«Ты можешь сражаться вместе с нами», сказал он. «Пока что, в данное время. Остальные, скажем так, отнеслись к этому сдержанно. Но ты покажешь себя, я знаю».

Из-за спины его появились Фаркаш, Павел и Анка. Вперед вышла Анка, это была небольшого роста плотная женщина, она попёрла вперед, расталкивая мужчин, как танк, пробивающий стену.

«Хоть одного из моих людей пальцем тронешь — тут же будешь уничтожен», обратилась она к Дракуле.

«Хочешь, чтобы он помогал нам, но угрожаешь ему?», с вызовом спросила ее Люсиль. Но Дракула положил руку ей на плечо. Она почувствовала холод его плоти, когда один из его пальцев коснулся ее шеи.

«Тебе не нужно защищать меня», сказал он и посмотрел на других. «Я заслужил того мнения, которое у них обо мне сложилось. Более того. Я благодарю всех вас за возможность снова служить своей стране и своему народу».

Он слегка поклонился, уже знакомым Люсиль поклоном, увидев при этом, что у него из-под брюк торчат босые ноги. Он пошевелил пальцами ног, что показалось Люсиль очень забавным и симпатичным.

«Мне нужна обувь», сказал он. «После чего мы отправимся на войну».

Когда Люси покинула собрание и повела вампира наверх, чтобы подобрать ему новый гардероб, я заметался, не зная, что делать — отправиться туда вместе с ними или же остаться здесь и защищать свои предложения, на которых я настаивал. Мне нужно было, чтобы партизаны действовали и продолжили свою борьбу. Победил долг.

Я следил за дискуссией, разгоревшейся между партизанами, подыскивая возможность вмешаться со своей тщательно отрепетированной речью. Я корректировал свои аргументы со времени последнего заседания, когда было принято решение прекратить повстанческую деятельность.

Анка и Фаркаш по-прежнему яростно настаивали на том, что не станут сражаться вместе с вампиром.

«Ты не изложил свою позицию в отношении графа, Павел», обратился к нему Ван Хельсинг.

«В “Капитале”», начал Павел, «Карл Маркс использует образ вампира как метафору капитализма. Эксплуатация труда сродни высасыванию крови из цивилизации».[21]

Это заставило нас всех задуматься, наступила пауза, и посреди всеобщей озадаченности я воспользовался наступившим молчанием и заговорил:

«Мне кажется, у меня есть решение обеих наших проблем», сказал я. «А именно: опасности подвергнуться репрессиям за партизанские действия в Брашове и его окрестностях — и вашей явно крайней неприязни к графу. Но есть еще один возможный вариант действий, которым вы могли бы воспользоваться». Все повернулись и взглянули на меня. Мне не хотелось все испортить.

В такие моменты я проклинал свою внешность. Прискорбно признаться, но это факт: выгляжу я лет на десять моложе. Ну хорошо, ну может быть, на пять. Для меня вовсе не редкость, когда в пабах у меня просят предъявить какие-нибудь доказательства или документы о том, что я совершеннолетний, и при каждом знакомстве с женщиной, ох… Блин! Если бы я получал монетку в 2 пенса всякий раз, когда какая-нибудь хорошенькая женщина спрашивала меня: «Сколько тебе лет, дорогуша?»

— я был бы богат, как Фарук [король Египта и Судана в 1936–1952 годах].

«Можно направить силу ударов Сопротивления на другую часть Румынии, не затрагивая, таким образом, Брашов и его окрестности, оставив их в покое, пока отсюда не уйдут немцы».

Ван Хельсинг посмотрел на меня, как мне показалось, только с уважением. Я продолжил: «Ведь наша общая цель, и ваша, и моя, в том, чтобы усложнить жизнь врагу, верно? Это обязательно должен быть Брашов? Мы могли бы сделать мишенью наших атак нефтяные месторождения в Плоешти или начать мешать поставкам хрома из Турции, которые имеют огромное значение и для румынской, и для немецкой военной машины. Врагу можно нанести немалый ущерб и в других регионах вашей страны».

Наступила минутная тишина, когда все они стали обдумывать мое предложение. Я затаил дыхание, и не только из-за табачного дыма, висевшего в воздухе, как будто мы плыли в каком-то дирижабле.

«Мне кажется, это идеальный выход из положения». Ван Хельсинг поджал губы и кивнул. «Честь и хвала нашему британскому союзнику».

Даже Анка отнеслась с большим интересом, как мне показалось, к моему предложению. Она кивнула, нахмурившись, задумавшись над ним.

«И мы могли бы взять вампира с собой», поднажал я. «И он сможет, таким образом, либо доказать свою ценность — либо нет. И вам не придется мириться с его присутствием, если он вам так ненавистен».

К моему удивлению, они ответили положительно. Я едва обратил внимание на ход дальнейшего обсуждения этого вопроса между ними, потому что внутри меня, в голове моей, как будто стал бегать какой-то малюсенький карлик, делая бешеные круги и крича: «Получилось! У меня получилось!» Я только что поднес спичку к огню, который хотел разжечь Черчилль в этой части Европы. Несмотря на мои предыдущие неудачи, я все-таки начал выполнять поставленную передо мной задачу и оправдывать обещания, которые Габбинс увидел в том бесхитростном мальчике в клубе Сент-Джеймс. Мне не терпелось сообщить о своем триумфе в штаб-квартиру.

Конечно, у меня не было передатчика, и осознание этого факта вновь вернуло меня к разговору.

Обсуждение продолжилось тем, что они стали анализировать процедурные, тактические и материально-технические вопросы. Я воздержался от комментариев, решив, что свою часть задачи я выполнил, и решив не искушать судьбу. Честно говоря, я боялся выйти за рамки своей компетенции.

Пока они это всё обсуждали, я мысленно вновь вернулся к вопросу, что могло происходить наверху, этажом выше меня, с Люси и вампиром. Чем они там занимаются?

Наконец, был достигнут консенсус. Договорились, что Анка будет продолжать следить за Рейкелем и немецкими оккупантами (как их теперь стали называть). Фаркаш и Павел распространят приказ среди местных партизанских ячеек, чтобы они как можно скорее прекратили активные действия, но сохраняли готовность своих членов.

Мы с Люси должны были заняться диверсионными акциями на юге, а ее отец останется в Брашове, стараясь сохранять и поддерживать силы местного Сопротивления, насколько это возможно. Когда я услышал слова о вынесенном решении о том, что я буду действовать в паре с прекрасной Люсиль, голова у меня закружилась, словно меня затянуло в какой-то гигантский ментальный водоворот, и я будто потонул в омуте эротических наслаждений.

Я пришел в смятение, меня охватил трепет оттого, что я, наконец, приступил к выполнению своего боевого задания, сделав первый шаг навстречу своей судьбе, выполняя свое поручение и вступая в войну уже лично. И причем вместе с Люси, моей возлюбленной. Я закрыл глаза на ее короткое общение с вампиром у Михая.

Когда я увидел их вместе, честно говоря, я приревновал ее за ту заботу, которую она к нему проявила. Но я отбросил в сторону свою ревность — это правда, я действительно ее чувствовал — и успокоил себя тем очевидным фактом, что это просто невозможно, чтобы такое порождение древности, как он, и такая яркая, полная жизни и света девушка, как моя дорогая Люси, вообще и в принципе могли иметь что-то общее между собой, а тем более нечто хоть отдаленно похожее на связь, которая обнаружилась между Люси и мною. Она взяла на себя передо мной определенные обязательства, пусть, может, и плотские, но которые будут только усиливаться в ходе нашей любви. Я с нетерпением смотрю в наше общее будущее, с таким предвкушением, какое редко бывало в моей жизни. Я жажду приключений, жажду их начала.

Я подумал о том, чтобы подняться наверх, сразу же, как только мы вернемся в дом Ван Хельсинга, постучать в ее дверь и снова войти в это гнездышко наслаждений.

Я представил себе ее сонную улыбку, приветственный поцелуй и теплое приглашение в постель, уютную негу под одеялом и эротическое сплетение обнаженных тел.