У народа коми также хорошо известна эта способность сущности, или шевы, знать важные вещи, которые неизвестны ни самому одержимому, ни окружающим. Во время припадка, когда одержимый начинает говорить не своим голосом и не от своего лица, возле него специально спешат собраться знакомые и соседи, чтобы «разговорить» шеву и, повернув разговор на нужную тему, узнать то, что интересует. Чаще всего это расспросы о будущем или о пропажах — кто украл, где спрятал.

Дар пророчества и у шаманов связан не со знанием самого шамана, а с тем, что говорит через него сущность, или «дух», который находится в нем.

Возможно, в этой связи вспоминаются слова апостола Павла: «И духи пророческие послушны пророкам». Духи пророческие.

Случаи, когда именно одержимость, присутствие некой сущности, поселившейся в человеке, делает его исключительно знающим и осведомленным, известны и в православии. Послушник Никита, в будущем епископ Новогородский, в начале своего служения, как сказано о нем в церковном тексте, «впал в соблазн»: «А не можеше никто стязаться с ним книгами Ветхого завета из уст умеяше — бытие, исход, левити, числа, судии, царства и вся пророчества по чину». Когда же братия пришла к прельщенному и помолилась за него, он утратил полностью эти познания, которые принадлежали не ему, а сущности, обитавшей в нем. «Они вывели его из затвора и спросили о Ветхом законе, желая что-нибудь услышать от него. Но он с клятвою уверял, что никогда не читал книг. И тот, который прежде знал на память ветхозаветные книги, теперь не знал ни слова. Преподобные отцы едва научили его грамоте».

Безусловно, не все, имеющие диагноз эпилепсии, связаны с некой сущностью, но все, кем занимался Шлядинский, в ком обнаружил такую сущность и изгонял ее, имели такой официальный диагноз. Я приводил примеры необъяснимой осведомленности одержимых. Так вот — столь же необъяснимую осведомленность проявляют, по наблюдению врачей, и некоторые больные эпилепсией во время приступа. Около 6 % подобных больных обнаруживают «феномен предвосхищения». Исследователи Н.Н.Брагина и Т.А.Добровольская приводят пример: во время приступа больная говорит: «Я знаю, что сейчас произойдет, кто войдет, кто позвонит по телефону». И действительно, в комнату входит человек, которого она заранее мысленно видела входящим. Когда звонит телефон, в нем звучит голос человека, который она как бы слышала перед этим.

— Такая сущность, — продолжает Шлядинский, — когда она говорит со мной через одержимую о ней самой, говорит о своей жертве в третьем лице, не ассоциируя, не связывая себя с нею: «она», «ей», «у нее» и т. д. Моя задача, моя цель, вступая в контакт, в разговор с сущностью, — узнать ее имя. Пока я не знаю имени, я не могу подчинить себе эту сущность, заставить ее выйти. Весь смысл заклятий, которые читаю я на этом этапе, заключается в том, что я пытаюсь заставить ее сказать главное для меня — ее имя. Но часто названное имя бывает ложным. Я обязательно начинаю проверять. Когда я вижу, что имя срабатывает, значит, я могу идти дальше. Имена могут быть самые обычные. Одну сущность звали Сережа. Но чаще что-то вроде прозвищ. Как только я узнаю имя, я овладеваю ее волей. Таким образом, первая часть того, что я делаю, — это вызвать припадок, вторая — узнать имя и только третья — собственно само изгнание этой сущности. Все это продолжается много часов подряд. От меня процесс этот требует такой отдачи, что я не могу выдержать обычно более шести часов. Выкладываюсь весь.[6] Изгнание продолжается до тех пор, пока у меня не кончаются силы или пока сущность эта не начнет выходить из тела. Я чувствую руками, что она покидает тело и идет на меня. В этот самый момент и происходит изгнание. Это самый ответственный момент. Сущность эта, когда она выползла, объемно представляет собой некое подобие шара. Ощущение той же вязкой упругости, что и тогда, когда она находилась в человеке. В этот момент я дол жен очень сильно сосредоточиться, думать только о том, чтобы мне ее не упустить. Если я сильно сосредоточусь на этом, если меня ничто не отвлекает, го сущность эта, находясь в моих руках, действительно не может никуда деться. Правда, было у меня два случая, когда я все же ее упустил. Оба раза сущности меня грубо отбрасывали. Я просто отлетал в сторону. В одном случае я почувствовал — в руках вдруг пустота. Я не мог бы даже сказать, в какую сторону она ушла. И после этого мягкий, даже не удар, а скорее толчок с очень сильным ускорением в грудь. Это было совершенно неожиданно, я отлетел в сторону, ударился головой о стену и получил сотрясение мозга. В другом — меня развернуло в воздухе, и я ребром ударился о спинку кровати. Сломать ребро не сломал, но ушиб был сильный. А сущность ушла. Как понял я потом из разговоров с другими сущностями, и той и другой удалось уйти потому, что они были более высокого ранга, чем остальные. Очевидно, как у людей, у них существуют свои деления по магической силе. Возможно, обладай я сам большей силой или используй более действенные приемы, они бы не ушли.

Не упустить сущность, которая только что изгнана, важно не только ради безопасности экзорсиста. Удержать ее нужно и ради того, чтобы какое-то время спустя она не вернулась обратно в свою жертву. Обратимся еще раз к тому, что говорит об этом Новый завет: «Когда нечистый дух выйдет из человека, то ходит по безводным местам, ища покоя, и не находит. Тогда говорит: «Возвращусь я в дом мой, откуда я вышел». И, пришедши, находит его незанятым, выметенным и убранным. Тогда идет, и берет с собой семь других духов, злейших себя, и, вошедши, живут там; и бывает для человека того последнее хуже первого».

Чтобы этого не произошло, экзорсисты стараются переместить такую сущность либо в другое живое существо, либо в предмет. Шлядинский решил использовать для этой цели камни, минералы. Годились, однако, только имеющие определенную ауру. Сначала он полагал, что камни, пригодные для переселения сущностей, должны быть если не драгоценные, то хотя бы полудрагоценные или декоративные. Чтобы проверить эту догадку, Шлядинский ходил по коллекционерам, встречался с людьми, которые интересуются камнями и собирают их. Поскольку истинный его интерес ничего, кроме недоумений, вызвать не мог, всякий раз приходилось придумывать какой-то благовидный предлог. Но попытки найти нужный камень долго оставались тщетны: ни один из камней не имел ауры, близкой к той, которой обладает такая сущность. Очевидно, Шлядинский думал об этом постоянно, постоянно был настроен на эту волну. Однажды на улице он увидел на асфальте обыкновенный камень, булыжник. Протянул к нему руку — это оказалось именно то, что он так долго искал!

«Ощущение это очень субъективное, — говорит он. — Очень трудно выразить его в словах. Сказать, что это та же или близкая мера плотности, упругости, вязкости или чего-то еще, бессмысленно. Это не то, к чему я мог бы подобрать слова. Слова не могут выразить то, что я ощущаю. Поэтому я не мог бы объяснить, по какому признаку я различаю их, эти камни. Различаю, и все! Почему я обратился именно к камням? Потому что в текстах, которые я читал, была информация, что сущность такую, выведя ее из человека, загоняют именно в камень. Так что это не я придумал. Я знаю, что можно перевести и в животное, но просто возни больше. И вообще это очень трудно. Камни, которые использовал я, должны работать как бы на засасывание. Вроде бы вакуум у них внутри. Если его не было, я создавал его сам. В момент, когда сущность выходила и находилась у меня в руках, я отправлял ее туда, сопровождая это определенным действием, и она всасывалась в камень. Чтобы она не могла выйти, я «ставил замок», произносил должное заклинание. После этого камень я выбрасываю в Москву-реку, и на этом все кончается. В воду я бросаю их потому, что знаю, что есть люди, которые интересуются такими вещами, и если камень оставить просто так, на виду, рано или поздно кто-нибудь может найти его, почувствовать, что в нем нечто есть, и по незнанию выпустить эту злую сущность. Бросая камень с заключенной в нем сущностью на дно реки, я свожу вероятность, что это произойдет, до минимума».