Как ни странно, от ее комплиментов я закусываю губу. А когда она роняет:
– Вот бы моя мама была такой же классной, как твоя, Леви, – я готова разрыдаться и еле сдерживаюсь, чтобы не обнять ее.
Пенни, 17:00
Поселок гудит от туристов, которые собираются покинуть остров на пароме в пять тридцать. Одни закупаются пончиками с джемом в булочной, другие – сувенирами в универмаге; к загорелым лицам намертво приклеился хмурый взгляд. Туристы едут домой. Прощай, свобода идиллического отпуска; их снова ждут оковы городской рутины. Солнце клонится к закату, и я невольно пыжусь от гордости, оставив велосипед под смоковницей у залива Мортон и медленно проходя мимо отъезжающих. Я-то остаюсь.
– Простите.
Протискиваюсь между парочкой, спорящей, где их билеты, и замечаю Элоизу, которая прислоняет велосипед к стене булочной. Черт. Смотрю на часы. Магазин скоро закроется. Мне нужно успеть купить десерт, хотя бы кекс для Кева. Элоиза достает что‑то из сумки на багажнике и идет внутрь. Коко сидит в коляске, и, конечно, Элоиза оставляет девочку без присмотра. Жду минуту и иду следом.
Внутри прохладно, несмотря на летнюю жару. Холодок пробирает босые ступни и обгоревшие плечи. Владелец булочной Роб стоит за кассой и обслуживает очередь из туристов. Он поднимает глаза, видит меня и улыбается, показывая желтые от никотина зубы. Вот зараза. Не думала, что он все еще работает на острове. Давно его здесь не видела.
Никогда не забуду, как он раз пригласил меня и моего первого мужа к себе в дом, ветхую лачугу из рифленого железа и бледно-желтых досок, скорее заляпанных, чем покрашенных. На провисших балках болтались пенопластовые швартовные бочки. У стены притулились три изъеденных солью велосипеда. У нас тогда еще не было детей, мы с мужем выпивали в пабе, там и встретили Роба с упаковкой пива, а чуть позже остановились у входа в его дом. На кофейном столике тянулись шесть дорожек порошка, ровно отмеренные банковской картой. Помню, как отступила назад и потянула Грега за собой. Я всегда была против наркотиков, не хотела даже пробовать. Спустя несколько лет мы с Робом столкнулись снова, он расспрашивал о Рози и о моей прошлой жизни, еще до Кева. О таком обычно рассказывают только очень близким друзьям или членам семьи. Лучше бы Роба здесь не было. Лучше бы он не возвращался.
Вдруг понимаю, что накидка, которую я надела из-за жары, просвечивает насквозь. Липнет к бедрам и обтягивает грудь. Стараюсь не встречаться с Робом взглядом и надеюсь, что меня обслужит другой кассир.
Запах мускусных духов Элоизы шлейфом тянется по булочной, по нему я и определяю ее местоположение. Она наклонилась к холодильнику и изучает мороженое. К хлебному отделу я прохожу мимо нее на цыпочках, надеясь, что она не глянет в мою сторону. Притворяюсь, что читаю ценники, а сама одним глазом слежу за ней, но она слишком поглощена выбором лакомства для Коко или для Леви.
Я быстро вываливаю на прилавок буханку ржаного хлеба и булочки для хот-догов, мне уже не до десерта. За пирожными пришлось бы снова пройти мимо Элоизы. Слишком рискованно. Дети могут поесть конфет. Или фруктовый салат. Или дам им по паре штук печенья. А кекс для Кева куплю завтра. Роб обслуживает последних покупателей, молодую пару, и цокает языком, когда видит меня. Никотин окрасил его пальцы в горчичный цвет.
– Ты смотри, какие люди! – начинает он, точно волокита из кабака. – Мисс Пенни, давно не виделись. – Он бросает взгляд на булочки для хот-догов и быстро улыбается. – Какими судьбами? Семейный отпуск? Романтические выходные?
– День рождения мужа. Ему сорок.
Роб хмурится.
– У тебя новый мужик?
Не хочу объяснять, что я тринадцать лет как развелась и уже одиннадцать лет замужем за Кевом.
– Да.
– Передай мои поздравления. – Роб чуть улыбается и кладет покупки в пакет. – Он хоть врубается, как ему повезло?
Но я уже не слушаю Роба: за мной в очередь встала Элоиза. Я чувствую насыщенный запах ее духов, похожий на ладан. Сразу двое людей, с которыми я не хочу общаться. Прикладываю карточку к аппарату и выбегаю, опустив голову.
Пенни, 17:31
Сэл уходит вздремнуть перед ужином, и на балконе теперь уж точно только взрослые. Забавно наблюдать за жизнью женщины без детей: дневной сон, маникюр-педикюр, никакой ответственности. Помню, и я была такой. Но почувствовала себя счастливой только после рождения Рози.
В отсутствие Сэл мужчины наконец расслабились. При ней они как кобели рядом с сучкой, а без нее успокаиваются, вновь принимаются жевать и болтать. Сейчас Бретт, Скотт и Кев тихо обсуждают преимущества покупки дома.
Теперь мне хорошо и спокойно, я прислушиваюсь к монотонному разговору, и последние лучики солнца греют мне ноги. Рука то и дело тянется к животу. Мне не нужно вино, я и так пьяна от счастья, лежу себе на балконе, ступни на коленях у Кева, лицо прикрыто соломенной шляпой, из-под которой я иногда поглядываю в туманную голубую даль.
Энергичные голоса изнутри дома нарушают царящую на балконе атмосферу легкости.
Через секунду я уже сижу, приподняв шляпу за край, и всматриваюсь в комнату за окном. Рози, Леви и Элоиза со шлемами в руках топают по полу, подходят к комоду и сваливают в кучу ключи от велосипедных замков. Рози улыбается, в кои‑то веки улыбается. Она смотрит Элоизе в рот, будто только что нашла лучшую подругу. Смеется и трогает Элоизу за плечо, а я стискиваю зубы.
– Приходи иногда понянчиться с Коко, – слышу я слова Элоизы. – У нас возле бассейна есть домик, там можно даже поспать.
В зубах у меня застрял кусочек горькой оливки. Выковыриваю его языком и пережевываю, пока эта женщина налаживает отношения с моей дочерью.
Ладно, пора готовить напитки к вечеру. Пусть они все возвращаются на свои виллы. Кое с кем из гостей мы собирались выпить уже сегодня: с коллегами Кева, с несколькими мамочками из нашего клуба. Но почему бы не встретиться в пабе? Живая музыка, неугомонные дети, горячая картошка, пьяные друзья.
– Давай поужинаем в пабе, – говорю я мужу, надеясь, что Скотт поймет намек: пора уходить. Не хочу ее больше видеть у себя в доме. Не хочу слышать, как они весело болтают с Рози.
Кев кивает:
– Пен, я за.
– А разве мы не здесь будем есть? – удивляется Бретт.
Щеки у него раскраснелись и блестят. Я обожаю брата. Его легко порадовать, легко любить. У мамы с папой Бретт был любимчиком. Он как большой ребенок, от которого никто и не ждет взрослых поступков.
– Куда проще принять гостей в пабе, как считаешь? – обращаюсь к нему.
В детстве они с папой неделями жили на Роттнесте, пока мы с мамой торчали дома, позволяя мальчикам отдохнуть. Я заметила, как брат рассказывает об острове Сэл. Авторитетно, гордо, с чувством собственничества.
Скотт приподнимается, допивая пиво.
– Да, нужно проследить, чтобы дети были готовы.
Элоиза выходит на балкон. По крайней мере, теперь она прикрыта: прозрачный кусок ткани висит на ее костлявой фигуре. Даже не буду смотреть на нее. Хорошо хоть, соломенная шляпа позволяет сделать вид, что я случайно не заметила Элоизу.
Бретт встает и пристраивает бутылку с пивом на столике рядом с сыром, который уже начал подсыхать.
– Паб – хорошая идея. Сэл там никогда не была.
– Не была в пабе? – подтрунивает Кев. – Не пускают по возрасту?
Бретт шутливо толкает его в плечо:
– Завидуешь?
Муж притягивает меня за волосы, как за поводья, и целует прямо в губы. Запах пива ударяет мне в нос, а Кев обращается к Бретту:
– Ну уж нет, дружище. Я ведь захомутал твою сестру.
Бретт изображает, что его тошнит, а я бросаю взгляд на Элоизу: она смотрит прямо на Скотта с тем неловким напряжением, прочитать которое легче легкого. Оно красноречиво говорит: «Ты меня никогда так не целуешь».
Я женщина, у которой есть всё сразу. Многие считают, что нельзя уравновесить карьеру, жизнь, заботу о детях, о муже, о себе, секс, спорт и правильное питание. Но они не видели, как это получается у меня. Я прикрепляю листочки с расписанием на холодильник и на дверь офиса. Я женщина-блокнот, женщина-список, женщина-напоминалка, женщина-органайзер, женщина-сортировщик. Если вы не знаете, где лежат длинные белые носки, то они в верхнем ящике комода. Кокосового молока всегда три упаковки, и как только одна уходит на тайский карри, я тут же заказываю новую. У нас никогда не заканчивается туалетная бумага. Вот такая я женщина.
