Странный коробейник засмеялся, встал и завязал свой тюк. Николас Снайдерс не шевельнулся и не произнес ни слова, пока мягкий стук тяжелой двери не вернул ему утраченного равновесия. Схватив оставленный незнакомцем флакон, Снайдерс вскочил со стула, собираясь выбросить его на улицу вслед за ушедшим, но отблеск пылающих в камине углей на полированной поверхности флакона остановил его.

- В конце концов сама бутылочка чего-то стоит, - усмехнулся Николас.

Он отодвинул флакон и, засветив две восковые свечки, углубился в свою счетную книгу в зеленом переплете. Однако время от времени взор Николаса Снайдерса возвращался к тому месту, где стоял серебряный флакон, наполовину утонувший среди пыльных бумаг. А немного позднее раздался стук в дверь, и на этот раз действительно пришел молодой Ян.

Ян протянул свою здоровенную лапу через заваленный бумагами письменный стол:

- Мы расстались в гневе, Николас Снайдерс. Это моя вина. Вы были правы. Прошу вас, простите меня. Я был бедняк, с моей стороны было очень эгоистично желать, чтобы молодая девушка делила со мной нужду и горе. Но теперь я уже больше не бедняк.

- Садись, - ответил Николас приветливым тоном. - Я слышал обо всем этом. Итак, ты теперь и шкипер, и хозяин судна. Своего собственного судна?

- Судно станет моим после следующего рейса, - с веселой улыбкой ответил Ян. - Мне это обещал бургомистр Алларт.

- Обещать - это одно, а сдержать слово - совсем другое, многозначительно сказал Николас. - Бургомистр Алларт - человек небогатый. Его может соблазнить большая сумма денег, предложенная другим, который таким образом станет собственником судна.

Ян от души рассмеялся.

- Ну, это мог бы сделать разве какой-нибудь враг, а у меня, слава богу, врагов нет.

- Счастливый ты парень! - воскликнул Николас. - Не каждый может похвастаться, что не имеет врагов. А твои родители, Ян, будут жить с вами?

- Нам бы хотелось, - ответил Ян. - И Кристине, и мне. Но мать очень слаба, и старая мельница стала частью ее жизни.

- Согласен, - сказал Николас, - старая виноградная лоза, оторванная от старой стены, вянет. А твой отец, Ян? Ходят разные слухи. Мельница себя окупает?

Ян отрицательно покачал головой:

- Она уже никогда не будет давать дохода, и долги душат отца. Но все это, впрочем, как я доказал ему, дело прошлое. Его кредиторы согласились считать должником меня и подождать с уплатой.

- Все ли? - усомнился Николас.

- Все, кого мне удалось разыскать, - ответил Ян.

Николас Снайдерс отодвинул свой стул и посмотрел на Яна с улыбкой, затерявшейся на его морщинистом лице:

- Значит, ты и Кристина уже обо всем столковались?

- С вашего согласия - да, мингэр, - ответил Ян.

- А будете ли вы ждать моего согласия? - спросил Николас.

- Мы хотим, чтобы вы его дали, мингэр.

Ян улыбнулся, но тон, которым он это сказал, был все же приятен для ушей Николаса Снайдерса, потому что Николас больше всего любил бить собаку, которая рычит и скалит зубы.

- Лучше не ждите, - сказал Николас Снайдерс. - Вам пришлось бы дожидаться чересчур долго.

Ян вскочил, и краска гнева залила его лицо:

- Значит, вы остаетесь верны себе, Николас Снайдерс! Тогда - как хотите!

- Может быть, ты думаешь жениться на ней вопреки моей воле?

- Да, вопреки вашей воле и вопреки воле ваших адских друзей и самого дьявола, которого вы на побегушках! - выпалил Ян.

Потому что душа у Яна была великодушная, храбрая, нежная, но чрезвычайно вспыльчивая. Даже у самых лучших душ есть свои недостатки.

- Мне очень жаль, - сказал старик Николас.

- Рад слышать это, - ответил Ян.

- Мне жаль твою мать, - пояснил Николас. - Боюсь, что бедная женщина останется без приюта на старости лет. Отсрочка по закладной будет аннулирована в самый день твоей свадьбы, Ян. Мне жаль и твоего отца, Ян. Ты не встретился с одним из его кредиторов. Да, жаль твоего отца. Он всегда страшился тюрьмы. Мне жаль и тебя самого, мой юный приятель. Тебе опять придется начинать жизнь сначала. Бургомистр Алларт у меня в кулаке. Мне стоит только слово сказать, и твое судно будет моим. Желаю тебе наслаждаться счастьем с молодой женой. Она, должно быть, очень тебе дорога, потому что тебе придется дорого за нее заплатить.

Отвратительная усмешка на губах Николаса Снайдерса привела Яна в бешенство. Он поискал глазами, чем бы запустить в этот гнусный рот, чтобы прекратить зубоскальство, и случайно рука его наткнулась на серебряный флакон коробейника. В ту же минуту рука Николаса Снайдерса тоже ухватилась за флакон. Усмешка исчезла с его лица.

- Садись, - приказал Николас Снайдерс. - Нам надо еще поговорить. - И в голосе его прозвучало нечто такое, что заставило молодого человека повиноваться.

- Ты удивляешься, Ян, почему я всегда стремлюсь вызвать гнев и ненависть. Временами я сам этому удивляюсь. Почему никогда не появляется у меня желание делать добро, как это бывает у других людей? Слушай, Ян. Я сейчас в странном настроении. Я знаю, подобных вещей не бывает на свете, но сейчас у меня такая прихоть, мне хочется думать, что это возможно. Продай мне свою душу, Ян, продай мне свою душу, чтобы я тоже мог испытать любовь и радость, о которых слышу кругом. Ненадолго, Ян, ненадолго, и я дам тебе все, к чему ты стремишься. - Старик схватил перо и стал что-то писать. - Смотри, Ян, вот судно уже принадлежит тебе, и никто этому не может помешать. Мельница освобождена от долгов, и отец твой может снова ходить с гордо поднятой головой. А все, чего я прошу, Ян, это чтобы ты выпил со мной и в этот момент искренне пожелал, чтобы твоя душа ушла от тебя и стала душой старого Николаса Снайдерса - на короткое время, Ян, только на короткое время.

Трясущимися руками старик откупорил флакон разносчика и налил вино в две одинаковые рюмки. Ян едва не рассмеялся, но его удержало то, что страстность старика, казалось, граничила с безумием. Да, он, видимо, сошел с ума, но это не может обесценить бумагу, которую он только что подписал. Порядочный человек не шутит со своей душой, но что было делать Яну, когда из мрака выплыло и засияло перед ним личико его Кристины.

- Ты должен крепко пожелать этого, - прошептал Николас Снайдерс.