— А что? — я постарался придать своему лицу самое наивное выражение, на которое был способен.

— А то… — бармен не продолжал.

— Что «то»?

— То, что Серж, на удивление, слишком ловко для новичка обращается с огнестрельным оружием, и слишком легко выходит из различных переделок. Тебе Ледокол не рассказывал, как он через Свалку прошел?

Я покачал головой. Как-то не до того мне было в последние сутки, чтобы про новичка у Лехи выспрашивать. Похоже, что бармен лучше моего осведомлен о похождениях Сержа. И жаждет поделиться со мной своими соображениями. Что же, не буду ему в этом мешать.

— Серж, пока через Свалку до блокпоста добирался, успел положить двух кабанов, плоть и чернобыльца- одиночку. А еще с мародерами поцапался, да так, что тех бандюков до сих пор по частям, наверное, собирают. Это тебе как? Не круто для непьющего пацифиста?

— Круто, только кто тебе сказал, что он пацифист? Может, служил где-нибудь в горячей точке? Такой вариант возможен?

— Вполне, только, скорее, служил он не в горячей точка, а в спецуре.

— Тоже может быть. — я пожал плечами. — И что тут странного? В Зоне каждый третий такую подготовку имеет. Чего особенного-то?

— Особенного-то, конечно, ничего. Только, не кажется тебе, Крохаль, что слишком много совпадений в последнее время случилось: Серж, Телеграф, контракт? А?

Не сказать, что измышления Графа меня сильно поразили. И так было понятно, что кто-то на меня серьезно взъелся. Открытым оставались два вопроса: кто и за что? Тогда, по крайней мере, стало бы понятно, что мне дальше делать. Примерно так я думал, пока Граф прикуривал очередную сигарету. А потом бармен выложил на стол свой главный козырь:

— Хочешь знать, кто на тебя охотится?

Я чуть дымом не подавился от такого поворота событий! Ай да бармен, ай да Граф! Силен мужик! Если он действительно знает ответы на мои вопросы, тогда я ему точно обязан. Придется, даже, с его дочкой встретиться, при условии, что жив буду! Наблюдая за моей реакцией, бармен довольно улыбался. Уел он меня, ой как уел!

— Ну, говори, не тяни удава за причинное место! — я нагнулся к столу и положил не него руки. — Что ты знаешь, хитрый лис?

— Охоту на тебя открыл человек из АСО.

Я вновь откинулся к стене. АСО, значит! Что ж, Агентство Специальных Операций — серьезная организация, когда-то мне довелось на нее работать. Предположения мои оправдывались — кто-то из коллег очень не хочет, чтобы Крохаль дальше по Зоне гулял. И я даже догадывался, кто именно. Вроде, разошлись мы тогда с ним без взаимных претензий, можно сказать — полюбовно. Оказывается — нет, и дядя Витя решил мне припомнить все наши разногласия.

— Откуда информация? — я хотел выяснить как можно больше, прежде чем принимать решения о своей дальнейшей судьбе.

— От верблюда! — крикнул неожиданно бармен, и продолжил, срываясь на визг. — Зона слухами полнится! Я тебе что, отец родной, чтобы раз за разом из дерьма вытаскивать?! Если ума своего нет, то взаймы никто не даст! Говорил я тебе, дураку: «Уходи»! Чуть не в ногах у тебя валялся! Нет, блин, поперся, да еще новичка с собой прихватил! Мало тебе профи в напарники?! А если бы он тебя в той ходке угробил?! Теперь что делать будешь?! А?! Козел винторогий! Смертник хренов! Тебе что, денег не хватает?! Или башка дурная не дорога?! Драйва по жизни захотелось?! Или грудь в крестах, или голова в кустах! Идиот, твою мать!

Глядя на истерику Графа и раскрасневшееся лицо, я даже как-то остолбенел, не ожидая от всегда выдержанного мужика такой бабьей слабости. Бармен, между тем, перестал кричать, схватился за грудь и повалился на стол. Лицо его из красного превратилось в сизое, и он начал задыхаться. Я вскочил, подхватил умирающего под руки и уложил на пол. Бармен корчился возле стола и что-то пытался мне сказать, но сквозь судорожные вздохи я не мог разобрать, что именно. Мне пришлось присесть и поднести ухо к самым губам Графа.

— …арман……рей… Там… — Граф, выпучив безумные глаза, судорожно шарил руками по своей душегрейке, пытаясь что-то нащупать. Холодные руки его были покрыты липким потом. Пальцы никак не могли попасть в прорезь кармана, чтобы достать оттуда вещь, видимо бесценную, раз он при смерти думает о ней.

Я вынул из кармана Графа небольшой флакон темного стекла, закрытый красным колпачком. На белой потертой этикетке виднелась надпись, только разбираться, что там написано, было некогда. Очевидно, жидкость, плескавшаяся за коричневым стеклом, сейчас была для бармена спасением. Я снял колпачок и увидел под ним пуговку распылителя. Граф уже ничего не пытался сказать мне, а, только раскрыв рот, неожиданно покрывшийся белесым налетом, дико вращал глазами, выкатившиеся из орбит так, что еще чуть-чуть, и они бы упали на пол. Я поднес флакон ко рту бармена и несколько раз нажал на головку распылителя.

Буквально через полминуты Граф перестал корчиться, задышал легче, а лицо стало принимать обычный, пусть и болезненный, цвет. Я посадил страдальца к стене и отошел за водой.

Бармен пил воду, стуча зубами по граненому стеклу, будто поезд на стыках рельс. Напившись, он немного успокоился и почти пришел в себя, однако его руки, когда протягивали мне стакан обратно, предательски дрожали. Я присел рядом с Графом. Ноги отказывались меня слушаться. Удивительно! Сколько раз я наблюдал смерть, сколько раз у меня на руках умирали товарищи, захлебываясь кровавой пеной, скольких я сам отправил на тот свет, а никогда еще я не чувствовал себя таким раздавленным, как сейчас, в очередной раз повстречавшись с костлявой.

Через некоторое время слабость отпустила меня, и я поглядел на бармена. Тот сидел, прикрыв глаза и безвольно бросив руки. Мне показалось, что на сей раз смерть оставила жертву.

Я протянул руку и поднял с пола спасительный флакон. Потом начал рыскать взглядом по комнете, ища красный колпачок. Оказалось, тот закатился под стол. Дотянуться с мета не получалось, поэтому мне пришлось встать, чтобы поднять его. Я закрыл спрей и вновь тяжело опустился рядом с барменом. Граф все еще не пришел в себя. Он был жив, дыхание его теперь стало ровным, но глаз он не открывал. От нечего делать я принялся изучать пузырек, на моих глазах спасший человека. Красные буквы на этикетки сложились в слово «изокет», что-то смутно мне напомнившее. Где-то я его уже слышал, вот только никак не мог вспомнить — где именно. Почему-то, сейчас мне казалось это очень важным — вспомнить, где я мог встретить это слово. Чтобы освежить память, я начал рассматривать пузырек внимательнее. Под большими буквами стояла надпись поменьше, полустертая: «спрей». Ну, это и так понятно. Под этим словом буковки были совсем маленькие. Чтобы разобрать, что там написано, я поднес флакон к глазам и прочитал, почти по складам: «и-зо-сор-би-да ди-нит-рат». Прочитанное не прибавило мне понимания. Я даже потряс головой, чтобы отогнать назойливые мысли о необходимость обязательно вспомнить, где я с этой штукой встречался.

Помог мне, как ни странно, Граф. Бармен уже пришел в себя, открыл глаза, протянул руку и забрал у меня флакон. Потом бережно спрятал его в карман душегрейки.

— Тебе это, пока, рано знать, — сварливо прохрипел он. — Принеси еще воды.

Я послушно поднялся и сходил за водой. Граф залпом выпил почти все, что было в стакане. Затем он поднялся, опираясь о мою руку и кряхтя, поставил стакан с остатками воды на стол и полез в другой карман. Оттуда бармен достал блистер с таблетками, часть которых уже покинула свои ячейки, выдавил на ладонь белый кружок и закинул его в рот, запив оставшейся водой.

Я стоял посредине кухоньки и наблюдал за действиями всемогущего владельца «100 рентген». А тот, откашлявшись, присел на табурет и посмотрел на меня.

— Не думал ты, что хозяин «100 рентген», знаменитый Граф, может сердцем болеть? — бармен попытался хитро сощуриться, но вышло у него это, скорее, жалостно, чем озорно. — Вот так, Крохаль! Никто своего часа не знает!

Тут меня осенило! Конечно! «Изокет»! Как же я забыть мог! Продвинутая форма всем известного нитроглицерина!