Самое странное при этом: я очень любила маму, но с некоторой оговоркой. Я любила ее, когда она была на расстоянии, желательно вне зоны доступа для мобильных операторов, ну и совсем желательно — с севшим голосом.
Я плохая? Нет, что вы, просто я очень рассудительная, и если все наши разговоры и встречи заканчиваются ссорами и повышенным давлением (естественно, маминым), болями в сердце и прочим, что грозило чем-то страшным, то я предпочла бы оберегать любимую мамочку.
На деле же все, конечно, было не так серьезно: просто начиная с первого класса, а может и ранее, уже не помню, мы категорически не сходимся во взгляде на жизнь. То я не так наклон делаю, то тетрадь не под тем углом кладу на стол, то книжку читаю не как положено, то парень для нее плох, то цвет волос неприличен, то замуж не выхожу, то развожусь, а когда я родила без мужа и при этом не сознаюсь ей, кто отец ребенка… Прикрываясь тем, что заявление мы подали раньше и, вообще, мы не спали (слово «секс» для мамы ругательное) до этого… Короче, я дурная и прочее.
Теперь я неправильно воспитываю сына, я неправильно работаю, и если кто считает, что это уже много для постоянных претензий в свой адрес, то неправ, совсем неправ, это я и половины не перечислила.
— Наташа, как ты разговариваешь с матерью, — попытались поставить меня на место, чинно восседая в кухне с чашкой чая.
— Очень ласково, пока что… — я даже улыбнулась. Не, ну а что? Я хорошая дочь, иногда… Но сейчас не я начала войну, и уступать я не собиралась.
Дело было в том, что бабушка, мать мамы, чуть больше полугода назад умерла. Бабушка с дочерью почти не общалась, спокойно доживала свой век в своей комнате в этой старой квартире. И если мне эта квартира нравилась, даже со всеми безумными соседями, что здесь жили раньше, то мама всегда пренебрежительно кривилась и раз за разом предлагала продать несчастные двадцать квадратов жилой площади… Логично, что после ее смерти эти несчастные двадцать квадратов достались мне, в комплекте с выносом мозга.
— Наталья Игоревна! Подумай о ребенке! Жить в коммунальной квартире! Ты хоть понимаешь, какой это стресс для ребенка?!
— Нас все устраивает! — огрызнулась я, на автомате убирая все со стола.
— Что тебя устраивает? Это же дыра! Продай ты эту несчастную комнату и купите себе с сыном квартиру, а лучше положи на счет в банке, а сами переезжайте к нам, у нас места много…
— Мама! Нет! — я хлопнула дверцей шкафа и повернулась к родительнице. — Это не дыра! Продавать ее и покупать новую квартиру я не буду! И тем более я ни при каких обстоятельствах не буду жить под одной крышей с тобой и не подпущу к тебе своего ребенка! — это я, конечно, сказала зря, очень зря! Но один из моих недостатков — быть дипломатичной я не умею, мне надо все и сразу в лоб.
К счастью или нет, но мое последнее заявление мама решила пропустить мимо ушей — у нее всегда был великий талант слышать то, что она хочет. Сейчас она хотела слушать, как я соглашаюсь продать комнату. Господи, почему я не послушалась папу и не забрала у нее вовремя ключи?
— Ты продашь! Я уже и тому милому молодому человеку сказала, что ты продашь… — я рыкнула — милый молодой человек, он же Славомир Бедовый, мне уже и так подпортил жизни, а здесь этому умнику еще и посчастливилось с мамой поговорить. Да ему совсем жить надоело, не иначе…
— Не рычи! Таких порядочных только поискать, еще и детей любит, и у него даже девушки нет, я, между прочим, намекнула, и он…
— Мама! — я то ли зарычала, то ли заныла… Она непросто пытается комнату продать! Она меня еще и замуж выдать пытается. Еще и приговаривая, как я соседям в глаза смотреть должна… Тьфу, дался ей этот муж? Что вот в нем хорошего? Нет, у всех есть, и тебе надо. Нахрена? Ладно, это дело десятое, сейчас главное отстоять комнату…
— Не мама, а перспективный молодой человек…
— Я этого перспективного с лестницы спущу при следующей встрече, — я глубоко вздохнула, стараясь успокоиться. — Что ты ему наобещала?
— Да ничего я ему не обещала!
— Да? А какого Дарт Вейдера он пригласил нас в офис? — я говорила тихо, стараясь не сорваться.
— Ну… — дорогая мамуля вскинула подбородок, всем видом показывая, что права в этой кухне только одна она. — Я сказала, что ты продаешь комнату.
— Но я же ее не продаю, — я хищно улыбнулась.
— Ты не можешь отказаться! В каком свете ты выставишь меня?
— Но я отказываюсь, — твердо заявила я, сдерживая себя, чтобы не ляпнуть, что это не мои проблемы, в каком свете она себя выставит, но я же хорошая дочь… Иногда.
— Ты должна хотя бы съездить и выслушать их условия.
— Нет! Мама, но ты права, мы туда поедем, ты зайдешь в офис и извинишься, что ввела их в заблуждение! Моя комната не продается!
Я жестом показала на дверь.
— Прошу, они же ждут. Надо как можно скорее развеять их сомнения, — были, конечно, возражения, но они не принимались. Я никому не позволю решать за меня. Никому.
Алексей
Я сидел в своем кабинете и честно ждал приезда новой хозяйки комнаты.
Не то, чтобы я верил, что она согласна ее продать, но познакомиться мне хотелось. Да что врать, мне столько рассказывали про эту внучку, еще когда я жил в этой самой квартире, что я просто из любопытства хочу увидеть ту, кого мне сватала одно время вся коммуналка. Одно точно — характер у девушки был стальной, а то, что у Славы давно переговоры зашли в тупик, я понял и по нескольким фразам, где ясно и понятно, что его послали… Ему, если честно, полезно.
А то, что мне пришлось вернуться в офис — ну, это огорчило бы меня только в том случае, если бы был шанс провести это время с Наташей и ее сыном, а так… Раз она убежала… Но два часа были невероятными…
— Ты в курсе, что у тебя что-то с лицом? — явление брата было, как всегда, внезапное и фееричное. Где вот этот великовозрастный весельчак раздобыл бороду и красную шапку, не знаю, но смотрелся он, как идиот, хотя почему как? По жизни уже было не раз доказано, что это признанный факт.
— А что с ним? — я нахмурился и посмотрел в отражение одного из шкафов с документами. — Лицо как лицо…
— Тебе, кажется, челюсть судорогой свело, — мне показали на улыбку, — ты как идиот улыбаешься, может, к врачу? — совершенно серьезно выдал Андрей, я только закатил глаза.
— Очень смешно.
— Нет, но ты у нас сама серьезность, а такой улыбки, как там ее, мечтательной, я и вовсе не видел у тебя с института, когда ты бегал за Юлькой Соколовой. Хотя нет, вру, было как-то шесть назад мимолетное явление…
— Нашел, что вспомнить, — я усмехнулся.
— Нет, брат, серьезно, я тебя с пелёнок знаю, что произошло за четыре часа, пока тебя не было?
— Ничего… — я невольно вспомнил обед и свою прекрасную собеседницу, расплываясь в улыбке.
— Ехтыжблин, — протянул Андрей, теперь улыбаясь еще шире. — Как зовут эту волшебницу, что тронула сердце нашего ледяного короля? Тьфу, Деда Мороза…
— Андрей! С чего ты взял, что виновата женщина? Может, я в лотерею выиграл?
— Ты, лотерею? Да с твоей удачливостью только героически котов из канала Грибоедова вытаскивать и даже не спросить при этом номер телефона прекрасной незнакомки, ради которой этот подвиг совершался.
— Сглупил тогда, — сознался я, вспоминая историю шестилетней давности: образ той девушки почти стерся из памяти, смутно помню темные волосы, рост, улыбку… Но узнать — нет, не узнал бы я ее сейчас. У меня всегда плохая память на лица, а здесь и подавно, еще ведь хотел нарисовать тогда, сделал набросок и благополучно потерял…
— Ну, в этот раз хоть не сглупил? — брат хмыкнул и повалился на диван. Работать ему явно было неинтересно, а вот выяснять подробности моей личной жизни — с удовольствием…
— Нет, — коротко ответил я, нащупывая в пиджаке карточку с номером.
— Уже радует, ну и как зовут мою будущую невестку? — я предостерегающе посмотрел на Андрея, он только улыбнулся. Не отстанет ведь…