Самозваное баронство принесло ему больше тревог, чем радостей.

Внешне Джим сохранял невозмутимое спокойствие, но мысли его клубились вихрем. Он понятия не имел, как полагается устраивать засады, а что делать с оружием и воинами четырнадцатого столетия, ему просто в голову прийти не могло.

Джим думал, что не мешало бы ему предварительно встретиться со Снорлом и предупредить волка о засаде. Кроме того, непременно нужно найти время, чтобы еще раз поговорить с маленькими людьми и уговорить их принять участие в битве с полыми людьми. Джим поражался беспечности своих спутников.

Даже Геррак отправился за шотландским посланником и сундуком с золотом, принадлежащим королю Шотландии, не потрудившись для начала переговорить с другими приграничными жителями и узнать, согласятся ли они участвовать в сражении, ради которого и было затеяно это похищение.

Джиму очень хотелось побеседовать с Лахланом Мак-Грегором и выведать у шотландца, как тот сам хотел устроить эту засаду. Однако в настоящий момент Джим не видел подходящего предлога, чтобы покинуть свое место рядом с Герраком.

Придется ждать остановки или конца путешествия…

Никаких остановок они не делали, и Джиму так и не удалось поговорить с Лахланом по пути. Потом Джиму пришлось придерживать язык, пока они искали место выбранное шотландцем для засады.

Оно находилось чуть в стороне от тропы. Это была не поляна – просто сосны здесь росли пореже. Однако места оказалось вполне достаточно, чтобы расседлать коней, сесть и подкрепиться хлебом с мясом и вином, которые Геррак взял с собой на вьючной лошади.

– Вот и это место, – сказал Лахлан, когда они поели. – Чудесно, правда?

Джим не мог не согласиться.

Тропа, по которой они ехали – остальные называли ее дорогой, но Джим не видел в ней ничего, что делало бы ее похожей на дорогу, и потому считал тропой, – представляла собой обычную колею, оставленную какой-то повозкой, причем довольно узкой. Здесь могли проехать не более двух всадников в ряд.

Позади и, на сколько хватал глаз, впереди от того места, где они остановились, тропа тянулась по ровной земле. Однако по обе стороны от нее, на протяжении ста пятидесяти – двухсот ярдов, местность повышалась. Вокруг стоял густой лес, как, впрочем, почти повсюду в здешних краях.

Склоны по обе стороны от тропы были невысоки. Место, выбранное Лахланом, находилось ярдах в двадцати от тропы и всего на три-четыре фута выше нее.

Однако землю устилал такой толстый слой сосновых игл, что даже лошади почти не производили шума, ступая по ней, а человеческие шаги оказались и вовсе беззвучными.

Огня они не зажигали, во-первых, потому, что уже достаточно потеплело; во-вторых, они не хотели обнаруживать свое присутствие. Полуденное солнце здорово припекало, и Джим чувствовал себя неуютно в доспехах и кожаной куртке.

Его спутники как будто не обращали внимания на жару – совсем как давеча, по пути к замку де Мер, Брайен и Дэффид не обращали внимания на холод.

По-видимому, температура считалась у людей четырнадцатого столетия некой совершенно неконтролируемой стихией, и если ее не удавалось смягчить с помощью одежды или четырех стен, то ее попросту игнорировали. Говорят, примерно так же древние греки относились к головной боли.

– Судя по всему, на дороге пока никого нет, – заметил Геррак. – Поэтому, я думаю, в ближайшее время они не появятся. По правде говоря, мне кажется, им еще не один час ехать до нас. Если мы не увидим их до того, как солнце склонится к западу, нам придется сидеть здесь по крайней мере до утра. А ты как думаешь, Лахлан?

– Думаю, ты прав. Они остановятся, как только стемнеет и станет попрохладнее, и устроятся на ночлег. Мак-Дугал всегда любил удобства. Он любит развести огонь, закусить и выпить вина, прежде чем сядет солнце.

– Так я и полагал, – кивнул Геррак. – Значит, у нас есть время обсудить наш план. Каковы будут ваши распоряжения, милорд?

«Ну вот…» – обреченно подумал Джим. Он считался здесь главной персоной, хотел он того или нет. Быть может, у остальных хватит здравого смысла объяснить, почему его указания окажутся неразумными. Джим надеялся на это.

Вдруг у него мелькнула мысль.

Как предводитель, он мог предварительно спросить мнение тех, кого ему предстояло вести в бой. Правда, обычно выслушивались лишь мнения начальников рангом пониже. Но поскольку в столь малочисленном отряде не могло быть больше одного начальника, право высказаться имели все.

– Прежде чем принять окончательное решение, я должен получше ознакомиться с ситуацией, – заявил Джим. – Лахлан, может быть, ты расскажешь, как ты себе все это представляешь?

– Я уже кое-что рассказал, – отозвался Лахлан, сидевший рядом с ним. Они сидели скрестив ноги, кружком на сосновых иголках. – Они поедут по двое в ряд; впереди, конечно, Мак-Дугал, за ним, может быть, одна лошадь без седока; дальше, наверно, шесть-восемь его людей верхом и в доспехах; одна или две лошади в середине будут везти золото. По сигналу мы пешими нападем на них… Он повернулся к Герраку:

– Ты уже видел, как я это делаю, когда мы сражались вместе. Главное – подлезть под брюхо лошади, разрезать его кинжалом – и дело сделано. Лошади встанут на дыбы, и большинство седоков не удержатся в седлах. А тех, кто упадет на землю, прикончить уже нетрудно. Сам Мак-Дугал ничего не сумеет сделать, когда недосчитается людей. Только один из нас должен выехать вперед и преградить ему дорогу; иначе он ускачет на свежей лошади и может даже прихватить с собой золото, а мы останемся ни с чем.

– Ну… – начал Джим, но его перебил Геррак.

– Ты предлагаешь, – проговорил Геррак, и, хотя он почти не повысил голоса, его слова прозвучали подобно надвигающейся грозе, – чтобы мы оставили коней и напали пешими?

– Так будет гораздо легче, – сказал Лахлан.

– Я думал, тебе лучше известно, что значит быть рыцарем! Я давал рыцарскую клятву не для того, чтобы, оставив коня и копье, сражаться в пешем строю, подобно какому-нибудь простолюдину! И не для того, чтобы лезть под брюхо лошади и выпускать ей кишки, подобно какому-нибудь голому дикарю! Когда я сражаюсь, то сражаюсь как мужчина и рыцарь, верхом, щит к щиту и меч к мечу, если для копий нет места. Так же будут сражаться и мои сыновья.

– Я скажу то же самое, отец! – воскликнул Жиль.

– Вы такие же дураки, как англичане! – презрительно скривился Лахлан. – А еще зовете себя нортумбрийцами!

Перепалка грозила перерасти в крупную ссору между двумя важнейшими участниками предприятия. Джим поспешил вмешаться, чтобы предотвратить конфликт:

– Не в моих правилах игнорировать мнения опытных людей. Возможно, нам в самом деле лучше сражаться различными способами, и если способ Лахлана наиболее удобен для него, значит, по крайней мере он сам должен сражаться именно так…

– Он обвел взором лица своих соратников:

– Впрочем, я бы все же желал услышать мнение остальных.

– Мнение одного из присутствующих я выскажу сам, – заявил Геррак. Лахлан, ты ручаешься, что Мак-Дугал безвреден?

– Если тебя интересует, будет ли он сражаться, когда его люди падут от наших мечей, – начал Лахлан со своим прежним жутким акцентом, – то даже и не думай об этом. А если речь идет о том, чтобы исподтишка сунуть тебе клинок под ребро, – тут уж он не оплошает, будь спокоен.

Геррак обратился к самому младшему из своих сыновей:

– Кристофер, ты преградишь путь Мак-Дугалу. Учти, ты должен только сидеть на коне. Не пытайся приблизиться к нему.

Кристофер улыбнулся. Лахлан также повернулся к нему:

– Кристофер, ты здоровый детина, хотя и совсем молодой. В доспехах и с копьем наперевес ты удержишь Мак-Дугала на месте не хуже, чем целая армия.

Шестнадцатилетний сын Геррака, похоже, был не в восторге, но под взглядом отца не посмел выказать недовольства.

– Да, сэр, – пробубнил он. – Я понял, отец.

– Помни, просто сиди на коне! – сказал Лахлан. – Потому что, если ты двинешься ему навстречу, он решит, что ради спасения своей жизни ему остается лишь сражаться. Тогда, мой мальчик, тебе придется биться с достаточно опытным и искусным воином и у тебя будет мало шансов. Но если ты не сдвинешься с места и будешь преграждать ему путь с опущенным забралом и копьем наперевес, он ни на минуту не усомнится, что перед ним один из воскресших паладинов Круглого Стола Короля Артура.