– Так точно, в свое время в NSKK[34] состоял, – невозмутимо ответил Клинсманн, – могу водить все, что на колесах. Только куда мы на машине уедем, разрешите узнать? В Польшу?

– Нет, камрады, в Россию, – Фриц, иронически улыбаясь, смотрел на ошарашенных его заявлением сослуживцев.

– В Россию? К унтерменшам? – от неожиданности даже Куно лишился своей обычной сдержанности.

– Ну, допустим, к большевикам, – Ганс успокоился быстрее, – что они унтерменши – это Геббельс надвое сказал… – Все засмеялись. – Но нужны ли мы им?

– Думаю, что с ними мы найдем общий язык быстрее, чем с американо?английскими плутократами, иудеями из Израиля или немцами из современной Германии. Тот же Геббельс, между нами, в годы борьбы не раз заявлял о глубоком родстве нашего движения и большевизма. Так что для нас единственный выход избежать тюрьмы в Германии…

– Попасть в русский ГУЛАГ, – заметил Ганс.

– Нет, Ганс, нет. Я уже узнал. Несколько армейцев уже перебежали к русским. Как мне сообщили – их никто не посадил.

– Не верю я в это, доннерветер, не верю, – непримиримо заметил Ганс.

– А в то, что нас расстреляют поляки, веришь?

– Ну, если нас им выдадут…

– Так вот, в канцелярии гауляйтера собрали документы по объединению Германии, – заметив недоумение собеседников, Фриц пояснил. – После войны часть Германии была оккупирована русскими, часть – англо?американцами, потом на месте этих зон появились два государства, Восточная и Западная Германии. В Восточной у руля были коммунисты, в Западной – понятно, кто… В тысяча девятьсот девяносто первом они объединились, точнее восточные присоединились к западным. До объединения им обещали много чего, полные гарантии безопасности, и всё такое. Но как только объединение закончилось, – все обещания тут же были забыты. Вроде бы даже бывшего главу государства Восточных арестовали и судили. – Фриц сделал паузу, отхлебнул из кружки и продолжил:

– И кстати, камрады, если попадём в немецкую тюрьму, считайте, что нам повезло. Хуже, если нас выдадут евреям или янки – ни те, ни другие, насколько я разузнал, в таких случаях вообще не заморачиваются юридическими формальностями. Украдут, вывезут к себе, а потом повесят. А правительство Германии сделает вид, что ничего не произошло…

– У французов и англичан научились, – заметил вдруг Куно. – Мне отец рассказывал, что в конце Великой войны те тоже много чего обещали, если Германия капитулирует, а потом раздели нас догола. Короче, я вам верю, гауптштурмфюрер.

– А ты Ганс? – пристально глядя в глаза спросил у Нойнера Кнохляйн.

– Доннерветер, я с вами. Только когда будем в Сибири снег убирать, будете мне помогать, я этому не обучен…

Ленинабадская область, пос. Фальгар. Чайхана

Невысокий сухонький старичок с длинной жиденькой бородкой проскользнул в чайхану, суетливо озираясь, прошмыгнул к дастархану в дальнем углу веранды и вежливо поздоровался с сидящими там аксакалами:

– Ассалам алейкум, уважаемые!

– Ваалейкум, ассалам, Мустафа, – ответил Абдулла, высокий жилистый старик, словно вырубленный из цельного ствола столетней арчи. Второй аксакал, сидевший на дастархане, молча кивнул.

– Что интересного происходит в мире, Абдулла? Или ты, Вагиз, поделишься свежими новостями?

– Ты всегда так торопишься, Мустафа, как будто боишься опоздать родиться на свет? – ответил Вагиз. – Присядь, выпей чаю, посмотри на мир спокойно и с достоинством, присущим старости, а не спеши, словно пылкий юнец. Ты уже родился.

– Как скажешь, о мудрейший, – пришедший прислушался к совету, поспешив устроиться на дастархане.

– Хороший чай, – произнес все тот же Мустафа после третьей пиалы чая, устраиваясь поудобнее, – и всё же, уважаемые, есть ли новости?

– Есть, Мустафа, есть! – усмехнулся Вагиз. – Как может не быть новостей, если мир сошел с ума и катится в сторону Джаханнама быстрее, чем мы успеваем наполнять пиалы чаем?

– Поделись с нами открывшейся тебе мудростью, досточтенный, – заинтересовано произнес Абдулла, – что привело тебя к таким выводам?

– Уже несколько дней урусы суетятся, словно Искандер?бек снова перешел границу, к Самарканду подходят муджахеды Энвер?паши, а Салим возродил Матчинское бекство.

– Ты меня удивляешь своей плохой памятью, Вагиз, – горько усмехнулся Мустафа, – Искандер?бек гостит у гурий уже десять лет как. Энвер?пашу зарубили джигиты Буденного еще в двадцать втором году, а Салима урусы застрелили годом позже. Тогда же пала и Матча.

– Я не говорил, что они ожили! – не растерялся Вагиз. – Я только сравнил суету последних дней с теми временами. Может быть, ёрдамчи Сталин начал большую войну? Он ведь не зря обликом похож на Хромого Старца…

– Между прочим, – продолжал Мустафа, словно не слыша собеседника, – говорят, что Энвер?пашу разрубили пополам, словно курдуючного барана. Не каждый батыр может нанести такой удар…

– Точно так же потерял свою пустую голову Сахреддин Набиев, когда захотел безвинно наказать сына «железного Шамси», – вступил в разговор Абдулла, отставив пустую пиалу. – Большая глупость – налететь на дом Абазаровых, имея всего лишь пять джигитов!

– Сахреддин всегда был дураком, – усмехнулся Вагиз, – он думал, что ему придется иметь дело всего лишь с двумя бойцами. Честно говоря, и в этом случае неизвестно, чем бы кончилось дело. А так всё было ясно заранее.

– Эта история прошла мимо моего внимания, уважаемые, – нетерпеливо подпрыгнул Мустафа. – Не могли бы вы поделиться лепешкой мудрости, разломав ее снова?

– Ты тогда уезжал работать в Сталинабад, – пояснил Абдулла, – и вернулся только через три года, когда страсти уже поутихли.

– И что же произошло?

– Набиев называл себя «последним муджахедом», – сказал Вагиз, – но был всего лишь басмачом, самым обычным бандитом, умеющим воевать лишь со стариками и детьми. Однако, как показала жизнь, он и с ними не мог справиться.

– Это показала не жизнь, – уточнил Абдулла, – это показала смерть. Одного зарезал «железный Шамси». Как барана, пчаком в горло. Еще двоих забрали стрелы, выпущенные мальчишкой. А самого Сахреддина и Максуда Ахмадова зарубили сын и внук старика. Говорят, кетменями. Но, кетмень не проходит сквозь кости, словно через масло! Еще одного взяли в плен. Говорили, что Фарида ударила его по голове большой сковородкой.

– Жена старого Шамси? – уточнил Мустафа. – Да, она может…

– Так это мы к чему, – проговорил Вагиз. – Энвера?пашу убили таким же ударом, что и Набиева с другом.

– Думаешь, это сделал кто?то из Абазаровых? – спросил Мустафа.

– Ну, я не буду клясться бородой пророка… – протянул Вагиз. – Но Шамси?сын тогда был в тех местах. А вот Салима точно убил он. Из винтовки. Это видели многие. Это уже потом урусы ворвались в кишлак…

Старик умолк и потянулся к чайнику. Остальные последовали его примеру.

– Все Абазаровы хорошие стрелки, – произнес Мустафа, опустошив пиалу. – Но ведь Энвер?паша был сейидом. Как можно поднять руку на потомка Магомета?

– Все Абазаровы не верят в Милосердного, – пояснил Вагиз. – Атеисты, да спасет Аллах их заблудшие души. Да и люди говорят, что Энвер?паша, всего лишь жалкий самозванец и ведет свой род чуть ли не из кяфиров…

Аксакалы осушили еще по пиале.

– И всё?таки, – спросил Мустафа, – из?за чего так переполошились урусы? Неужели война?

– Не знаю, – ответил Вагиз.

– Вы совсем разучились думать, уважаемые, – с сочувствием сказал Абдулла, – по радио сказали, что Советский Союз перенесся в будущее.

– И только? – удивился Вагиз. – Было бы из?за чего беспокоиться.

– Не скажи, – возразил Абдулла, – что ты будешь делать, если твой внук Саид сейчас придет сюда восьмидесятилетним? Как ты будешь с ним общаться, ведь ты еще сам не достиг этого возраста!

Вагиз задумался.

– Да… – наконец сказал он. – Это серьезный вопрос. Что с тобой, Мустафа?