Завтра, подумал, нам обоим, наверное, влетит от классной. Победителей не судят и всё такое, но на предзащите-то я выступал совсем с другим докладом.

Почему-то Сашка был уверен, что и текст, который заносил в школу отец Курдина, сильно отличался от произнесённого сегодня.

Зачем так поступил Курдин, хотя бы ясно. А Сашка – зачем? Неужели только из зависти к его успеху?

Он хотел бы верить, что – нет. Что, например, – из стыда перед дедовым шаром. Или из уважения к дедовой памяти.

Так думали другие – те, кто сегодня поздравлял и восхищался им.

А Сашка не знал.

Все наконец разошлись, и он спустился, чтобы забрать куртку. Тётки-гардеробщицы недовольно зыркнули на него, они уже сами были одеты, одна, прижав подбородком платок, поправляла выбившиеся пряди, другая копалась в старой матерчатой сумке, чем-то шелестела. Сашка дождался, пока на него обратят внимание. Накинул куртку, застегнул молнию и вышел в темень.

Хорошо, подумал, что никому не пришло в голову меня дожидаться.

Но кое-кому пришло.

Фонари здесь были разбиты – все, кроме одного. Человек стоял прямо под этим, единственным уцелевшим, в лужице жидкого света – и, щурясь от дыма, курил.

Плащ на нём был всё того же синего цвета, как море на картинах Носинского.

– Здравствуй. – И едва заметный акцент тоже никуда не делся. – Я слышал твоё выступление.

– Как слышали? – удивился Сашка. – И кто вы, вообще, такой?

Незнакомец пожал плечами:

– Я был в зале, это не запрещается. – Он погасил окурок, огляделся в поисках урны и, не найдя ни одной, так и остался с окурком в руке. – Ты хорошо говорил. Наверное, ему понравилось.

– Кто вы такой? Я позову на помощь, учтите.

– У меня самолёт в пять утра. И очень мало времени. Всё время времени-то и не хватает… – добавил он, рассеянно сминая окурок пальцами. – Всегда…

Сашка отступил на пару шагов, убрал руку с шаром за спину, другую сунул в карман, к мобилке. Он не чувствовал угрозы со стороны незнакомца, но эта его манера изъясняться…

– Я знал твоего деда. Давно, в другой жизни. Когда попал сюда, хотел с ним поговорить, да, видишь, не успел. А завтра я улетаю. Этого следовало ожидать, мы с самого начала знали, что этим закончится. Неважно. Послушай, Александр, я вряд ли сюда вернусь. И вряд ли у меня будет ещё одна возможность. Позволь мне с ним поговорить.

– С кем? – не понял Сашка.

– С твоим дедом.

– Но он же… – Сашка покраснел. – Он не разговаривает. Ни с кем вообще.

Незнакомец рассеянно кивнул. Продолжал мять в пальцах окурок, на асфальт сыпались крошки.

– Ничего. Так ты позволишь?

– Я опаздываю… – зачем-то сказал Сашка. – Родители будут беспокоиться.

Незнакомец отряхнул ладони и очень аккуратно взял над Сашкиной головой шар за цепочку.

– Я отвезу, – бросил он. – К самому дому.

Сашка крепче сжал пальцы.

– Я…

Он не успел договорить. Цепочка вдруг рванулась прочь из пальцев, Сашка попятился и только потом понял: незнакомец и сам удивлён.

Шар дёрнулся ещё раз. И снова едва слышно начал напевать-бормотать ту самую мелодию.

– Пять минут, – тихо сказал Сашке незнакомец. – Только пять минут.

Сашка кивнул и разжал пальцы.

Человек в синем плаще взял шар в ладони, как берут на рынке арбуз, чтобы проверить, спелый ли он. Отошёл на пару шагов и встал к Сашке боком. Его шрам сейчас, в свете фонаря, был похож на рану.

– Ты слышишь меня, атари?н? Надеюсь, слышишь. Я представлял себе эту встречу последние двадцать семь лет, каждую ночь перед сном. Это помогло мне выжить. Несмотря на твоё предательство, атари?н, многие из наших уцелели… тогда. Ты ушёл – мы остались. И я следил за тем, как ты жил, вести доходили до нас, даже там. Я был рад: ты получил по заслугам. Я надеялся приехать, чтобы сказать тебе об этом: каким ты был и каким стал. Я приехал. И теперь, глядя на тебя, говорю – мне жаль. Ты уже наказан, и это… это слишком, даже для тебя, атари?н. В конечном счёте, может, ты и был прав. Видишь, к чему мы пришли… всё повторяется, и всё, что мы делали, ничего не изменило. Может, хоть то, что ты… – Он покачал головой, как будто прогонял усталость. – Ладно, неважно. Время рассудит. Мне пора, атари?н, пора… Мы уже не свидимся ни здесь, ни там. Я просто хотел сказать тебе: ту пропэйлоч-ар.

Шар загудел громче, было видно, как дрожат от вибрации ладони незнакомца.

Тот оглянулся на Сашку, словно бы решал некий очень важный вопрос.

– Нет, – сказал он наконец шару. – Нет, я не могу. Это – не могу, прости.

– Эй! – крикнули вдруг от входа. – Эй, ты что это там?! А ну оставь хлопца в покое! И шар ему отдай, слышь!

Тётки-гардеробщицы надвигались, всклокоченные и разгневанные. Та, что слева, размахивала кошёлкой.

– Вам лучше уйти, – сказал Сашка. – Домой я как-нибудь сам доберусь.

Человек в синем плаще медлил ещё минуту. Потом отдал шар и ушёл быстрым плавным шагом – словно тигр, которого вспугнули псы. Просто растаял во тьме.

Сашка прикидывал, как будет объясняться с тётками, а сам всё смотрел на дедов шар, не мог оторвать глаз. Словно в первый раз увидел.

Потёртости, едва заметные следы от маркера, разводы… Оболочка чуть сморщенная и дряблая, как старческая кожа.

Попытался вспомнить, когда в последний раз читал деду? А когда перевесили его в гостиную?..

Не смог.

– Сынок, с тобой всё в порядке?

Тётки стояли плечом к плечу и тяжело дышали. У той, что справа, платок развязался и съехал набок.

– Спасибо, – сказал им Сашка. – Со мной – всё.

Родители купили шикарный торт и не ложились спать, ждали Сашку, чтобы вместе отпраздновать триумф. Зажгли свечи, накрыли стол новой скатертью. Сами были нарядные и взволнованные.

– Горжусь! – Обняв за плечи, отец пристально поглядел на Сашку. – А ведь ты вырос. Погляди, мать, он вырос, правда. Он у нас уже совсем взрослый.

С глухим хлопком была откупорена бутылка шампанского, и Сашке налили на два пальца, «сегодня можно, верно, мать?».

Он пригубил, чтобы не обижать их.

– …и вот что я думаю: не будем мы тянуть, возьмём-ка текст этого выступления да оформим как куррикулум! А? Ты ведь там о нашем дедушке очень красиво и правильно сказал. – Отец решил, что Сашка удивлён, и пояснил: – Нам уже мама Дениса звонила, поздравляла. Я так понял, это не совсем то, что ты сначала писал, но… может, так даже лучше?

– Знаешь, пап, вообще-то это был экспромт. У меня… я вряд ли смогу повторить.

– Это не страшно, – сказала мама. – Возьмёшь за основу свой проект. К тому же, я уверена, кто-нибудь писал всё на видео. – Она ловко разрезала торт и на каждое из четырёх блюдечек положила по кусочку. – Не тушуйся, я уверена, дед был бы тобой доволен.

Сашка вздрогнул. Он покосился на пустой стул, перед которым лежал нетронутый кусочек торта. Шар родители привязали на прежнее место, рядом с бабушкиным, а это… ну просто так полагается. Обычай такой.

– Да, – подхватил отец, – нам Софья Петровна так и сказала: впервые благодаря Саше я поняла, что ваш дедушка был не только… как там она сформулировала?

– «Не только поэтом, но и просто живым человеком», – отозвалась мама.

Торт был приторным до тошноты. Крем – жирным, липким, слишком ярким. Сашка, обжигаясь, хлебнул чаю.

– На следующей неделе и оформим, – подытожил отец. – Нечего тянуть, ты согласна?

Мама кивнула.

– Как раз успеваем к сроку.

– Заодно уточним, можно ли будет на время отдать…

– Как «отдать»? – не понял Сашка. – Зачем?

Отец виновато улыбнулся маме:

– Кажется, я раньше времени сдал наш секрет.

Та махнула рукой:

– Говори уже, конспиратор.

– Сейчас-сейчас!.. – Из прихожей отец вернулся с конвертом. – Вот, прочти-ка сам.