Вспомнил я былину – и как живой встает перед глазами старый мореходец Пафнутий Анкудинов.

"Всякий спляшет, да не как скоморох". Всякий поморец умел слово сказать, да не так красно, как Пафнутий Осипович.

Весной, бывало, побежим с дедом Пафнутием в море. Во все стороны развеличилось Белое море, пресветлый наш Гандвиг.

Засвистит в парусах уносная поветерь, зашумит, рассыпаясь, крутой взводень, придет время наряду и час красоте. Запоет наш штурман былину:

Высоко-высоко небо синее,
Широко-широко океан-море,
А мхи-болота – и конца не знай
От нашей Двины, от архангельской…

Кончит былину богатырскую – запоет скоморошину. Шутит про себя:

– У меня уж не запирается рот. Сколько сплю, столько молчу. Смолоду сказками да песнями душу питаю.

Поморы слушают – как мед пьют. Старик иное и зацеремонится:

– Стар стал, наговорился сказок. А смолоду на полатях запою – под окнами хоровод заходит. Артели в море пойдут, мужики из-за меня плахами лупятся. За песни да за басни мне с восемнадцати годов имя было с отчеством. На промысле никакой работы не давали. Кушанье с поварни, дрова с топора – знай пой да говори… Вечером народ соберется, я сказываю. Мужиков людно сидит, торопиться некуда, кабаков нет. Вечера не хватит – ночи прихватим… Дале один по одному засыпать начнут. Я спрошу: "Спите, крещеные?" – "Не спим, живем! Дале говори…".

Рассказы свои Пафнутий Осипович начинал прибауткой:

"С ворона не спою, а с чижа споется". И закончит: "Некому петь, что не курам, некому говорить, что не нам".

Я охоч был слушать Пафнутия Осиповича и складное, красовитое его слово нескладно потом пересказывал.

***