В неорганической природе – другое дело. Здесь не предшествует разложению исход какого-либо высшего начала, а прямо самый акт отделения какого-либо элемента есть разложение, за которым тело тотчас пропадает. Нагревайте смесь серы и ртути – выйдет киноварь, тело химически составленное. Положите в киноварь железо и нагревайте – сера соединится с железом, а ртуть отделится и киновари не станет. Это – самый акт отделения составных частей. А там не так: жизненное начало отойдет, а тело остается цело, как было.

Последний пример подает повод к следующему замечанию. Состоящих в химическом соединении элементов каждый теряет свои природные свойства и из соединения их слагается совсем новое тело, не похожее ни на тот, ни на другой элемент.

Если душа химически соединена с телом, то она тут не душа, а становится душою только по выходе из тела. Как же мы зовем ее душою? Если же она здесь в химическом соединении с организмом бывает душою, то по освобождении из него должна бы быть уже не душой, а другим чем-либо. Новому учению следовало бы озаботиться дознанием ее собственного имени по выходе ее из тела?

Приложу и еще одно. Новому учению кажется, что душа становится отвлечением каким-то, когда признают ее духовною. Нет, признавая ее духовною, мы никак не думаем, что она есть какая-либо идея, а есть действительная сила, реально существующая. Отделение ее от тела производит влияние на организм потому, что она оживляет тело. Отходит душа – жизни уже нет. Чтобы отделением своим произвести ей такое действие на организм, для этого нет никакой нужды быть ей вещественною и состоять в химическом сродстве и союзе с организмом.

Чтобы отвеять эти неприятные помышления о душе, наводимые новым учением, привожу слова св. Григория Нисского о душе и ее отношении к телу.

Вот что говорит он о душе: «Душа есть сотворенная сущность, сущность живая, разумная, органическому и чувствительному телу сообщающая собою жизненную и восприемлющую чувственную силу до тех пор, пока способное к приятию сего естество оказывается состоятельным» (ч. 4, стр. 214).

Это он говорит о душе, пока она в теле. Что же происходит, когда она выходит из тела?

«Когда… эта жизненная причина, которая находилась некогда в теле, вдруг делается невидимою и неприметною, подобно тому как в погашенном светильнике горевший дотоле пламень, тогда по расторжении сродства стихий в каждой из них происходит стремление к состоящему с нею в свойстве, так как самое естество стихий, по какому-то необходимому влечению, возвращает однородному свойственное ему»… (там же, стр. 206).

Если таково следствие отделения души от тела, то не есть ли потому она сама стихия телесная?

Нет, душа «существует сама по себе, особым естеством, отличным от телесной дебелости. Она невещественна, бесплотна, действует и движется сообразно со своею природою и свойственные ей действия обнаруживает телесными органами. Органическое устройство тела в полной мере то же и в умерших, но остается неподвижным и бездеятельным, по отсутствии в нем душевной силы» (там же, стр. 212 и д.).

Нельзя оставить без замечания и последних слов этого скорбного отдела умствования нового учения, где говорит оно о химии и математике. «Эти науки, отделив Бога от твари бесконечною разницею, как бы отворяют дверь вере, объясняя необходимость Откровенного богопознания. Отвергнуть его они не могут по причине признанного ими всемогущества Божия и независимости действий Его от суждения человеческого» (Прибавление).

Химия и математика отодвинули идею о Боге подальше, чтоб совсем обойтись без Бога. Помышление о Боге они забросили за себя назад. Химия не знает ничего, кроме вещества; математика тоже в приложениях своих выкладок все упирает только на вещественное.

Плохие они руководители к вере в Бога. Не отворяют, а затворяют они эту дверь. К ним точь-в-точь идет то, что св. Григорий Нисский говорит об Эпикуре: «Пределом естества существ было у него видимое и мерою постижения вселенной полагал он ощущение, совсем смежив чувствилище души и не имея возможности обратить взор на что-либо умственное и бесплотное, как заключенный в какой-либо хижине остается не видящим небесные чудеса, потому что стены и потолок препятствуют ему видеть то, что вне хижины.

Ибо все чувственное, что только усматривается во Вселенной, подлинно есть какая-то земляная стена, которая людям несильного ума преграждает собою путь к воззрению на умственное. Таковый видит только землю, воздух и огонь, а откуда каждая из сих стихий, или в чем она состоит, или чем содержится в своем месте, не может этого усмотреть по низости ума. И хотя иной, увидев одежду, заключает о ткаче, по кораблю уразумевает кораблестроителя, а глядя на здание, представляет руку здателя, однако ж и он, взирая на мир, остается слепым для усмотрения Того, Кого он указует (ч. 4, стр. 208).

Вот чего ожидать надо от этих наук! Особенно химия воткнулась в стихии, и где ей приподнять голову, чтоб воззреть на небо? Есть у меня стихии, говорит она, да закон сродства, – чего же еще хотеть? Ни в какой сторонней силе не имею я нужды.

Благочестивые химик и математик, изумляясь, как все премудро устроено мерою, весом и числом, будут тем возгревать в себе религиозное чувство: но самые науки, как науки, в производствах своих работ совершенно обходятся без помышления о Боге. «Бога отвергнуть они не могут», – говорит новое учение. Отчего же это ныне, с преобладанием направления к естествоведению, развилось охлаждение к вере в Бога и Его промышление? Оттого, что науки эти не хотят знать могущества Божия. Для них ничего нет могущественнее законов природы. Идею о Боге отодвинули они в сторону. Вместе с ними ревнует о том же и новое учение. Поведет ли это к чему-либо доброму?!

До сих пор мы рассматривали новое учение в его основаниях, следили за тем, как оно само себя развивало. Станем теперь с ним лицом к лицу и обсудим его по составу, в котором оно сформировалось, и по тому положению, в котором выразилось.

Таким образом, прежде всего: согласно ли оно само с собою и не противоречит ли себе? Далее, если принять его как предположение для объяснения известного круга явлений, то объясняет ли оно эти явления?

Ответ на первый вопрос несложен. Новое учение говорит: «Душа и Ангел – полное тело, имеющее весь образ человека: голову, волосы, лицо, очи, уши, перси, руки, ноги».

Чтоб это разнообразие частей могло иметь место и чтобы эти части отличались сами в себе одна от другой и были отличаемы другими извне, необходимо допустить в составе их различие элементов.

Состав глаза должен отличаться от состава руки, ноги и проч. Если так, эти тела – души не могут состоять из одного эфира, как полагает новое учение, ибо эфир признается самою простою из всех мировых стихий, который сам по себе не может дать разнообразия составных частей для образования души – тела в целом ее виде.

Можно придумать и другие тонкие вещества, подобные эфиру по тонкости, но разные по свойствам, чтобы составить душу. Но тогда все же нельзя сказать, что душа проста и несложна, а должно признать ее многосоставным организмом, хотя бы и тонким.

Согласится ли новое учение дополнить себя этим положением? Если согласится, а не согласиться едва ли можно, то должно согласиться вместе с тем, что душа – тело, не из эфира только состоящее, или сознаться в своей несостоятельности.

Таким образом, существенный смысл нового учения необходимо требует разнообразия стихий в составе души – тела, хотя бы то наитончайших. Став на эту точку, мы спрашиваем: кто организатор этих разнообразных частей из стихий – тонких и эфирообразных? Кто держит их в целости и единообразном соотношении? Ведь должен же кто-нибудь?!

В организме тела нашего все исходит из одной центральной силы жизненной и ею все хранится. Такая же сила должна быть присуща и организму души – тела.

Если не допустить такого организатора, то придем к мысли, что все части души – тела не состоят в жизненном взаимном сочетании, а так, приставлены одна к другой. Отсюда, далее, все станет непонятно и затемнится: и движение, и чувство, и всякое действие, даже в самом простом его виде.