Дружный смешок аудитории на реплику.

– …мы совершим «круг почета» вокруг Национального парка и Федерального заказника «Земля Франца-Иосифа», с остановками на ряде островов, таких, как остров Рудольфа, Земля Александры, Земля Георга и нескольких иных островах и закончим исследования на острове Земля Вильчека. Откуда экспедиция вернется в порт Архангельска. Повторюсь: это одна из самых масштабных экспедиций с самым большим объемом научных исследований и задач. Но, знаете… – он положил указку на стол, подошел к краю сцены, поближе к слушателям, засунул руки в карманы и доверительным, проникновенным тоном, чуть понизив голос, продолжил фразу: – Сколько бы экспедиций ни проводилось в Арктике, как бы ни развивалась наука и ни совершенствовалась аппаратура и методики исследований, позволяющие делать новые невероятные открытия, и как бы масштабно ни изучался этот край нашей земли, Арктика навсегда останется загадочной страной, с огромным количеством непостижимых тайн, невероятных гипотез, чудес и загадок. В чем-то даже мистическая, сакральная, во многом фантастическая и непреодолимо притягательная не только для ученых, но и для всех людей, кто имел неосторожность влюбиться в ее суровую красоту.

Зал замер, завороженный его поистине шаманским голосом! И на несколько секунд повисла абсолютная тишина! Не щелкали камеры репортеров, не жужжала телеаппаратура, создалось такое ощущение, что люди затаили дыхание…

Я держала Краснина в объективе камеры, когда он подошел к краю сцены, и увеличила, приблизила картинку. В тот момент, когда он произнес свои заключительные слова, выражение его лица сделалось каким-то одухотворенным, и произошло что-то еще… неуловимое, словно он знал нечто высокое, доступное лишь избранным, и светился этим знанием…

И я нажала на затвор камеры, прозвучавшей щелчками многокадровой съемки в этой тишине, словно серия выстрелов стартового пистолета… И зал, будто придя в себя от гипнотического транса, разразился аплодисментами.

Опупеть! Нет, ты не северный олень, Краснин, ты, блин, Верховный Жрец какой-то! Прямо зашаманил всех! Уф!

– Ну что, поняли, о чем я говорил? – посверкивая глазками, спросил меня студентик Краснина.

– Да, согласна, это явление, – порадовала я его своими впечатлениями.

– На то он и Крас, – тоном бывалого знатока поддержал авторитет учителя мальчик.

А я начала пробираться к выходу. Ответы на многочисленные вопросы журналистов и ученых, посыпавшиеся на Краснина и других участников президиума со всех сторон, мне слушать некогда. Мне надо занять стратегическую позицию и перехватить Олега Александровича Трофимова у выхода из зала через двери, ведущие со сцены, и предъявить им себя и свои «верительные грамоты» для получения заветного места на этом непростом научно-исследовательском кораблике, начиненном кучей крутой аппаратуры и отправляющемся в дальнее плавание.

Однако неожиданно для себя я вдруг обнаружила у нужных мне дверей полный аншлаг ожидающих выхода руководящих особ, и прорываться через эту толпу не имело никакого смысла, да и возможности. Придется действовать по обстоятельствам. Ничего, не впервой, это я умею, по обстоятельствам-то.

Минут через пятнадцать обе створки дверей распахнулись и президиумные мужи начали выходить, продолжая какие-то разговоры между собой. Несколько барышень разноцветной стайкой окружили появившегося Краснина и, перебивая друг друга, принялись о чем-то сообщать доценту, или просить, или черт их знает, что им от него было нужно.

Я поначалу удивилась этой дамской активности, но тут же сообразила, что после такого магического действа, что он устроил со сцены (а по всей видимости, такие вот сеансы «одновременного» гипноза он вытворяет на каждой своей лекции), да при иных его неоспоримых достоинствах, как то: молодой, интересный, насколько мне известно, неженатый, Краснин просто обязан пользоваться повышенным спросом со стороны женщин.

Нет, ну а как может быть иначе! Это я тут немножечко сегодня торможу чего-то, не догоняя очевидных вещей.

Да и ладно сто раз! Мне вообще-то не до этого, мне бы выхватить из этой толпы да заполучить Олега Александровича.

Ну а чего тут мудрить! Я довольно бесцеремонно растолкала всех и пробралась пред светлы очи Трофимова, слегка даже как-то ошарашив его своим стремительным и напористым прорывом и появлением.

– Здравствуйте, Олег Александрович! – бодрой пионеркой поздоровалась я и сразу приступила к сути: – Вам из Министерства образования должен был прийти запрос на включение меня в состав экспедиции.

– Да, да, – обрадовался Трофимов, видимо тому, что я не экстремистка какая, прорвавшаяся к нему через толпу со зловредными намерениями, например покалечить светило отечественной геологии, а вполне мирная дамочка, присланная из министерства. – Была такая заявка. У вас еще необыкновенное имя и фамилия запоминающаяся, как там?.. – покрутил он пальцами, пытаясь вспомнить мою «запоминающуюся» фамилию.

– Да, – только и подтвердила я, не желая прилюдно здесь представляться.

– Ну ладно. – Он так и не вспомнил. – Но, знаете, этими вопросами занимаюсь не я. – И оживился пуще прежнего, видимо на сей раз оттого, что ему не надо самому разбираться с энергичной дамой с министерскими связями, и бог ее еще знает, что у нее там за связи, и позвал Краснина: – Пал Андреич!

Краснин, извинившись перед мужчиной, с которым разговаривал в этот момент, настойчиво и целеустремленно пробрался через «оградительный» женский отряд, так и окружавший его, и быстренько подошел к нам с Трофимовым.

– Пал Андреич, ты помнишь, я тебе вчера отдал заявку на участие из Минобразования? – бодренько так, радостно обратился к нему Трофимов.

– Помню, а как же, – подтвердил с намеком эдаким Краснин.

Не иначе они с милым Олегом Александровичем прошлись с сарказмом и по моему имечку с фамилией, и по заявкам шальным из министерства, пытающегося даже сюда пристроить своих протеже.

– Так вот эта барышня! – тем же радостным бодряком сообщил Трофимов. – Ты разберись с этим вопросом и сам все реши.

Краснин кивнул и перевел изучающий взгляд на меня, позволил себе несколько секунд легкого рассматривания и предложил:

– Идемте ко мне в кабинет, тезка, а то здесь нам поговорить спокойно не дадут.

Я кивнула, соглашаясь, и последовала за ним по коридору.

Ну да, я его тезка. И зовут меня Павла. Не спрашивайте!

За мою жизнь маманей было выдвинуто как минимум версий десять присвоения мне такого имени, всегда в неком контексте с обстоятельствами ее жизни и работы. Я выбрала для себя две, как мне кажется, наиболее удачные. Но обе с нехилой претензией – одна в честь великой балерины Павловой, а вторая и того пуще – в честь святого Павла. Поверьте, все остальные еще кучерявее. Так что я остановилась на этих двух. А имя мое мне нравится, и потом я к нему привыкла как-то, да и с младенчества всегда была явно выраженной девочкой по многим признакам, поэтому мальчишескими кличками меня никогда не обзывали. И зря вы что подумали – не попастой и не грудастой вовсе, а маленькой, миниатюрной, белокожей, со светло-русыми кудряшками, завивающимися крупными локонами, с большими голубыми глазищами и алыми губками бантиком. Спутать меня с мальчиком не представлялось никакой возможности. И чего ее сподобило наградить меня мужским именем?

Это что, мою старшую сестру маменька назвала Глорией. В этом случае вообще без версий – Глория и все, я так захотела! Сестрица родилась в разгар московской Олимпиады восьмидесятого года, ну в этом, скорее всего, разрезе, что-то про «наши победят» и слава чему-нибудь. Если кто не знает, то Глория с латыни переводится как «слава». Но имя вразрез с сутью и характером сестры не шло, а ровно наоборот, весьма им соответствовало и подчеркивало ее уникальность.

Кажется, я отвлеклась.

Ну что ж, представлюсь – я Павла Александровна Шротт.

Фамилия от дальних предков, выходцев из Швеции, по крайней мере эта версия происхождения фамилии основная, остальные никто рассматривать не брался.