По-видимому, предки литовцев жили не деревенскими общинами, а на отдельных хуторах, так же как и в шестнадцатом-семнадцатом веках. Каждый хутор вмещал в себя большую семью, в которой совместно проживали два или три поколения, таким образом формировался маленький клан, глава которого обладал абсолютной властью над всеми его членами802. В случае опасности извне несколько кланов объединялись, и из таких клановых объединений, временных на первых порах, и произошли первые литовские племена.

Русская «Повесть временных лет» дает список следующих литовских племен:803 литва (т.е. собственно литовцы), пруссы, коры, или куры (отсюда — Курляндия), зимигола, и летгола (латгалы). Поселения двух последних находились в районе Западной Двины, на северной границе распространения литовцев. Происхождение названий этих двух племен объясняются в соответствии с фактом их расселения: zemegola по-литовски означает «край (граница) земли»; latvingola (летгола) означает «край (граница) Литвы»804. К вышеприведенному перечню могут быть добавлены следующие названия племен: жмудь — в устье Немана, ятвяги (ятвинги) — в верхнем течении Немана и Нарева, и голядь (галинды) — на берегах средней Оки805.

Религия древних литовцев,806 очевидно, была очень близка религии древних славян. Они поклонялись грому и молнии, солнцу и огню. Выясняется, что Перкунас, бог грома, был главным литовским божеством (его можно сравнить со славянским Перуном). Однако, известны имена и ряда других богов, некоторые из них связаны с животными и растениями. Так, согласно более поздней Киевской летописи, князь Миндовг Литовский (тринадцатый век) даже после того, как был окрещен, «поклонялся своим [языческим] богам тайно: он [поклонялся] Нонадею, и Телявелю, и Диверкису, богу зайца и змеи»807. Богопочитание змей и муравьев было, по всей видимости, широко распространено среди литовцев. Очевидно были распространены колдовство, ворожба и чародейство, возможно, отчасти, под влиянием финнов. Что касается погребальных обрядов, то наиболее распространенным обычаем была кремация.

Теперь обратимся к финнам808. Финно-угорские народы (то есть, более точно, народы, говорящие на финно-угорских языках) могут быть разделены на две главные ветви: угорскую и финно-пермскую. Венгерский, вогульский и остякский языки относятся к угорской ветви. Финно-пермская ветвь включает в себя следующие три группы языков: 1) пермская группа, к которой относятся удмуртский (вотякский) и коми (зырянский и пермский) языки; 2) восточная финская группа, то есть марийский (черемисский) и мордовский (эрьзя и мокша) языки; 3) западная финская группа, которая состоит из следующих языков: карельский, эстонский и суоми (то есть, собственно финский).

Как мы уже видели,809 предки финно-угорских племен в сарматский период заняли всю северную часть Руси. Можно попытаться определить южную границу их расселения по линии от Финского залива к средней Волге. К востоку от Волги пермские и угорские племена распространились далеко за Уральские горы. Следует заметить, что в пятом веке н.э. некоторые угорские племена мигрировали из Уральского района и Зауралья к северокавказским землям, где они были под контролем сначала у гуннов, а затем у хазар810. Это была та ветвь угров, которая позже, после распада Великой Булгарии, двинулась в южнорусские степи. Русская «Повесть временных лет» упоминает их как белых угров811. Они были предками мадьяр. Еще одна часть угров мигрировала в конце девятого века из Уральского региона в Венгрию. Они были известны русским как черные угры812. Достигнув Венгрии, они слились с белыми уграми. Та часть из них, что осталась на Урале, позднее смешалась с татарами и стала известна как башкиры.

Вогуляне и остяки, также принадлежавшие к угорской ветви финских народов, проживают сейчас в северной части бассейна Оби, за Уралом. По русским летописям вогулы известны как югра813. В давние времена часть их распространилась на западе Урала, в районе, где сейчас проживают зыряне (коми).

Что касается восточных финских племен, то мордва и черемисы (мари) после седьмого века признали над собой господство поволжских булгар814. Именно к восточной финской группе, должно быть, принадлежали древние племена меря и мурома, к настоящему времени исчезнувшие815. Эти племена изначально занимала Ростовский и Муромский районы, но позднее были покорены славянами и полностью русифицировались. Из западных финских племен русская первая летопись знает чудь, весь и емь,816 из которых первые, вероятно, относились к эстонской группе.

Поскольку финны были аборигенами, а славяне — пришельцами в Северной Руси, последние подверглись значительному влияние того народа, в чью страну они пришли. В антропологическом типе северных русских наблюдаются некоторые финские черты, возникшие от смешанных браков. Вполне естественно, что многие названия местностей и рек в северной части России имеют финское происхождение. Однако, вопрос этот очень запутан, поскольку во многих случаях так называемое финское влияние в топонимике могло быть скорее отраженным, чем прямым. Как верно указывает М. Фасмер,817 некоторые слова финского происхождения, такие как selga («делянка»), mandera («подпочва»), lakhta («залив») и др. вошли в русский лексикон и, так сказать, натурализовались в очень ранний период: поэтому присутствие такого слова в названии деревни или города еще не говорит о том, что это место было основано финнами. Оно могло быть основано русскими, в чьем диалекте это слово (по происхождению финское) уже существовало.

Кроме того, нам следует принять в расчет географическое распространение самих финских диалектов. Словарь пермских и угорских диалектов вряд ли поможет нам проанализировать топонимику Верхневолжско-окского региона, поскольку он был заселен другими финскими племенами, говорившими на других диалектах. Ввиду этого мы не можем согласиться с предположением В.О. Ключевского,818 что название реки (и города) Москва следует выводить из якобы финского слова va («вода»). Va встречается только в зырянском диалекте, в то время как в собственно финских диалектах «вода» обозначается словом vesi819.

Тем не менее нам следует все же подчеркнуть, что финские пережитки в топонимике Северной и Центральной России действительно многочисленны. М. Фасмеру удалось составить впечатляющий список названий местностей западнофинского происхождения на землях, составивших позднее территории Псковской, Тверской, Новгородской, Санкт-Петербургской, Олонецкой, Архангельской и Вологодской губерний820. Характерно, что даже название озера Ильмень (на древнерусском — Ильмер), на берегу которого был построен главный северный город средневековой Руси — Новгород, — финского происхождения (ср. эстонское название Ilmjarv: ilm — «ветер», «погода»; jarv — «озеро»)821. Анализируя местные названия на территориях Костромской, Ярославской, Владимирской, Московской, Рязанской и Нижегородской губерний, М. Фасмер пришел к заключению, что многие из этих названий могут быть объяснены через восточнофинские диалекты, свидетельствуя таким образом о распространении на этой территории в древние времена восточнофинского племени меря (к настоящему времени исчезнувшего), которое было родственно черемисам822.

вернуться

802. Idem. p. 199.

вернуться

803. Барсов, cc. 38 — 44; Cross, p. 140.

вернуться

804. Барсов, с. 43.

вернуться

805. Там же, cc. 41, 43 — 44: Gotie, pp. 201 — 202.

вернуться

806. Brueekner, Litwa; A. Mirzynski, Zrodla do Mytologii Litewskiej, 2 vols. (Warsaw, 1892 — 96); (ни то, ни другое неприемлемо для меня); ср. Gotie, pp. 201 — 203.

вернуться

807. ПСРЛ, II, 188.

вернуться

808. Барсов, сс. 44 — 67; Gotie, pp. 122 — 155; J. Kalma, Die Ostseefinnischen Lehnworter in Russischen (Helsinki, 1915); H. Jakobsohn, Arier und Ugrofinnen (Gottingen, 1922); R. Meckclein, Die Finnisch-Ugrishen Elemente in Russischen (Diss. Berlin, 1913); J. Mikkola, Beriihrungen zwischen den Westfinnischen und Slavischen Sprachen (Helsinki, 1894); idem, «Die altern Beriihrungen zwischen Ostseefinnisch und Russisch», SFO, 75 (1938) (Ср. обзор этого исследования, сделанный М. Фасмером, ZSP, 15 [1938], 448 — 455). Muellenhoff, pp. 39 — 77; Niederle, IV, 28-38; U. Т. Sirclius, The Genealogy of the Finns (Helsinki, 1925); Smirnov, Populations; Tallgren, Orient; Tallgren, Provinces; Vasmer, Beitraege, 11-111; М.П. Веске, «Славянофинские культурные отношения», КУО, VIII (1890) (неприемлемо для меня). R. W. Wiklund, «Finno-Ugrier», RL, 3, 354 — 383; Zeuss, pp. 683 — 691.

вернуться

809. См. Гл. III, 6.

вернуться

810. См. Гл. IV, 7; Гл. V, 7 и 8.

вернуться

811. Vernadsky, Lebedia, pp. 182 — 185.

вернуться

812. Idem, pp. 184 — 185.

вернуться

813. Барсов, cc. 60 — 64.

вернуться

814. См. 3, выше.

вернуться

815. Барсов, cc. 51 — 56; Vasmer, Beitraege, III, 510 и ниже.

вернуться

816. Барсов, cc. 44-67, 49-51, 57-60; ср. Vasmer, Beitraege, II, passim.

вернуться

817. Vasmer, Beitraege, II, p. 365.

вернуться

818. Ключевский, I, 363.

вернуться

819. Vasmer, Beitraege, II, p. 357.

вернуться

820. Idem, pp. 365 и ниже.

вернуться

821. Idem, p. 373.

вернуться

822. Idem, III, особенно p. 579.