— Эй! Меня подождите! — заорал во всю мощь глотки королевич и подхлестнул коня. В голове билась только одна мысль, "А, если бросят, что тогда? Как он в столицу и без дракона-то вернется?" Засмеют же, захают.

— А если он заблудится? — первое, что спросил шут, когда Ригулти все же заставил разогнавшегося Шелеста притормозить.

— Будем искать, — философски отозвался тот и легко спрыгнул на землю.

— А оно нам надо? — поинтересовался шут, приземляясь рядом с ним.

— Нам, может, и не надо, а вот ему, однозначно, пойдет на пользу, — пробурчал лекарь, осматриваясь. — Думаю, заночуем здесь.

— Прямо в лесу? Зачем?

— Затем, что твой ненаглядный Боров все равно доберется до нас только к вечеру, а уж в замке, что здесь неподалеку, мы рискуем просто его не дождаться.

— Почему? — не понял Ландышфуки, недоуменно глядя в почти желтые глаза лекаря.

— Потому что, чтобы проехать в замок надо немного свернуть. Думаешь, он додумается? Что-то мне кажется, вряд ли.

— Да, наверное, — согласился шут и, сняв с себя кулон, быстро "намагичил" котелок, три глубокие миски и мешочек крупы.

Разумеется, ничего сверх магического в его волшебстве не было, он ничего из этого не создавал сам, просто вынул из походного кулона то, что требовалось именно сейчас. Вслед за кухонной утварью последовало большое, стеганое одеяло из верблюжьей шерсти и маленькая подушечка, хитро сшитая в форме собачьей косточки, чтобы было удобнее подкладывать именно под шею. Как и предполагал Ставрас, шут оказался на удивление предусмотрительным молодым человеком. Коротко хмыкнув, Драконий Лекарь принялся уже за свои собственные пожитки. На самом деле их путешествие, как и любое сомнительное предприятие в этом роде, началось очень скучно, не считая, конечно, того подготовительного этапа с быстрыми сборами и обламыванием не в меру важного для своих лет Веровека. Не дорос еще важничать, был убежден Ставрас и собирался, как следует вбить эту простую мысль в голову королевича, чтобы впредь неповадно было. Зато Шельм его радовал с каждым часом, проведенном в общем седле, все больше и больше. Став на удивление молчаливым, шут тихо, мирно покачивался в седле перед ним, пока Веровек не устроил свой маленький бунт, вышедший ему же боком. (? лишние) Ставрас не понимал, почему после всех унижений, которым подвергал Шельма королевич, тот его еще и защищал. В доброту Придворного Шута Ставрасу пока верилось с трудом. Хотя, чем черт не шутит?

— Ты что же, спать уже собрался? Не рановато? — ехидно протянул лекарь. Шут хмыкнул.

— С чего ты взял? — полюбопытствовал Шельм, окинув лекаря, возящегося с седельными сумками, таким многообещающим взглядом, что тот замер, а шут продолжил: — Может, я вынашиваю коварные планы твоего соблазнения, милый, — с неожиданной томностью в голосе закончил он.

Ставрас зарычал. Шут победно откинул волосы с лица, а потом, вконец обнаглев, расхохотался, запрокидывая голову к небу, точнее к верхушкам деревьев, заслоняющим его. И сам не успел уловить, как перед лицом мелькнул стальной росчерк, зато успел отклониться. Тело жило само, подстраиваясь под новые, изменившиеся обстоятельства.

Шут отскочил в сторону. Лекарь прищурился. В руке он сжимал обоюдоострый двуручный клинок, Шельм правильно расценил то, что он не использовал вторую руку, чтобы поднять столь тяжелый меч. И быстро просчитал свои шансы. Если бы сражались насмерть, может, они и были бы не велики, но, скорей всего, это обещанный Ставрасом еще в столице спарринг. А, значит, можно и поспарринговать. Медленно кружа по поляне вслед за лекарем, Шельм плавно высвободил из ножен на спине свой меч. Прямой и узкий, в этих широтах совсем непривычный, напоминающий катаны воинов Верлиньи, соседнего государства, но заточенный с обеих сторон. Ставрас одобрительно хмыкнул.

— Ты видел такие мечи раньше? — удивился Шельм.

— Я же уже сказал: я слишком давно живу на этом свете, — отозвался тот и сделал молниеносный выпад. Шут легко, как перышко, отскочил. Он понимал, что прямого столкновения не выдюжит, поэтому буквально танцевал, уворачиваясь от выпадов, быстрых и почти неуловимых для глаза. "Завораживающее зрелище", решил Ставрас, пристально следящий за ним. Мечи не скрещивались, а скользили вдоль друг друга, благодаря стараниям ловкого шута. Ригулти позволял ему это. Хотя давно мог бы пересилить и принудить к отрытому столкновению. Но, зачем? Ведь это лишь так называемая проба пера, притирка. Сколько они так танцевали, никто из них не засекал, но под конец взмокли уже оба. Шут даже осмелился на несколько довольно рискованных выпадов в сторону Ставраса, тот высоко оценил их изворотливость и смелость. Приятно, порой, быть удивленным, не так ли?

— Хватит, — бросил лекарь, каким-то немыслимым движением оказываясь не пред, а за спиной шута.

Тот попытался тут же к нему повернуться, но Ставрас приставил к его горлу лезвие, вынуждая замереть. Юный шут поднял на него глаза. Бирюзовые, красивые, насколько мог судить видавший всякое лекарь. А потом прикрыл их ресницами и опустил меч, принимая его решение. Ставрас отступил. Шельм поспешил отойти от него на хотя бы относительно безопасное, на его взгляд, расстояние.

— Что теперь? — немного нервно пригладив ладонью растрепавшиеся волосы, спросил он.

— Как, что? Готовим ужин и определяемся с ночными дежурствами.

— Ужин? — искренне изумился Шельм и только теперь осознал, что опушку леса окутали приятные, летние сумерки. — Как здесь быстро темнеет, — пробормотал он почти про себя. Но лекарь расслышал.

— Привыкай, это тебе не город, с магическими светильниками на улицах.

— Я знаю, — отозвался шут и хотел отправиться на поиски хвороста для костра, но Ригулти положил руку ему на плечо и отрицательно покачал головой.

— Лучше я, а ты займешься ужином.

— Без костра все равно не смогу.

— А пока я не вернусь, ты расседлаешь Шелеста, — с ироничной усмешкой бросил Ставрас и полюбовался на легкую панику, мелькнувшую в глазах Шельма, но тот быстренько спрятал её от посторонних глаз за шутовской улыбкой.

— Будет сделано в лучшем виде, милый, — протянул он. — Поцелуешь? — и даже губки бантиком сложил.

Ставрас замер, а потом неожиданно обхватил его затылок рукой и притянул к себе. Шут рванулся, как безумный, но лекарь все равно успел мазнуть губами по его губам.

— Конечно, милый, — мурлыкнул он, и в приподнятом расположении духа отправился в лес, покосившись на чуть ли не отплевывающегося шута. Тот, может, и стал бы плеваться, уж больно хотелось, но явно не желал окончательно упасть в грязь лицом. А когда пришел в себя и даже придумал, как на такое реагировать, Ставраса уже и след простыл, зато Шелест подошел ближе и вопросительно смотрел на него своими большими, умными глазами. Шельм тяжело вздохнул и все же рискнул погладить его по мохнатой морде.

— Ну что, Шелест, будем расседлываться?

Конь, понятное дело, не ответил, но явно и не возразил. Шут споро принялся за дело. Когда вернулся нагруженный охапкой хвороста Ставрас, расседланный Шелест уже весело пасся на полянке невдалеке от места, отведенного Шельмом под кострище. Окинув их обоих придирчивым взглядом, лекарь остался довольным осмотром, сбросил хворост на землю и подхватил котелок. Шут, сидящий на расстеленном одеяле, недоуменно посмотрел на него с земли.

— Там есть родник, пойду, воды наберу, — пояснил лекарь и снова ушел.

Шельм пожал плечами и быстро соорудил костер, ожидая его возвращения. Чтобы не сидеть без дела, шут, закончив, вышел с опушки на дорогу, всматриваясь в пшеничные поля и, кажется, рассмотрел на горизонте одинокого всадника. Неужели, это Веровек? Уж лучше бы все же он, не хотелось потом разыскивать непутевого королевича по всей округе. Шельм оказался прав. К тому времени, как в котелке весело забурлила каша со шкварками, благо запасливый Шельм догадался спрятать в своем кулоне и сало, а то Ставрас наотрез отказался стрелять зверей в этом лесу, Воровек все же прискакал. Точнее, дополз до их привала и буквально сверзился с лошади, уставшей не меньше своего седока, и так и остался лежать у нее под копытами, раскинув руки и невидяще гладя в темнеющее над головой небо. Шут сочувствующе посмотрел на него, поднялся на ноги, подошел, склонился и протянул тяжело дышавшему королевичу бурдюк с ледяной, родниковой водой, набранной Ставрасом. Тот жадно к нему присосался.