Если б на кухне работал, по обыкновению, телевизор, то сотовый она и не услышала бы, да и домашний телефон тоже. Страшно подумать, что бы предприняла княгинюшка, не дозвонившись племяннице!
Спасательная экспедиция пожарных, милиции, «Скорой» и, до кучи, МЧС, отправленные в академический поселок, – самый мягкий вариант развития событий.
Тетушка, признававшая полную самостоятельность и право на личную территорию и жизнь племянницы, никогда ее не контролировала, отчетов не требовала – боже упаси! – но волновалась и переживала за Стаську, правда, старалась не демонстрировать так уж явно своей заботы.
Они созванивались каждый день, иногда по нескольку раз, поболтать, обменяться новостями или потому что соскучились. В Москве, так уж сложилось, они оказались вдвоем и любили, оберегали друг друга, как могли.
Кстати, Стася и представить не могла, что бы она делала, если бы как-нибудь не дозвонилась тетушке!
Не стоит и представлять! Ей-богу!
– Да, да! Я здесь, здесь! – проорала она, откопав трубку в залежах полезных ископаемых своей сумки, брошенной в прихожей на пуфик.
– Я тебя отлуплю! – «поздоровалась» тетка громко. – И лишу наследства! Смерти моей хочешь? Мне вообще врачи рекомендуют воздерживаться, правда, не помню от чего, но рекомендуют же! А ты?
– Не шуми! Я осознала!
– Что с тобой случилось? Я звоню который раз, и ни один телефон не отвечает! Слава, ты в порядке? Ты где вообще?
– «Лучший способ ничего не узнать – настойчиво расспрашивать», – процитировала Стася.
– Вот что я тебе скажу, Слава: слишком ты начитанная. Для девушки это вредно. Более того – непростительно!
– Я так поняла, твое негодование иссякло?
– Нет. Кипит, но на малом огне. Ты жива, бодро отвечаешь, язвишь понемногу, из чего я делаю вывод, что ты в порядке.
– Я – да! А вот у Василия Федоровича инфаркт!
– О господи! – растеряла воинственность княгинюшка. – Живой?
Прижимая плечом к уху трубку, Стася подробненько рассказала о случившемся: и о ходе спасательных работ, проведенных на пару с доктором Больших, и о благополучном поступлении в больницу. Дорезала тем временем салат, выключила газ под сковородкой, накрыла себе стол для трапезы, понимая, что есть и разговаривать придется одновременно, так просто тетушка ее не отпустит, не разогревать же все второй раз, да и дело привычное – трапезничать и болтать с Симой по телефону.
– Я правильно поняла, что этот «хороший человек» спит сейчас в твоей кровати? – заострила внимание на данном факте княгинюшка, выслушав, не перебивая, Стасю.
– Не могла же я его бросить! – оборонялась племянница.
– Господь с тобой! – праведно «испугалась» тетушка. – Такими кадрами разбрасываться преступно!
– Только ничего не выдумывай! – напряглась Стаська, заподозрив подтекст в теткиных словах. – Человек попал в трудные обстоятельства, а при этом бросился спасать Василия Федоровича, разве можно было не помочь?
– Ну разумеется!
Тональность утверждения осталась непонятной – не то скептицизм, не то полное поддержание проявленной племянницей человечности.
– Как, ты сказала, его фамилия?
– Больших.
Серафима помолчала.
– А ведь я его знаю! – поразила княгинюшка заявлением. – Точно, это он! Помнишь, когда Евгеньюшка попал в аварию и у него были страшные открытые переломы?
– Ну, еще бы! Помню! – подтвердила Стася осторожно.
– Меня тогда врач, который принимал Евгеньюшку в больнице, отвел в сторонку и сказал: «Если хотите, чтобы он полностью восстановился, встал на ноги и не хромал, попробуйте попасть к доктору Больших». Я спросила, что, мол, он светило какой, профессор, а врач усмехнулся. Нет, говорит, простой доктор, молодой причем, без званий и степеней, но гений. И если вам кто и поможет, то только он, я сделаю все, что могу, но…
– Да ничего такого я не помню! – возмутилась до глубины души Стаська.
– А я тебя и не посвящала в детали, не до того было! Я подключила все свои знакомства, какие могла, и договорилась. Знаешь, поразилась, когда Евгеньюшку привезла на «Скорой» в эту больницу, в которой гений-то работал. Простая районная больница, и вышел нас встречать высокий, большой, замученный мальчик, по чьей-то там просьбе оставшийся после суточной смены специально, чтобы принять нас.
– Никакой он не мальчик, а здоровенный, хоть и замученный, мужик с седыми висками! – капризно возразила Стаська.
– Так сколько лет прошло! Десять почти. Тем летом ты как раз экзамены выпускные сдавала. Неужели ты не помнишь? Ты ж в больницу к Евгеньюшке ходила постоянно, сталкивалась наверняка с его лечащим врачом?
Стася старательно напрягла память. Больницу помнила и дядю Женю, веселившего всю палату анекдотами и шутками, и как с помощью фломастеров разрисовывала его гипс цветочками и бабочками для «красивости и отдохновения глазу от белизны» по его просьбе. И как они втроем, с Симой и дядей Женей, тайно от медперсонала, распивали шампанское за ее окончание университета, и их застукала медсестра. А вот врача дяди Жениного…
Ей стало совсем уж обидно и жаль, что она не узнала, не увидела его тогда.
– Нет, не встречалась я с врачом.
– Зато сейчас встретилась! Москва – большая деревня, все друг друга, если не напрямую, то через кого-то знают. О нем тогда легенды ходили, этого Больших втихаря и к первым лицам цекашным вывозили врачевать, если слухи не врут.
– Вывозить-то вывозили, но, как я понимаю, ни денег, ни наград и званий не давали. Правильно, зачем! Лечит себе и так докторишка! – неизвестно почему кинулась защищать Больших от несправедливости Стаська.
– Слава, ты чего? – остудила ее тетушка. – В нашей стране всегда так: либо дело делать, либо награды и звания получать, по-другому редко выходит. Теперь он, видишь, спасает людей в мировом, так сказать, масштабе!
– И не одобряет пафоса.
– Да ты что! Еще и скромным остался! Дела-а! А говорят, что перевелись мужики на Руси! Врут! – воскликнула тетя и переключилась на иные дела. – Ладно, пусть почивает твой герой. Перейду, пожалуй, к шкурному интересу. Слава, ты дневнички-то прихватила или не до них было?
– Повезло тебе, княгинюшка. Я сначала дом проверила, тетрадочки твои нашла и в сумку сложила, а после Василия Федоровича обнаружила. И закрутилось все. – Стася загрустила, вспомнив о машине. – Но ехать второй раз все равно придется, свое авто забирать.
– Хочешь, я Виктора попрошу, он на электричке доедет и перегонит твою машину?
Виктор, водитель индивидуального такси, тетушка вызывала его, если имела надобность куда-либо ехать, практически личный водитель, который благоговел перед княгинюшкой до восторга, выказывая готовность мчаться на ее зов в любое время дня и ночи.
– Посмотрим, – неопределенно буркнула Стася.
Они поговорили еще немного, тетушка старательно записала продиктованные Стаськой номера справочных телефонов больницы, чтобы узнавать о здоровье дачного соседа, рассказала о новом кулинарном шедевре, освоенном Зоей Михайловной, и удавшемся необыкновенно пироге, посетовав, что племяннице не довелось его отведать с пылу с жару.
– Приезжай завтра. На Кулишки сходим, в церковь, пирога поедим.
– А бог его знает, что завтра будет, – не обнадежила обещанием Стася.
Попрощались они как-то невесело. Отчего бы это?
Полночи Стаська вертелась, крутилась, вздыхая тягостно, всё носились в голове обрывки каких-то тревожных, отгоняемых мыслей, впадала, как в омут, в короткий сон-забытье, просыпалась испуганно и начинала снова ворочаться неугомонно.
Диван, на котором она устроилась в гостиной, уступив свою большую кровать-лежанку в спальной «хорошему доктору», не имел к ее растревоженному состоянию никакого отношения. Этот монстрик, как и кровать, радовал, можно сказать, потрясал своей монументальностью и при раскладывании превращался в трехместный, что вдоль, что поперек спортзал спальных возможностей. Стася сама, долго и упорно, выискивала себе «диванчик» не хилых размерчиков, не огрызок какой и примерялась, проводя в магазинах полевые испытания посредством укладывания тела на предлагаемые поверхности.