На палубе она заглянула в тесный камбуз. В нем по-прежнему стояла плита, а на ней две пустые бутылки. В шкафчике лежала разбитая тарелка.

Штурвал находился там же, где тринадцать лет назад, когда Дик Кумбе помог привести судно в гавань, и Дженифер стояла на том самом месте, где когда-то упал Кристофер, когда обломки рангоута сломали ему спину.

По трапу она спустилась в каюты. Сперва она вошла в закуток помощника размером с небольшой шкаф, а из него в главную каюту или капитанский салон – комнату размером в шесть-семь квадратных футов со складным столом в центре, вделанной в пол скамьей и стенными шкафами.

Раздвижная дверь вела в спальную каюту капитана – шкаф фута на два больше, чем у помощника, но с умывальником. Здесь Кристофер мальчиком уснул в слезах во время своего первого плавания из Бристоля, в то время как смущенный и раздосадованный поведением сына Джозеф шагал по палубе у него над головой. Дженифер села за стол и подперла подбородок руками. На переборке все еще висели часы, стрелки которых остановились на двадцати четырех минутах десятого. Под часами висел календарь на 1912 год. В каюте пахло сыростью и гнилью; во время высоких весенних приливов сквозь доски пола просачивалась вода.

Ящик стола был набит картами, пожелтевшими от времени, отсыревшими, замусоленными. Когда-то за этим столом, разложив перед собой карты, сидел Джозеф. Он пометил их своей печатью: «Капитан Джозеф Кумбе».

С тяжелой душой Дженифер поднялась из-за стола. Она открыла один шкаф и обнаружила, что он забит самыми разнообразными предметами. Там лежали отсыревшие старые книги и газеты, мужская фуражка.

Она прошла в каюту капитана и стала рыться в шкафах. Здесь она нашла старую зубную щетку, запонку и один носок. В углу ящика лежал маленький потрепанный молитвенник. На форзаце было написано: «Дику от любящего отца Сэмюэля Кумбе. Май 1878».

Верхний ящик Дженифер долго не удавалось открыть. Она тянула его, толкала, но он не поддавался. И только когда она изо всех сил рванула его на себя, он открылся. Она сразу поняла, почему ей пришлось приложить столько усилий: в глубине ящика стояла большая деревянная шкатулка. Дженифер вынула ее, перенесла в капитанский салон и поставила на стол. Подняв крышку и заглянув внутрь, она увидела, что шкатулка набита бумагами, документами и связками писем.

Бумагу за бумагой она выложила содержимое шкатулки рядом с собой на скамью. Здесь были самые разнообразные счета, документы, относящиеся к корабельному грузу, к стоянкам в разных портах, отчеты о плаваниях, несколько страниц из судового журнала.

Здесь же был капитанский диплом Джозефа Кумбе, кусок пергамента, доставивший ему и Джанет столько радости, документ, которым они так гордились. Была там и выцветшая фотография, сделанная в 1879 году, запечатлевшая Джозефа, Сьюзен и их четверых детей: Кристофера, Альберта, Чарльза и Кэтрин.

Здесь были письма Джозефа и Дика о рекордах, установленных кораблем за время плавания, множество обрывочных сведений и деталей, которые с изумительной полнотой складывались в историю шхуны «Джанет Кумбе».

Читая эти забытые бумаги, Дженифер вновь видела перед собой гордый абрис летящего по бурным волнам корабля, слышала пение парусов и скрип мачт, слышала крики матросов на палубе, видела фигуру Джозефа – его темные волосы и борода пропитаны морскими брызгами, громкий голос отдает приказания, и ветер уносит их вдаль…

Она слышала завывания ветра и грохот моря. Видела, как Джозеф запрокидывает голову и смеется.

Дженифер прервала чтение, подняла голову и огляделась. Она услышала стук капель, падающих с палубы, увидела разбитое стекло и ржавые гвозди на пропитанном влагой полу. Скорбные звуки… скорбное зрелище.

Под письмами на самом дне коробки лежал небольшой сверток, перевязанный старой тесьмой. Дженифер взглянула на почерк, и ее сердце дрогнуло. Где-то она его уже видела. В книгах матери. Это был почерк Кристофера. Письма были адресованы Джозефу Кумбе. Она перевернула их и увидела, что печати не сломаны. Их никто не читал.

Она чувствовала, что имеет право прочесть эти письма, письма, которые пришли из прошлого.

Так Дженифер наконец узнала правду о первых днях Кристофера в Лондоне. Последнее письмо, никем не прочитанное и оставшееся без ответа, было датировано 22 ноября 1890 года. Письма отца были обречены пролежать в этой коробке более тридцати пяти лет, пока дочь их не найдет.

По лицу Дженифер текли слезы, сидя на скамье, она раскачивалась взад-вперед от горя.

– Мой дорогой, – шептала она. – Мой дорогой.

Она не слышала ни шагов на палубе, ни скрипа лестницы и, лишь отведя взгляд от связки писем, которая лежала у нее на коленях, увидела, что в дверях каюты кто-то стоит. Несколько секунд оба молчали. Пораженная, не в силах пошевелиться, Дженифер увидела Кристофера, его длинные ноги, его взъерошенные волосы… видение мелькнуло перед ней и исчезло, а на его месте стоял молодой человек, которого она никогда раньше не встречала.

Джон по сухому илу пробрался к шхуне и заметил, что к веревочной лестнице с правого борта привязана маленькая лодка, плавающая на глубине не более фута.

«Мародеры», – подумал он и, взобравшись на палубу, сразу спустился в каюту. Остановившись в дверях, он прищурился, и его сердце усиленно забилось – у стола, с откинутыми со лба темными волосами, сжав руки, сидела сама Джанет Кумбе.

Затем видение исчезло, и он увидел, что незнакомка – это всего лишь молодая девушка с залитым слезами лицом.

– Привет, – сказал Джон.

– Привет, – ответила Дженифер, тыльной стороной ладони вытирая глаза.

– Вы о чем-то плакали?

– Да.

Он шагнул вперед и заметил на столе коробку.

– Как вам удалось выдвинуть этот ящик?

– Я тянула его до тех пор, пока он сам не вылез.

– Я думал, что задвинул его достаточно крепко.

– Значит, это вы положили в него шкатулку?

– Да, лет шесть назад. До того она лежала на скамье, на которой вы сидите. Я боялся, что она может разбиться или попасться на глаза какому-нибудь любопытному дураку. Теперь я вижу, что даже ящик ее не уберег.

– Вы хотите сказать, что я любопытная дура?

– Мне ничего про вас не известно. Вы положили письма на место?

– Большинство. Но эти я хочу оставить себе.

– Какие именно? Вы хотите сказать, что сломали печати? И ваш поступок не кажется вам отвратительным? Я специально положил их на самое дно. Они адресованы тому, кто уже мертв, кто умер двадцать пять лет назад.

– Я знаю.

– Вот как? У вас привычка читать письма покойников?

Дженифер отвернулась, из глаз у нее снова брызнули слезы.

– У меня больше никогда не возникнет такого желания. В них столько горя, что лучше бы я не знала правды.

– Значит, когда я вошел, вы плакали над этими письмами?

– Да.

Он подошел и сел на скамью рядом с ней.

– Почему они заставили вас плакать?

– Я не знаю, кто вы и почему я должна вам отвечать. Вы только что назвали меня любопытной дурой, пусть будет так.

– Извините, я был груб с вами. Но, видите ли, этот корабль принадлежит мне. Я пришел в ярость оттого, что какой-то посторонний вообще на него забрался.

– Я вас хорошо понимаю.

– Полагаю, эти бумаги навели вас на кой-какие мысли, Этгот корабль связан с жизнью давно умерших людей, мужчин и женщин, которые любили друг друга, и теперь от них ничего не осталось. С вашей стороны нехорошо было вскрывать запечатанные письма.

– Как это может быть нехорошо, если они мои?

– О чем вы говорите?

– Эти письма были написаны моим отцом и дедом.

– Так вы Дженифер?

– Да, я Дженифер. А вы – Джон?

– Я – Джон. Дать вам платок, Дженифер? Возьмите, он абсолютно чистый.

– Благодарю.

– Теперь вы выглядите лучше. Я был резок с вами. Тысяча извинений.

– Все в порядке. Откуда вам было знать, кто я такая?

– Не знаю… мог бы догадаться. Значит, вы живете у Филиппа Кумбе. Как вы с ним ладите? Похоже, вы единственная особа, которая смогла с ним ужиться.