— Солдаты в Хайберне поговаривают, что Высший Король не рад сложившейся ситуации с девчонкой. Амаранта сваляла дурака, заключив сделку. В прошлый раз её безумие с Юрианом стоило ему Войны; если она снова повернётся к нему спиной, больше её прощать он не собирается. Украсть заклинания и захватить себе кусок территории это одно. А снова провалить его дело — совсем другое.

Я вздрогнула, когда Аттор зашипел и щёлкнул зубами на своего собеседника.

— Миледи не заключает сделок, не приносящих ей пользы. Она дала им клочок надежды, но как только она разрушится, они будут её восхитительно сломленными приспешниками.

Должно быть, как раз сейчас они проходят мимо гобелена.

— Лучше молись, дабы именно так и было, — ответил гортанный голос.

Что это за существо такое, настолько непоколебимое перед Аттором? Призрачная рука фэйри-служанки крепче зажала мне рот, пока Аттор не прошёл мимо.

«Не верь своим чувствам» — эхом прозвучал в мыслях голос Элис. Аттор уже однажды поймал меня, когда я думала, что в безопасности…

— А тебе лучше попридержать язык, — предупредил Аттор. — Или Миледи сама это сделает — а с щипцами добра от неё не жди.

Другое существо снова издало тот звук, похожий на поросячий.

— Я здесь на условиях иммунитета от короля. Если твоя «леди» считает себя выше короля, только из-за того, что она правит этими жалкими землями, то вскоре ей напомнят, кто может лишить её сил — без зелий и заклинаний.

Аттор не ответил — и часть меня хотела, чтобы он возразил, огрызнулся. Но он промолчал, а страх ударил в живот, будто камень, брошенный в озеро.

Над какими бы планами не работал Король Хайберна все эти долгие годы — над его кампанией по возвращению земель смертных — кажется, больше ждать он не собирается. Возможно, вскоре Амаранта получит то, чего так жаждет: полное разрушение моего мира.

Моя кровь похолодела. Нэста — я доверила Нэсте увести нашу семью как можно дальше, защитить их.

Голоса удалились и стихли, но прошло ещё не меньше минуты, прежде чем две девушки расслабились. Гобелен растворился, и мы снова проскользнули в коридор.

— Что это было? — я переводила взгляд с одной на другую, когда тени вокруг нас посветлели — но не очень сильно. — Кто это был? — уточнила я.

— Проблема, — ответили они в один голос.

— Рисанд о ней знает?

— Скоро узнает, — сказала одна из них. И мы продолжили наш молчаливый путь в комнату для переодеваний.

Как бы там ни было, я ничего не могу сделать против Короля Хайберна — не пока я в ловушке в Подгорье, не когда я даже Тамлина освободить не могу, не говоря о себе. А кроме Нэсты, уже планирующей сбежать вместе с нашей семьёй, предупреждать мне больше некого. И так дни шли один за другим, приближая моё третье испытание.

***

Я думала, что нырнула так глубоко в себя, что понадобится что-то совсем из ряда вон выходящее, чтобы вернуть меня обратно. Я смотрела за пляской света по сырым камням на потолке моей камеры — как за лунным сиянием на воде — когда сквозь камни, будто рябью поднимаясь над полом, до меня донесся шум.

Я настолько привыкла к странным скрипкам и барабанам фэйри, что услышав живую мелодию, я подумала, что это очередная галлюцинация. Иногда, когда я достаточно долго смотрела в потолок, он превращался в безбрежное ночное небо, усыпанное звёздами, а я становилась столь маленькой и незначительной, что меня подхватывал и уносил ветер.

Я посмотрела на небольшую отдушину в углу на потолке, через которую в камеру попадала музыка. Видно, источник был где-то далеко отсюда, потому как до меня доносились только неясные переплетения нот, но когда я закрывала глаза, я слышала её более ясно. Я могла… видеть её. Как если бы она была огромной великолепной картиной, ожившей фреской.

В этой музыке была красота — красота и совершенство. Структура мелодии была похожа на то, как жидкое тесто выливают из чаши, одна нота поверх другой тают и сплетаются воедино, нарастая и заполняя меня. Эта музыка не была дикой, но в ней была сила страсти, переполненная некой радостью и печалью. Я подтянула колени к груди, нуждаясь в чувстве твёрдости своей кожи, пускай и скользкой от маслянистой краски на ней.

Музыка создавала путь, подъём сотканный из сводов ярких красок. Я пошла вслед за ним, вышла из этой темницы, сквозь слои земли, выше и выше — к васильковым полям, мимо переплетений ветвистых деревьев и вверх, в открытое небо. Ритм музыки был похож на руки, мягко подталкивающие меня вперёд, тянущие всё выше и направляющие сквозь облака. Я никогда так не видела облаков — их пышных сторон, я могла разглядеть справедливые и печальные лица. Но они исчезали прежде, чем я успевала рассмотреть их получше, и я посмотрела вдаль, куда меня звала музыка.

Это был или закат, или восход. Солнце окрасило облака в пурпурно-красный и фиолетовый, а его золотисто-оранжевые лучи вплетались в мой путь, создавая иллюзию мерцающего металла.

Я хотела раствориться в нём, хотела, чтобы солнце обожгло меня и наполнило меня такой радостью, что я бы сама стала лучом света. Это была не музыка для танцев — это была музыка для молитвы, музыка, способная заполнить все бреши в моей душе и унести меня к месту, где нет боли.

Я не осознавала, что плачу, пока тёплая капля слезы не упала мне на руку. Но даже тогда я держалась за музыку, я хваталась за неё как за край над обрывом, чтобы не упасть. Я не понимала, как сильно не хочу срываться и падать в эту безграничную тьму — как сильно я хочу остаться здесь, среди облаков, красок и света.

Я позволила звукам разорить меня, позволила им оставить меня пустой и пройти сквозь моё тело ударами барабанов. Выше и выше, создавая небесный дворец с коридорами из алебастра и лунного камня, где в мире живёт только прекрасное, доброе и фантастическое. Я плакала — плакала, потому что была так близко к этому месту, плакала от необходимости быть там. Всё, что я когда-либо хотела, было там — там был тот, кого я люблю…

Музыка играла, словно пальцы Тамлина по моему телу; это было золото его глаз и изгиб его улыбки. Это было словно как хриплая усмешка, и как он произнёс те три слова. Это то, за что я борюсь, это то, что я поклялась спасти.

Музыка нарастала — громче, величественнее, быстрее, она доносилась из своего неведомого источника — волна, достигшая своего пика и разбившаяся о мрак моей темницы. Когда музыка растворилась в тишине, из меня вырвался судорожный всхлип. Я сидела здесь, дрожа и рыдая, слишком обнаженная и незащищённая, брошенная музыкой и красками в моём воображении нагой.

Когда слёзы прекратились, но музыка осталась эхом в моём дыхании, я лежала на своей подстилке из сена и слушала собственное дыхание.

Музыка порхала в моих воспоминаниях, связывая их вместе и сплетая одеяло, окутавшее меня и согревшее кости. Я посмотрела на глаз в центре своей ладони, но он просто смотрел в ответ — неподвижный.

Осталось два дня до моего финального испытания. Всего лишь два дня, и тогда я узнаю, что Вихри Котла припасли для меня.

Глава 42

Это был такой же вечер развлечений, как и до этого — хоть он, похоже, станет моим последним. Фэйри пили, бродили, танцевали, смеялись и пели похабные и эфирные песни. Ни проблеска ожидания того, что должно произойти завтра — что я борюсь за перемены для них, за их мир. Возможно, они тоже знают, что я умру.

Я неприметно стояла у стены, позабытая толпой, в ожидании, когда Рисанд поманит меня выпить вина и танцевать, или что ещё ему захочется от меня. Я была в своём типичном виде — будто покрытая татуировкой из чёрно-синей краски вниз от шеи. Сегодня моё малопристойное платье было в оттенках розового заката, слишком яркого и женственного цвета в сравнении с завитками краски на моей коже. Не в меру жизнерадостное для того, что ждёт меня завтра.

Рисанд не подзывал меня дольше, чем обычно — хотя это, вероятно, связано с фэйри с гибким телом, устроившейся на его коленях и перебирающей длинными зеленоватыми пальцами его волосы. Вскоре она ему надоест.