Шишок подскочил и, направив свет фонарика на дверь, заорал:
— Есть — и что?!
— Пустите, люди добрые, переночевать, мы вас не потесним…
Те, кто проснулся (девчурка мирно спала, так же, как птицы и комолая корова), переглянулись: мол, вроде не шиптары — говорят по-сербски…
Домовик все ж таки, на всякий случай, решил отбояриться:
— Других домов полно — занимайте любой, чего сюда суетесь?!
Но Боян Югович стал его за рукав дергать, дескать, зачем же так-то: у нас хоть более-менее тепло, а в тех домах — холодина, и еда у нас есть, а вдруг эти люди тоже из шиптарского плена сбежали, давайте пустим их…
Шишок поглядел вопросительно на остальных: дескать, как — пускать? Нет? Ваня с посестримой кивнули, а Гордана покачала головой — не надо, де! Березай же проговорил диспетчерским сопрано:
— До отправления поезда остается пять минут, просим пассажиров занять свои места в вагонах и проверить наличие билетов! Повтор-ряю!
Но повторять не пришлось. Домовик откинул крючок, и в дом вошли двое мужчин. Были они людьми вроде приличными: при костюмах, правда, несколько обтерханных. Один худой высокий, другой — худой низкий. Оба с вожделением поглядывали на стол с остатками ужина — видать, давненько не ели. Боян Югович, оглядываясь просительно на домовика, стал говорить, присаживайтесь, де, и угощайтесь… Высокий, отряхивая брюки, помотал головой: мол, спасибо на приглашении, но не хотим быть в тягость. Низенький, с укоризной поглядев на длинного, сунул нос в банку с тушенкой, но банка оказалась пуста, и нос вновь был предъявлен честной компании. Историк смутился: поскольку еды, почитай что, и не было…
Высокий, оглаживая рукав, счел нужным представиться: я, дескать, Игнатий, а это — указал на товарища — Кресимир.
Боян Югович назвался, и, представив остальных, спросил: дескать, откуда путь держите? Беженцы ли вы, али, может, в шиптарском плену пропадали?
— В плену, — тотчас кивнул Игнатий.
— Пропадали, — поддержал его Кресимир и, поглядев на зевавшую цыганку, спросил, нет ли у нее колоды, в картишки бы сыграть, давненько что-то не играли…
— Посреди ночи? — удивился Ваня.
А Игнатий пожал плечами и с апломбом заявил: мол, в карты, мальчик, играть никогда не поздно!
И Шишок, до тех пор смотревший на гостей с подозрением, вдруг оживился (видать, вспомнил свои «дурацкие» победы в поезде), дескать, а что ж, можно — все равно, видать, заснуть уж не удастся! Гордана небрежно вытащила из-за лифа мятую колоду и бросила на ящик. Игнатий тотчас подхватил ее и принялся, как фокусник, тасовать карты — так что между каждой картонкой получался значительный зазор, колода в его руках то, как меха гармоники, растягивалась, то складывалась обратно в стопку. Боян Югович живо смел со «стола» в угол комнаты остатки ужина.
Кресимир спросил:
— Дорогие хозяева, кто будет с нами играть?
Кроме домовика вызвалась цыганка, которая, видать, не могла спокойно смотреть на карточную игру и не принимать в ней посильного участия, и еще — Златыгорка!.. Ваня Житный покачал головой, помня, как они с посестримой без конца оставались в дураках. Боян Югович отказался, сославшись на то, что не умеет. С Березая и спросу не было, хотя лешачонок с любопытством поглядывал на колоду, но, видать, у него был тут свой интерес — гастрономический.
— Придется звать болвана, — вздохнул Игнатий.
— Какого еще болвана?! — воскликнул Шишок, подозрения которого вновь ожили.
Но гости наперебой стали объяснять, что болвана на самом деле нет, то есть «болван» — это просто так говорится, «болвану», де, раздают карты, а играть он не будет, за него будет играть Игнатий, потому что, де, коль хозяев трое, то и гостей должно быть столько же — так, мол, у нас принято…
— У кого это у нас? — спросил домовик, отмахиваясь от историка, которому казалось, что они, как хозяева, недостаточно гостеприимны.
— У нас, у сербов, — сделав удивленное лицо, сказал Кресимир.
Шишок поглядел на Юговича, но тот развел руками: дескать, карточных сербских обрядов он, к сожалению, не знает… Гордана смигнула, но ничего не сказала. Пламя свечи метнулось — Ваня вдруг заметил на пальцах Игнатия наколку и, ткнув Шишка в бок, залепетал, извините, де, мне надо что-то дедушке сказать…
— Пожалуйста, пожалуйста, никому не возбраняется говорить, — кивнул Кресимир.
— Ежели есть чем, — поддержал его Игнатий.
Мальчик, уведя домовика подальше от гостей, горячо зашептал ему в ухо: дескать, Шишок, — это зэки! Помнишь, на почте женщина рассказывала, что тюрьму разбомбили, и часть уголовников сбежала? Так вот это точно кто-то из них! Постень пожал плечами, дескать, ну и что?!
— Как что, как что?! Ты сдурел, что ли?! А вдруг это убийцы-рецидивисты?!
Но домовик и на «убийц-рецидивистов» не среагировал: мол, с волками жить — по-волчьи выть!
— Ну, раз та-ак! — воскликнул мальчик: — Тогда я умываю руки!
— Какие ставки? — спросил Шишок, возвернувшись. Но гости отвечали: дескать, играть предлагаем на желание…
— В «американку» что ль? — уточнил Ваня. Но Игнатий покачал головой, нет, играем в буру, а выигравший загадывает, чего он хочет: ежели тот игрок гостем окажется, хозяева исполняют желание, а ежели везунчик из хозяев, то, соответственно, гости исполняют желание доможилов. Шишок закричал:
— Не, так не пойдет! Кто вас, с вашими желаньями, знает…
Кресимир с Игнатием переглянулись и, сверху вниз глядя на домовика, с пренебрежением проговорили, мол, в штаны наложил, что ли, игрок ты никудышный, а еще — в красном берете, небось, подтибрил где-нибудь берет и красуешься!
— Я — подтибрил?! Я — в штаны наложил?! — Шишок так разволновался, что глаза у него покраснели, как косовские божуры. — Да я кровь за Родину проливал! Руки на фронте лишился! — домовик предъявил пустой пятнистый рукав и выпятил грудь с пристегнутой к карману медалью «За отвагу». Но гости, видать, в наградах не очень-то разбирались. — А берет мне сам Медведь вручил — тоже не за просто так…
Ваня шепнул Шишку: дескать, правильно, не надо с этими мазуриками играть! Но слова мальчика возымели противоположный эффект… Домовик, крикнув:
— Я, хозяин, ничего еще не решил! — неожиданно согласился на «американку»! Дескать, ла-адно, хотите — давайте сыграем на желание, посмотрим еще кто кого, только потом не жалуйтесь! Я, дескать, такое желание загадаю…
Раздали по три карты, принялись объяснять правила — и в пробной игре победила… Златыгорка! Шишок пробормотал:
— Фортуна-фортуна, повернись к лесу задом, ко мне передом!
И стали играть всерьез, причем на этот раз раздали карты и «болвану».
Ваня подозревал, что зэки будут мухлевать, и пытался контролировать игру, но без большого успеха. Впрочем, и Гордана, видать, вовсю старалась выиграть, ничем для этого не брезгуя, к тому же колоду она знала, как свои пять пальцев, поэтому неизвестно еще, кто победит. Хотя, с другой стороны, кто знает, какие и у цыганки желания!.. Одним словом, игра шла напряженная.
— Ход мой — у меня «молодка»! — выкрикнул Кресимир.
— Какая «молодка»? — удивилась Златыгорка. Ей еще раз объяснили — это, де, три карты одной масти.
— Помню, я еще молодушкой была, наша армия в поход куда-то шла! — распевал Кресимир.
— А у меня три туза! Значит, я хожу! — выскочила тут цыганка.
В колоде было еще полно карт — Шишок закусил губу, и, видать, решившись, хлопнул своими тремя о край ящика:
— А у меня, товарищи, бура!
У домовика оказались три козыря: король, дама и девятка. Он победно поглядел на Ваню, дескать, вишь, хозяин, а ты боялся!
Кресимир надулся, Игнатий, взглянув в свои карты, вздохнул — Шишок потирал уж руки, но тут худой длинный стал по одной переворачивать карты «болвана»: козырный валет, козырная десятка, которую в этой игре бил только туз, и… сам козырный туз!
— У «болвана» тоже бура! — усмехнулся Игнатий. — И он тебя перебурил! «Болван» загадывает желание!
Тишина повисла в горнице с черными шторами.
