Бабушка с присвистом втянула в себя воздух и вязальной спицей вынула застрявший в зубах кусочек мяса.

– Девочка избалована, – объявила она. – Чрезмерно избалована, и, полагаю, отцом. Впрочем, чего еще можно было ожидать? – Она пожала своими могучими плечами и усмехнулась.

– Дженни, милая, – сказала Берта, – беги, поиграй.

Дженифер «побежала» в свою комнату и, высунувшись из окна, стала смотреть, как дождь падает на печные трубы и покатые серые крыши.

Она плотно закрыла глаза и постаралась представить себе Плин, однако былая способность рисовать воображаемые картины, казалось, покинула ее, и, когда она попробовала увидеть море, перед ней раскинулся широкий пляж и пристань в Клэктоне, куда мама на три недели возила ее прошлым летом. Даже ее старая комната в Доме под Плющом получилась нечеткой и словно размытой; она забыла, где стояла кровать, и какой рисунок был на обоях. Она помнила только взъерошенную голову на подушке и человека, который спал уткнув голову в руки, и рядом с которым всегда было гепло и уютно… но его лица она тоже не могла припомнить.

Где-то в высоких холмах бегала босоногая девочка, солнце слепило ей глаза, ветер раздувал платье; по серой воде гавани в открытое море уходили корабли, кричали чайки. Но вот она открыла глаза… над Лондоном дождь, по улице грохочет транспорт, и высокая, пронзительная трель горна созывает солдат в казармах напротив.

Первый семестр в школе прошел благополучно. Дженифер быстро поняла, что если у нее все в порядке с чистописанием, то остальные уроки не так уж и важны.

В середине второго семестра произошло ужасное событие, которое надолго ей запомнилось. Директриса в письме к матери пожаловалась на нее, и потом она несколько недель крадучись ходила по пансиону, как преступница, чувствуя на себе холодные взгляды матери и бабушки.

Как-то раз Дженифер заметила, что несколько учениц ее класса сидят со своим молоком и печеньем в сторонке и о чем-то шушукаются. Она подошла к ним, и худенькая смешливая девочка в кудряшках по имени Лилиас схватила ее за талию и спросила, не хочет ли она вступить.

– Куда вступить? – поинтересовалась Дженифер.

– В наше секретное общество по выяснению разных вещей.

Такое объяснение звучало весьма заманчиво.

– А можно я буду главной?

– Да, если хочешь.

Лилиас взяла одну из подружек под руку и что-то ей шепнула.

– О-о-о! – У той даже глаза округлились. – В самом деле? Как ты узнала?

Вся группа, взволнованно качая головами, принялась обсуждать услышанное.

– Ш-ш-ш… только никому не говорите. Дженифер явно нервничала.

– Так в чем же ваш секрет?

– Лилиас знает – прошептал кто-то.

– Что знает?

– Как родятся дети.

По группе, окружавшей гордую своим превосходством Лилиас, пробежала нервная дрожь.

– Всего-то? – с безразличным видом проговорила Дженифер. – Какая ерунда. Это все знают.

– И ты тоже?

Не зная, что ответить, Дженифер на мгновение задумалась. Раньше она никогда не интересовалась этим вопросом. Но ведь она – главная и должна соответствовать своему званию.

– Да, – солгала она.

– Дженифер тоже знает, – хором воскликнули девочки. – Расскажи, скорее расскажи.

– Если хочешь, можешь им сказать, – великодушно предложила Дженифер, и Лилиас, наклонившись к подругам, торопливо заговорила.

– Их вовсе не ангелы приносят, а они растут внутри людей.

– О-о-о… откуда ты знаешь?

– Я спрашивала у сестры, ей четырнадцать лет. А еще есть одно слово, которое это объясняет, я нашла его в словаре.

Пораженная Дженифер во все глаза уставилась на Лилиас. Неужели это правда? Как странно. Она на мгновение забыла свою роль.

– Фи, – сказала она, – я не верю. Как это может быть?

– Вот и попалась, – воскликнула торжествующая Лилиас, – ничего-то ты не знаешь.

– Нет, знаю… знаю, – закричала Дженифер, – я просто притворилась, что не знаю, хотела посмотреть, что вы скажете.

Это неловкое оправдание было встречено молчанием.

– Во всяком случае, – продолжала она, – я знаю больше любой из вас, потому что у меня уже был ребенок!

– Что? Ты просто врешь, не было у тебя никакого ребенка. Ты еще не выросла.

– Нет был. – Желая поразить слушательниц, Дженифер выдумывала на ходу. – Был прошлым летом, но я его отдала… отдала подруге.

– Не было, не могло быть. Дети бывают только у замужних дам.

– А вот и был. Люди говорили, что это чудо. Кто-то даже написал об этом в газете, но я забыла кто.

– Дженифер! Ты все выдумала. На что это похоже? Он вырос в тебе?

– Ну да, это так просто. Я волшебница. Мама говорит, что в каникулы у меня будет еще один.

Услышав эту сногсшибательную новость, объятые благоговейным страхом девочки разошлись, грызя ногти.

В конце недели, когда Дженифер делала уроки у себя комнате, мать позвала ее в гостиную. Она застала бабушку и мать у камина; обе женщины сидели с пылающими, искаженными болью лицами, Берта держала в руках распечатанное письмо.

– Дженни, – серьезным тоном начала она, – это письмо от мисс Хэнкок, в котором она сообщает нам о твоем дурном поведении. Мы с бабушкой очень расстроены и не знаем, что делать.

У Дженифер задрожали колени. Что случилось? Что она натворила?

– А что пишет мисс Хэнкок? – робко спросила она.

– Родители одной девочки написали ей, что их дочь пришла домой с ужасными идеями и мыслями, которые ты ей внушила. Миссис Хэнкок разговаривала с этой девочкой, с Лилиас, кажется, ты приглашала ее к нам на чай, и она, расплакавшись, рассказала ей о какой-то секретной игре, в которой ты была заводилой, и о ее целях: узнавать о… о детях и прочих вещах. Дженни… как ты могла?

– Мы только притворялись, – с трудом проговорила Дженифер. – На самом деле я ничего не знала, никогда не думала. Но Лилиас так расхвасталась. Я не сделала ничего плохого… она сказала, что знает, как родятся дети, а я сказала, что у меня уже был один и что…

– Дженифер! – мать остановила на ней исполненный отвращения взгляд.

Бабушка фыркнула, после чего мрачно рассмеялась.

– Что я тебе говорила, Берта? Я всегда знала, что этот ребенок испорчен. Помнишь, как она поджидала в коридоре для джентльменов?

При упоминании коридора Дженифер густо покраснела.

– Вот, пожалуйста, – бабушка указала на нее пальцем. – Взгляни на ее виноватое лицо. На нем все написано. Она знала, что поступает дурно. Ребенок в ее возрасте и такие идеи. Берта, это отвратительно.

Несчастная Дженифер плотно сжимала перед собой руки. Коридор… какое отношение он имеет к детям?

– Дженни, – грустным голосом сказала мать, – я не знаю, смогу ли я смотреть на тебя теми же глазами, что раньше. Все случившееся меня так потрясло, что я этого никогда не забуду. Моя маленькая дочь и такое грязное, такое вульгарное любопытство…

Она, дрожа, сложила письмо.

– Ты должна написать мисс Хэнкок и попросить прощения, иначе она не примет тебя обратно. Ты обещаешь бабушке и мне, что откажешься от этих ужасных мыслей?

– Да, – прошептала Дженифер.

– Видишь ли, Дженни, я очень расстроена и чувствую, что не могу доверять тебе.

Она беспомощно посмотрела на бабушку.

– Нам, разумеется, известно, какая ветвь нашей семьи повинна во всем случившемся, – медленно проговорила бабушка. – Скорее всего, уже слишком поздно что-нибудь изменить. Интересно, какие еще идеи бродят в голове этого ребенка?

Она остановила на внучке тяжелый, задумчивый взгляд. Дженифер опустила глаза. Грязное, вульгарное любопытство, сказала мама. Наверное, она имеет в виду что-то вроде картинок голых женщин… Она рисовала их… может быть, бабушка нашла ее старые рисунки. Ах, если бы она могла улететь далеко отсюда и никогда, никогда не возвращаться…

И тут бабушка выложила свою козырную карту.

– Интересно, что сказал бы на это твой папа.

Комната поплыла перед глазами Дженифер, ее сердце бешено забилось, и, беспомощно разведя руки, она выбежала из комнаты… прочь, прочь, куда угодно, лишь бы хоть как-нибудь избавиться от всего этого.