?

– Все равно здорово! – Чижиков взял монету и повертел в пальцах. – Молодцы китайцы.

– Да, молодцы. Но здесь мы с вами имеем не китайцев, как я вам уже сказал, а корейцев. У них были свои девизы правления, и на этой монете указан корейский, да-с, – тут антиквар скорбно вздохнул. – Восемнадцатый век. Только должен вас огорчить, Константин. Стоит сия монетка сущие гроши.

– Понятно…

Чижиков убрал пакетик в карман.

Собственно, все, что сказал ему Вениамин Борисович, он и без того знал: выяснил заранее у своего бывшего одноклассника и давнего друга Федора Сумкина, который, увлекшись детскими экскурсиями по квартире Чижиковых, поступил-таки, в отличие от Коти, на восточный факультет и стал дипломированным китаистом, со знанием языка и тому подобного. Монетку антиквару Чижиков принес скорей из озорства: проверить квалификацию Вениамина Борисовича. Ну что ж, антиквар экзамен выдержал с блеском.

– Ну и славненько, – увидев, что Котя совершенно не огорчился, антиквар заулыбался. – Однако я вижу, вы принесли мне что-то новое?

– Да, Вениамин Борисыч, – Чижиков выставил на прилавок небольшую статуэтку. – Вот такую штучку хочу вам предложить.

– А! Какая миленькая штучка!

Старичок аккуратно, двумя пальцами переставил статуэтку на бархатную подушечку, в свет лампы. Внимательно осмотрел, только что не обнюхал:

– Авалокитешвара!

– Я думал, Гуаньинь… – разочарованно протянул Чижиков, возлагавший на статуэтку определенные финансовые надежды.

– Это одно и то же, Константин, одно и то же, да-с. В Индии – Авалокитешвара, в Китае – Гуаньинь. Богиня милосердия, – пояснил Вениамин Борисович. – Поздравляю вас. Кажется, это настоящая слоновая кость. Надо, конечно, проверить, но на первый взгляд… Хорошая вещь, старая. И сколько вы за нее просите, молодой человек?

– Ну… я даже не знаю… – замялся Котя. – Хотелось, конечно, побольше. Ну – попросить побольше. В смысле, денег.

Антиквар проницательно посмотрел на Чижикова поверх очков.

– Вот что я вам скажу… Прямо сейчас могу дать вам… скажем, шесть тысяч рублей, но если вы подождете с недельку, я найду хорошего покупателя и получится больше, понимаете меня?

Котя понимал, но деньги нужны были срочно.

– Может, хотя бы тысяч десять, а, Вениамин Борисыч?

– Только из расположения к вам, Константин… восемь! В другое время я бы мог сразу дать больше, но теперь… – антиквар поморщился. – Вы же лучше меня знаете, что все на каждом углу твердят про кризис. Я не знаю, как там с этим кризисом обстоит дело на производстве, но в головах кризис случился определенно! Все хотят сэкономить, никто не хочет дать справедливую цену… Из расположения к вам: восемь, да-с.