После того как Красная армия покончила в междуречье Дуная и Днестра с румынским государственным присутствием, Москва наложила на Южную Бессарабию жирную печать советизации. Об этой сургучной тяжести здесь вспоминают по-разному, но чаще, чем я ожидал, с какой-то светлой и, похоже, искренней тоской. Зенитом развития считаются брежневские годы, когда в Измаиле процветали массовый профсоюзный туризм и дешевые речные перевозки. Киев не успел пока концептуально освоить эти просторы, и драматические события последних лет лишь по-новому высветили эту проблему. Четверть века, минувшие с момента советского распада, не слишком сильно отпечаталась на облике бессарабского юга, не сказалась радикальным образом на главном языке здешнего межнационального общения. За украинским нужно отправляться в здешние “украинские деревни”: Шевченкове, Кислиця, Першотравневе.

Килия. Литография XV века.

Местные интеллектуалы утверждают: на северо-западе Причерноморья, как и по всей стране, складывается особый тип национальной идентичности – русскоязычное украинство, – связанный не только с актуальным политическим лозунгом, но и с тонкостями личного мироощущения. Легко предположить, что кризисный общественный слом подталкивает этот процесс. Если так, то философия Буджака особенно мозаична: барабанная память суворовской победы перемешана с аскетичными традициями староверов, рыбацкими небылицами о кормильце Дунае, советским эпосом освобождения-восстановления и новыми мотивами украинской независимости. Нельзя исключать, впрочем, что суть этого мироощущения точнее всего выражена в названии книги местного историка Светланы Паламарчук: “Забытая земля”.

Центр Украинского Придунавья – 75-тысячный Измаил, давнее прошлое которого непрозрачно, как воды Дуная. Краеведам иногда хочется думать, что турки оборудовали могучую крепость на месте сожженного кочевниками древнеславянского поселения Смил, которое, в свою очередь, возникло на руинах античной Антифилы. Однако историки в наличии Антифилы сомневаются, а в существование Смила не верят. Наукой установлено: скорее всего, в XVI веке турки построили у молдавской речной переправы, известной как “переправа ягнят”, сначала укрепление, а затем и крепость для защиты от разбойников. О бойком османском Измаиле 1660-х годов занимательно рассказано в путевых заметках Эвлии Челеби: “Всего в городе две тысячи домов. Все дома с каменными стенами и черепичными крышами находятся в мусульманских кварталах. Есть одна баня, но такая грязная, что тот, кто войдет в нее, пожалеет… Мостовой в городе нет совсем. На невольничьем рынке много белых рабынь и невольников-мальчиков. Население города живет куплей-продажей, промышляет торговлей с валахами и молдаванами. На берегах Дуная разместилось около двух тысяч рыбных лавок; купцы ежегодно отправляют две тысячи возов соленой рыбы в польские и московские земли… По численности комаров этот город вызывает удивление. По законам шариата проституток, которых ловят в крепости, отправляют на остров Йилан [Змеиный], оставляют там голыми, и за одну ночь они погибают от старания комаров, москитов и разной мошкары”.

Я предусмотрительно захватил с собой в поездку репеллент, но бытовая химия не пригодилась: несмотря на майские грозы, комары меня пощадили. Город с утра до вечера был тих, немноголюден (за исключением шанхайского типа торговой зоны), однако не лишен особого, пусть и скромного достоинства центра провинции:

Каждая из строк, вышедших из-под пера местного поэта, содержит явное преувеличение, хотя реалии Измаила на поверку способны опровергнуть многие предрассудки недоверчивого иностранца. У входа в отель Premier меня испугала было автоцистерна с надписью “Ремонт трубопроводов”, однако эта гостиница в паре кварталов от бронзового Суворова и нарядного Свято-Покровского собора оказалась по европейским меркам регулярной, еще и с фотогалереей VIP-постояльцев в холле: киевская поп-звезда Тина Кароль, безымянный “бизнесмен из Москвы”, консул Российской Федерации в Одессе Ю. Ю. Диденко.

Андрей Ухтомский. Сергей Тучков. Гравюра.

Наверное, Измаилу все-таки не повезло: доблести его прошлого и достижения его настоящего достойны масштабов областного центра, однако таким статусом город обладал лишь одну сталинскую пятилетку. В 1954 году Измаил разжаловали в райцентр, как считается, в связи с секретным режимом приграничной зоны и главной гавани советской Дунайской военной флотилии. Бронекатер на постаменте из бетона, памятник героическим морякам, украшает истоки главной улицы города, естественно, проспекта Суворова. Рядом с мемориальным катером наблюдаются приметы постсоветской культуры: поле для мини-гольфа, страховая контора “Фидель”, штаб Бессарабского казачьего полка.

Измаил надежно избавился от всего восточного, что некогда было в его облике, но сохранил турецкое название. Основанное поблизости от крепости гражданское поселение получило поначалу имя первого царского градоначальника, опытного администратора Сергея Тучкова?[107], но в итоге разросшийся город так и остался Измаилом. Часть бывшей территории крепости теперь контролирует Свято-Николаевский мужской монастырь, основанный, если верить латунной табличке на его воротах, в 1077 году, то есть в ту пору, когда холм над привольным Дунаем был еще более пустынным, чем сейчас, хотя и не обезображенным следами постсоветского хозяйствования. Монастырь в крепости Измаил примерно в XVII столетии заложила пришлая братия – из монастыря Каракал на полуострове Афон; османские администраторы, напомню, позволяли лояльным подданным султана верить в любого Бога. Измаильская обитель формально до сих пор принадлежит святогорскому монастырю. Ее западные ворота выходят как раз к бывшей Малой ханской мечети, на тусклый купол которой нет-нет да и поглядывают хлопочущие по хозяйству иноки. Рядом с мечетью-диорамой обустроен городской пляж – привозной песок, волейбольная площадка, карусель, закусочная с пластиковыми столиками, спасательная вышка. С этого низкого берега, очевидно, чудо-богатыри и сплавляли по реке тысячи трупов бездыханных врагов.

Дунай, похоже, сейчас не так дорог Измаилу, как был дорог еще поколение или два назад. Дело, конечно, не в том, что близко к реке, помимо района Крепость, улицы которого (Фанагорийская, Апшеронская) напоминают о суворовских полках, подходит только восточная окраина города Копаная Балка. Дунай силен, широк, иногда непредсказуем, поэтому многие города и повернуты к реке спиной, строятся на почтительном расстоянии от берега. Нет, отдаление Измаила от Дуная не топографического характера, оно, как мне показалось, другой природы.

Единственная здешняя набережная, имени советского хозяйственника, директора Дунайского государственного пароходства Луки Капикраяна, проложена рядом с морским вокзалом. Его здание в послеобеденный час встретило меня хирургической чистотой и гробовой тишиной. Трехэтажный орехово-аквамариновый корпус отстроили в брежневскую эпоху, лестничные пролеты украсили монументальной мозаикой на оптимистические темы. Вот чубатый украинский казак и русский старовер в папахе ведут в бой усатого пехотинца с лицом царя Петра, а Мамай?[108] яростно наигрывает им на кобзе. Этажом выше казачество становится красным и сражается уже не против турок, а за советскую власть. Парубка провожает в бой суженая, однополчане уносятся в бой на алых, словно с полотна Кузьмы Петрова-Водкина, скакунах. К глубокомысленной надписи way out на дверях запасного выхода?[109] сопровождают космонавт с раскинутыми на всю Галактику руками, завитый пуделем Пушкин, а также значок мирного атома и стая птиц тропических цветов. Мозаичные полотна в гулком здании выглядят как росписи египетских пирамид, сохраненные, чтобы поведать потомкам о погибшей цивилизации: этот великий народ умел трудиться, побеждать, любить, мечтать. Каменные картинки цветного прошлого контрастируют с прагматичным настоящим: старая концепция общественной жизни мертва, новая мозаика Буджака пока не сложилась.