Моя озадаченность была прервана громким пронзительным криком, полным боли и отчаяния, заглушить который не могла даже массивная дверь. Я вскочила, уронив книгу на пол. Мысли заметались, как испуганные мыши в клетке. Кто так мог кричать в лаборатории учёных?! Там произошло какое-то несчастье? Нужна срочная помощь? Кого-то следует позвать? Кого? Дверь распахнулась вовремя. Ещё минута и я бы помчалась на улицу с безумным видом приставать к прохожим, умоляя о незамедлительной помощи. Ведь там за дверью были родные мне люди. С ними что-то могло случиться. В том крике было столько муки, что я задрожала всем телом от невольного сострадания. Отец появился на пороге просто передо мною, топчущейся прямо по обронённой книге. Я даже удивилась его появлению, навыдумывав себе уже всяких ужасов, и заподозрив, что он, скорее всего, валяется где-то там бездыханным. Впрочем, выглядел он очень даже бодрым, каким-то непривычно эмоциональным. Оглянувшись, он, дал указание невидимой для меня матери:

— Заполни отчёт, Эсмина. Результат, к сожалению, отрицательный. Но причины смерти укажи, как обычно, подробно. И, кстати, болевой порог у этого объекта был значительно выше, чем у предыдущих. Не забудь это отметить.

— Конечно, Крон, конечно, — безжизненный голос матери вернул мне способность соображать.

— Кто-то кричал. Что случилось? — напряжённо обратилась я к отцу, заранее боясь услышать его ответ.

— Случилась работа, только и всего, — равнодушно бросил он мне, даже не взглянув в моё потрясённое лицо. — Это обычная практика. Привыкай, Верна. И, кстати, подними книгу. Ты можешь её испортить.

Испортить книгу нельзя, человека же можно. Данная логика просто не укладывалась у меня в голове. Отнять чужую жизнь во благо чего бы то ни было — отвратительно, мерзко, кощунственно, жестоко. Мысленно перечисляя эпитеты, очень точно характеризующие людей, ранее казавшихся добропорядочными и благочестивыми, я уже почти не вслушивалась в слова отца. Смотрела только на его руки, обагрённые кровью.

— Ты поранился? — спросила, без надежды на утверждение. Дважды два я уже сложила. Просто не хотелось в это верить.

— Да, надо помыть руки, — благодарно кивнул он мне, возвращаясь в помещение. — Занимаясь настоящим делом, трудно не испачкаться.

Я последовала за ним, отшвырнув мешающую пройти книгу ногой в сторону. Оказавшись в большой светлой комнате без окон, сначала растерялась. Света здесь было много. Круглые лампы, прикреплённые к потолку, были похожи на дюжину пойманных в ловушку солнц. У стен стояли стеклянные шкафы, заполненные пробирками, банками с цветными жидкостями. На столах, тоже белых, лежали странные инструменты и приспособления, чем-то неуловимо напоминающие орудия мясников. Мать в белом халате прилежно писала, сидя за маленьким угловым столиком. Мой взгляд метался из угла в угол, не желая останавливаться на единственном ярком пятне. В центре стоял большой стол. На нём лежал подросток, где-то моих лет. Точнее там лежало то, что от него осталось. Отвратительная картинка из книжки ожила. Кровь стекала по желобам, проделанным в уголках стола, попадая в специальные сосуды. Я ещё успела глухо спросить:

— И это работа учёных-мудрецов?

Ответа не ждала. Моё тело свело судорогой, желудок взбунтовался. Извергая из себя завтрак прямо на блестящий мраморный пол, чувствовала только одно: смесь боли, ужаса и ненависти.

Мать чуть ли не впервые посмотрела на меня с чувством. Это был гнев. Конечно! Я же совершила святотатство — осквернила их храм, священное место, где они приносят кровавые жертвы злодейке науке. Значит, в подвалах храма действительно устроены застенки для обречённых на гибель. Отец к моей выходке отнёсся много терпимее.

— Ничего, привыкнешь со временем. Будет, конечно, вначале немного неприятно. Но наука требует жертв! — С видом добродушного мясника, он даже заботливо похлопал меня по спине.

— Я не хочу привыкать, — совсем тихо сказала я, вытирая рот тыльной стороной ладони. Тогда впервые мои глаза стали чёрными. Отец озадачено отшатнулся. Его пугало то, чего он не мог объяснить.

Меня никто не останавливал, когда я покидала этот могильник.

— Мы ещё поговорим, — бросил отец мне в спину, то ли с угрозой, то ли заискивающе. — Ты просто не понимаешь важности нашей работы.

— Я не хочу понимать, — не оборачиваясь, так же тихо ответила я. — Понять это невозможно.

Внутренне я была готова к борьбе, чётко осознавая, что мне было проще умереть, чем жить, ежедневно окуная свои руки в человеческую кровь, отнимая людские жизни. Но о случившемся никто почему-то больше не упоминал. Меня должно было это насторожить, а я вздохнула с облегчением, списав на привычное родительское равнодушие. Об Академии тоже не заговаривали. С этого дня я стала подобна прокажённой. От меня шарахались все знакомые. Меня стыдились родные. А я тихо ненавидела их всех. Но что делать с этой ненавистью пока не знала. Беседы о великой миссии поиска человеческой души, бессмертия, вечной молодости и красоты со мной больше не проводили. Из дома меня не выпускали, заперев в четырёх стенах своей комнаты. Возможно, мудрецы посчитали мои крамольные настроения болезнью и опасались её распространения. Никогда прежде родители не следили за мной так пристально. Я даже подумала, что планируется принести меня в жертву во благо их этой самой великой миссии. Во всяком случае, я бы уже не удивилась такому исходу. Но жизнь повернулась совершенно неожиданной стороной и моё заточение вскоре разъяснилось. Впрочем, это не означало, что данная сторона была хотя бы немного счастливей прежней.

6. В гостях у Граба.

Резкий шум буквально вырвал меня из мучительной дрёмы. Отдохнуть, конечно, не удалось. Скрюченное на камне в неудобной позе тело болезненно ныло, умоляя о продолжительном и более комфортном отдыхе. Голова гудела, словно в неё кто-то подленький насовал кучу дверных колокольчиков. Но возвращению в реальность я всё равно порадовалась, вздохнув с облегчением, когда избавилась от цепких лап отвратительных призраков прошлого. Рассвет ещё не наступил, хотя посветлевшее небо недвусмысленно намекало, что он уже не за горами. Эх, ещё бы к этим самым горам побыстрее добраться! Что я стану делать после того, как достигну желанной цели, придумываться никак не хотелось. Решила, как обычно, решать проблемы по мере их приближения. И потом, у меня ведь умный спутник имеется, который быстренько чего-нибудь сообразит — тогда уж точно не обрадуешься. Фантазия у него уж очень нездоровая. Кстати, а где Смарт? Только теперь я задумалась о резком звуке, который меня разбудил. Долго сидеть в одиночестве не пришлось. Исчезнувший, было, с глаз лохматый бродяга, появился из-за соседнего холма. В руках он тащил парочку увесистых камней, которые тут же швырнул на довольно приличную груду подобных им. Знакомый звук повторился.

— Что ты делаешь? — мой голос звучал сипло и безжизненно.

— Рано пока выдвигаться. Поспи ещё немного. — Смарт смотрел на меня с непривычным сочувствием. — А то тебе для полной картины только саван осталось примерить.

Я зябко передёрнула плечами, лишь теперь заметив, что укутана в драную куртку спутника. Странная забота. Но умиляться не спешила. Без причины этот тип так бы меня не обхаживал. Уж в простоту-то я его теперь точно не верила. Покачала головой, поднимаясь на ноги: